Загрузка...8
И мы, его потомки, его духовные ученики и благодарные почитатели, не чувствуем себя вправе судить этот сложный характер.
Будучи человеком доброго сердца, он обладал одновременно тонким, обостренным понятием чести. Его не стоило труда уязвить, тогда он мгновенно становился необычайно серьезным и требовал сатисфакции.
В последние годы жизни Пушкин женился на красавице, которая была далеко не умна и мало соответствовала ему как жена, и, появившись при дворе, она приобрела немало пустых поклонников: уступать она им не уступала, но и отделаться от них не могла — не умела. Вот тогда и обрушился на ревнивого поэта град искушений и оскорблений, вот тогда и вынырнули закулисные твари, находившие особое удовольствие в подлости — они травили и дразнили поэта анонимными письмами.
О последних месяцах, неделях, днях и часах его жизни мы знаем все точно. Но я не стану говорить вам об этой трагедии оскорбленной чести, разбуженной ревности, о трагедии гения, которого не смогли уберечь. И только по одной причине. Всякий раз, как я погружаюсь в историческую подоплеку этой трагедии, мое сердце охватывает такая неодолимая печаль и безутешная скорбь мировая, что я от слез не могу говорить. А в таком состоянии негоже говорить с публикой.
Что касается церкви, то он ушел из жизни так, как подобает самому прилежному христианину. Его духовник, давший ему последнее причастие, говорил позже, что ему самому хотелось бы так отойти в лучший мир, как Пушкин.
Перед его добротой, любовью, его тактом и самообладанием в тяжелейших страданиях склонялись в благоговении очевидцы. Он простил своего врага, он успокаивал свою жену, позаботился о детях и примирился с царем.
В первый день поклониться праху его пришли 32 000 человек. Чтобы пропустить такой поток людей, в его квартире пришлось убрать стену.
Цензор Краевский позволил напечатать в газете следующий некролог: «Солнце нашей поэзии закатилось! Пушкин скончался, скончался во цвете лет, в середине своего великого поприща!.. Более говорить о сем не имеем силы, да и не нужно; всякое русское сердце знает всю цену этой невозвратимой потери и всякое русское сердце будет растерзано. Пушкин! наш поэт! наша радость, наша народная слава!.. Неужели в самом деле нет уже у нас Пушкина! К этой мысли нельзя привыкнуть!»52
Вдова известного историка Карамзина писала позже, что многие не поняли этой «огненной организации, этой честной, гордой и страстной души» и охватившего ее последнего, предсмертного пожара53.
Почти все русские поэты — их в России было тогда превеликое множество — откликнулись на его смерть; пророчески — как Тютчев, громоподобно — как Лермонтов, лирически-описательно — как Жуковский. Вот что писал Жуковский: «Я сел перед ним и долго, один смотрел ему в лицо. Никогда на этом лице я не видал ничего подобного тому, что было в нем в эту первую минуту смерти. Голова его несколько наклонилась; руки, в которых было за несколько минут какое-то судорожное движение, были спокойно протянуты, как будто упавшие для отдыха, после тяжелого труда. Но что выражалось на его лице, я сказать словами не умею. Оно было для меня так ново и в то же время так знакомо! Это не было ни сон и ни покой. Это не было выражение ума, столь прежде свойственное этому лицу; это не было также и выражение поэтическое. Нет. Какая-то глубокая, удивительная мысль на нем развивалась, что-то похожее на видение, на какое-то полное, глубокое, удовольствованное знание. Всматриваясь в него, мне все хотелось спросить: что видишь, друг?..»54
Так выглядел, так жил, любил, страдал, творил и умер величайший поэт русского народа.
В нем сплетаются воедино все нити русского прошлого. Из него все они, словно лучи, уходят в будущее. Здесь — перекресток. Здесь нашли свое выражение сущность и своеобразие творческого акта. Здесь — дверь к пониманию русской культуры. Провозвестница-зарница будущего: природный темперамент, свободолюбие, сердечное созерцание, стремление к совершенству формы и свободное воцарение свободного разума в лоне христианства. От нигилизма — к вере. От ребяческого бунтарства и мечтательности — к мудрому консерватизму. Всеобъемлющее, доброе — не вымышленное, не выму ценное — братство. Неутолимая жажда знаний. Неисчерпаемый дар импровизации. Детская отвага. И искренний, глубинно-искренний характер.
Кто увидел, созерцал и ощутил Пушкина, тот открыл для себя прекрасный вход в русскую культуру.
У меня была потребность рассказать кое-что вам об этом входе.
Говорить о Пушкине — мало целого курса лекций. И — Deo favente55 — в будущем я, возможно, прочту вам кое-что из его сочинений и прокомментирую.
Перевод с немецкого О. В. Колтыпиной