«День русского ребенка». Вып. VI. Сан-Франциско, 19391.
Ваш шестой выпуск опять очень удачен. Классическое и современное составлено очень поучительно. Современное более чем удачно. Жаль, что я не успел послать свое. К следующему номеру пришлю. Обещаю.
Душевно Вас обнимаю и крепко жму Вашу руку.
Ваш Ильин.
«День русского ребенка». Вып. XIV. Сан-Франциско, 19472.
14-й выпуск очень богат и очень интересен. Темы статей захватывают жизнь всесторонне и широко. Осуществлены прекрасные замыслы: например, подлинный текст официальных актов переворота 1917 года дает возможность владеть первоисточником. Воспоминания Дерюжинского об Академии Художеств очень ценны; искренно, верно и сильно написал Завалишин; радует Исповедь Никифорова-Волгина (школа Шмелева); волнует судьба Монахини Марии; прелестен отрывок из воспоминаний бар. Будберга. Перепечатки из Толстовских книг для чтения очень ценны. Лирическо-искренно стихотворение Ветвинского. Конечно, уместно вспомнить слова покойного П. Струве: «Я, как редактор, не могу создавать авторов: я могу печатать только то, что дает живая Русская мысль».
«День русского ребенка». Вып. XVI. Сан-Франциско, 19493.
В XVI выпуске — целый ряд первоклассных статей, которые читались и всегда будут читаться (а это дороже всего — неумирающее!), с глубоким удовлетворением. Спасибо Вам!
«День русского ребенка». Вып. XVII. Сан-Франциско, 19501
Глубокоуважаемый Николай Викторович!
Отзываясь на Ваш вопрос, спешу сообщить Вам, что я с большим интересом читаю печатаемые у Вас критические отзывы о Вашем журнале.
Должен сказать, как сотрудник и автор, что при нынешней разбросанности эмиграции, при отсутствии единого, устойчивого и зрелого общественного мнения и при засилии журналов и газет революционно-февральского направления мы отдаем в печать свои произведения без надежды на живой отклик. Подобно жюль-верновскому «Капитану Гранту» бросаешь в океан засмоленную бутылку с надеждой на то, что кто-нибудь из верных России и борющийся за нее «честно и грозно», — найдет твою бутылку, откупорит ее и прочтет… Тут уж дорожишь каждым откликом.
Но интересны и осуждающие отзывы. По этим отзывам можно видеть, научилась ли русская интеллигенция критиковать ответственно и предметно, строить и помогать своею критикой, или же она осталась при своем старом обычае — критиковать безответственно, обывательски, недоброжелательно, из пустого самолюбия, чтобы «подсидеть» и помешать делу своим суждением, «как это такое — без меня обходятся, меня не спросили?! надо им показать!!» И начиналось…
Все делилось партийно на «наше» и «не-наше». «Наше» превозносилось, распространялось и, в случае провала, покрывалось и защищалось — будь то даже глупое, вредное и нечестное. А «не-наше» отвергалось и поносилось, — будь оно самое мудрое, верное и спасительное. Традиция эта — давняя, больная и погибельная. Невольно вспоминаешь Чаадаева, с его слепым поношением России и с его католическим пафосом; Герцена, с его революционной аффектацией самого дурного тона; покушения на русских Государей; поход на П. А. Столыпина справа и слева.
Вспоминая эту традицию и читая всякую «взаимо-критику» в эмиграции, спрашиваешь себя: ну что же, научилась ли русская интеллигенция помогать строящему, а не вредить делу?.. А что, если все осталось по-старому и «добрые люди» опять будут мешать всякому, делающему живое национальное дело — недоброжелательством, изоляцией и безответственным «критикастерством»? Итак, пусть критикуют, но пусть помнят, что они сами держат экзамен на ответственного и предметного деятеля — и могут провалиться… Да ведь и проваливаются…
В XVII выпуске Вашего журнала есть немало ценных статей. Интересны статья Зеелера о Репине и Хорват о Куинджи. Драгоценны все статьи о русском Патриаршестве и о Святителе Тихоне, особенно статья Протопресвитера Михаила Польского, книги которого никогда не забудутся в истории Православной Церкви. Патриотической благодарностью согреты две статьи исторического характера — А. Н. Вагина, А. П. Лукина и неподписаннные. Поучительна статья Н. С. Арсеньева. Живая «земская» мудрость заложена в воспоминании Н. А. Цу-рикова. Живописен и трепетен рассказ И. С. Шмелева «Глас в ноши». Замечателен рассказ Б. Дудорова «Васо». в нем сочетаются художественная простота с глубокой национально-патриотической идеей, живая любовь с верным видением России.
Еще одно слово. По-видимому, есть отдельные читатели, недовольные тем, что русские люди с горячим чувством вспоминают «монархическую Россию»… А где же нам взять «республиканскую» Россию, которой никогда не было, и где взять воспоминание об этой небывшей химере? Как мы можем забыть великие заслуги русских Государей, отдававших России все свои силы, здоровье и самую жизнь? Или мы обязаны чернить и поносить наше историческое прошлое и клеветать на него только за то, что Россию вели Государи, а не выбранные президенты? Попробуйте предъявить такое требование английскому патриоту, и вы увидите, что он вам ответит. Избави нас, Боже, от патриотической неблагодарности, от государственной неверности и от политического изуверства.
С истинным уважением, И. А. Ильин
«День русского ребенка». Вып. XVIII. Сан-Франциско, 19515.
Глубокоуважаемый Николай Викторович!
Читая восемнадцатую книгу «Дня Русского Ребенка», чувствую и вижу, что журнал переживает период полного расцвета, и не могу не высказать этого. Радуюсь этому и поздравляю Вас и всю редакционную коллегию. В отличие от других эмигрантских журналов, выходящих в Нью-Йорке и в Париже, у Вас есть живое духовное горение. И Вы, и Ваши сотрудники — Вы умеете любить Россию и знаете, что писать о ней, — и о ее прошлом, и о ее настоящем, и о ее будущем, — надо именно из этой любви. Без любящего и созерцающего сердца нет русской души, нет русской религиозности, нет русского творческого акта, не будет и самой России… Только на этом пути можно найти те русско-национальные, священные традиции, от которых нам всем надо идти и строить новую Россию. Вот почему гам, где у других выходит холодное и пустое, интернациональное умничание, у Вас струится жизнь и горячие огни.
Восемнадцатая книга настолько богата, что всего и не упомянешь. Необходимо отметить самое выдающееся. Поэзия графа А К. Толстого является для этой книги критерием.
И вот, прежде всего отдел «Патриотика». Из горящего сердца возникла статья В. Еленина, осмысливающая трагедию Государя и его народа. Как жаль, что он не привел дословно «требования союзников» в январе 1917 года и ответ Государя им. Но несомненно еще, что ни Николай I, ни Александр II, ни Александр III не разрешили бы русский народ от присяги, а потребовали бы ее соблюдения. Нельзя читать без волнения и благодарности статьи Айвазовского, Тарсаидзе, адмирала Ду-дорова, Марии Петровны Бок (Столыпиной) и Маевского (о Сенявине). С образцовым гражданским мужеством написана статья Борзова об Императоре Павле. Неуравновешенный характер этого Государя был не причиною, а только предлогом для цареубийства: Павел I хотел царствовать не для дворян, а для всего народа; вдали показалась идея отмены крепостного права; этого было довольно. Русское дворянство после Петра Великого желало все время зависимых от него Государей и, не заботясь о здравом престолонаследии, действовало посредством гласных или негласных переворотов (1725, 1730, 1741, 1801…).
Особого внимания заслуживает статья В. П. Рябушинского о «Московском купечестве». Она написана в форме «воспоминаний». О, если бы все наши «мемуары» писались с такой любовью к России, с такой искренней правдивостью, с таким социологическим глубокомыслием, с таким патриотическим оптимизмом. Так пишут люди глубоко религиозные; и читатели должны знать, что Владимир Павлович создал в эмиграции общество «Икона», коего и состоит председателем.
С какою чуткою любовью написана статья проф. Андреева о Владыке Анастасии! С какою теплотою и дружескою верностью обороняет Н. В. Борзов память покойного И. С. Шмелева… Можно быть уверенным: Шмелев будет жить в русской литературе всегда, а человечки, клеветавшие на него, забудутся, как прошлогодняя опавшая листва. С глубокомысленной и лирической теплотой написан опыт известного русского портретиста Г. Г. Габричевского об отношении русской интеллигенции к иконе. Как много мыслей вызывают статьи Иеромонаха Константина (Зайцева) о Православном Пастырстве и проф. Г. Гинса о судьбе русских крестьян…
Поистине между редактором и его сотрудниками есть понимание и единочувствие. Почти всех ведет сердечное созерцание. Как не порадоваться на талантливые «этюды» Никифорова-Волгина («Под колоколами» и «Святое Святых»); как не отозваться сердцем на коротенькие, но живоносные опыты Н. Горчакова, В. Вырыпаева, В. Корсака? А в юношеском и детском отделе дано целое богатство таких сердечно отстоявшихся «обликов» и «видений»: «Жоржик» Шмелева, «Абдулка» Е. Ч., «Няня Акулина» Раисы Стивенс, «Вишенка» Величко, «Галька» Клокачевой, «Дубонос» Елены Якубовской. Все это читаешь с благодарностью, тронутым сердцем — и невольно думаешь о старой художественной истине: настоящее искусство требует прежде всего безыскусственности.
Совсем особое место занимают в этой книге воспоминания протоиерея Михаила Польского о Соловецком Лагере. Какая подлинность, какая трагическая значительность и какая простота рассказа!…
Из всего обилия стихотворений — наипростейшие, суть часто наилучшие. Как художественно краток и созерцательно убедителен «Крестный ход» Иерея; нет ли у него и других видений?! Прелестны: «Весеннее» Елены Дарем, «Лесная картинка» Нелццовой-Фивейской, «Ломок и тонок» Елены Якубовской. Стихотворение Юрия Унгерна «Львиная смерть» — задумано в большом масштабе и, к сожалению, не выношено до конца и не завершено даровитым поэтом. Волнует отрывок «Встреча двух миров» Анонима.
Русские поэты должны раз навсегда отделаться от наследия Блока и Ахматовой: это прошлое, это отжившее страстное безволие; это такая же опасность для русских поэтов, как и сентиментальность. Но России нужно больше, она ждет новых поэтов с пророческим глаголом, с грозной мыслью обличения, с гимнами нового бытия. Для этого надо начинать с сердечного созерцания и искренней простоты.
Эту атмосферу создаете Вы, Николай Викторович. Спасибо Вам.
А как говорят сердцу иллюстрации! Жаль, что далеко не везде обозначены по имени живописцы.
И. А. Ильин
«День русского ребенка». Вып. XIX. Сан-Франциско, 19526.
Глубокоуважаемый Николай Викторович! Только что прочитал новый выпуск Журнала и спешу отозваться на него.
Самое важное и драгоценное в нем это те живые и глубокие слова, которые сказаны в нем об устоях, о направлении и о смысле самого журнала. Это сделано в трех статьях. Во-первых, в Вашей статье «Мой благодарственный ответ». Все статьи, посвященные Вашему юбилею, хороши, задушевны и трогательны. Но в Вашем ответе, составляющем как бы духовный «хребет» всего выпуска, сделано главное: в форме совсем простой и звеняще искренней, с великой теплотою и истинно религиозной скромностью выговорены в виде личного исповедания основы и цели самого журнала. Потребность в этом была у читателей давно; ныне это свершилось. Основной дух журнала — это благодарность Богу за все посылаемое нам и благодарность России за все великое, созданное ею, ее Государям, ее народу, ее строителям за их верные и священные национальные традиции. Статья заканчивается молитвою… Могло ли быть иначе?… Какое знамя возможно без молитвы? А здесь развернуто именно русское национальное знамя.
Прекрасным дополнением к этому является прекрасная редакционная статья. Здесь мы читаем эти четкие, незабываемые слова: «Наш журнал ставит своей задачей показать прелесть своего родного, национального, религиозного. Почти 150 лет мы привыкали не только критиковать, но и не уважать высших представителей власти и даже Верховных Хозяев Земли Русской. Мы охотно верили всякой клевете по их адресу и не видели, не понимали или не желали понимать их бескорыстный и самозабвенный труд на благо всей России…»
Н. В. Борзов подтверждает это: «Сколько гнусной клеветы вылито на наших правителей, особенно на наших Венценосных Хозяев, и эту клевету журнал, по своим силам, должен разоблачать и уничтожать. И я рад, что работаю с составом Комиссии, разделяющим вполне мою точку зрения на задачи журнала»…
А. В. Карташев по-своему прекрасно и глубоко формулирует эту задачу: Мы должны иметь «мужество и искренность» — «высказывать, невзирая на лица, нашу интимную глубину; крепкую думу нашей Православной души: думу тысячелетнюю, по кровному наследству от праотцев в нас живущую; наше не книжное, не чернильное, но заветное откровение нашего русского сердца, подлинно профетическое7. То, чего подменить нельзя, не убив творческих сил нации, не оскопив и не опошлив души народа, ее незаменимой, единственной, только раз на всю историю Провидением заданной ей миссии…» — «Это — не убожество консерватизма, это — не реакция. Это спасение национальной души… не только ее великодержавного политического тела, еще далеко не закончившего своего исторического свершения…» Без этой «национальной мистики» русское сердце «жить не хочет, и не может, и не будет!» А журнал День Русского Ребенка как раз и поет эту «песнь русского сердца».
Все это важнейшее и главнейшее для нас, читателей и сотрудников. Мы рады этим словам и благодарны за них.
Именно при таком понимании мы видим и разумеем все личные образы, показанные в XIX выпуске: образ убиенного Государя, образ Елены Иоанновны, дочери Иоанна III, православной русской польской королевы, образ Суворова и всех наших замечательных современников… Шмелева, так художественно показанный Бальмонтом; всех наших славных ученых и исследователей: Ипатьева, Тимошенко, Спекторского, Зворыкина, Заро-ченцева, Митрополита Леонтия; наших доблестных воинов — генерала Флуга, адмирала Старка, капитана Апрелева и других. Особое освещение получают статьи о Гоголе — Пыпина и отца игумена Константина. В полном своем значении предстает перед нами подвиг Русского Офицерства (стр. 222). По-новому ценится превосходная патриотическая работа Федерации Русских Благотворительных Организаций в Соединенных Штатах. По-новому читается глубокомысленная статья Гребенщикова «Стержень Правды». Тронутое сердце с благодарностью отзывается на стихотворения Кирбицкой, Софии Борзовой, Елены Дарем, Мясоедова («Из Давних Странствий»), Родиона Березова («Тоска по родине»), княгини Наталии Волконской («Калики перехожие»), Васильева «День Матери» и Жаковского («О русском языке»).
Ваш И. А. Ильин
Книгу закрываешь с глубоким вздохом и с чувством глубокой благодарности.