Загрузка...Происхождение эволюционистской традиции связано с концепцией общества, выраженной посредством противопоставления стихийного индивидуализма и рационалистического индивидуализма. Стихийный индивидуализм выступает в виде вызова рационализму, а его главный тезис состоит в том, что для исследования социальных явлений может использоваться более одного подхода. Возможна не только естественная, биологическая концепция (органицизм), не только рационалистическая концепция (контрактуализм), но существует и «третья возможность — появление порядка в результате адаптивной эволюции».
Такой эволюционизм носит не биологический, а культурный характер. Хайек считал, что и сам Дарвин находился под воздействием шотландских философов и «исторической школы права и лингвистики». Хайек не отрицал, что в своем первоначальном значении термин «эволюция» относился к развертыванию генетического потенциала, но полагал, что теории социальной и биологической эволюции недостаточно для того, чтобы объяснить появление и дифференциацию сложных структур. Поэтому в отношении области морали, антропологии и права теория эволюции может утверждать лишь то, что эти структуры, которые являются предметом социальных наук, «могут быть поняты только как результат процесса эволюции»; таким образом, в этой сфере «генетический элемент неразрывен с идеей теоретических наук».
Эти темы вновь появляются в «Трех источниках человеческих ценностей», где Хайек подчеркивает, что тот эволюционизм, который он разделяет, носит не биологический, а культурный характер; его истоки связаны с Мандевилем, Юмом и исторической школой права и лингвистики, а с течением времени под ним стал пониматься отбор норм в рамках состязательного процесса. Он опять отмечает важность того, что «культура есть явление не искусственное, но и не естественное; она не передается по наследству, но и не планируется рационально», она представляет собой набор заученных правил поведения, которые не были «изобретены», и их функция не всегда известна. В итоге он приходит к выводу, что «культура и разум развиваются в постоянном взаимодействии и переплетении», а не возникли последовательно.
Процесс дальнейшего развития этих взглядов, формирование которых началось уже в конце 1930-х годов, представляет собой нечто вроде эпистемологического трамплина для политической философии Хайека. Главной особенностью этой философии является то, что центральную позицию в ней занимают общество, понимаемое как стихийный культурный порядок, и государство, понимаемое как структура. Тем самым порядок воспринимается не как естественный или биологический факт, а как итог длительного процесса сравнения и увязки между собой различных решений, который в конце концов принял устоявшуюся форму традиции. Так же как и все остальные великие достижения человеческого разума, его можно критиковать и улучшать.
Таким образом, задача Хайека состояла в том, чтобы понять природу моральных и поведенческих норм, стоящих за стабильным функционированием общества, при условии что подчинение этим нормам не превращается в тупой конформизм, а, напротив, поощряет инновации. Понятно, что такого рода систему должна характеризовать значительная гибкость норм, лежащих в ее основании. Такая гибкость представляет собой предварительное условие не только для постепенной эволюции самих норм, но и для «модификаций и улучшений», то есть для «возможности отбора более эффективных норм». С этой точки зрения, в конце концов сама «человеческая природа» предстает «в значительной степени» как «результат тех моральных представлений, которые каждый человек усваивает вместе с речью и мышлением».
Хайек предположил, что существует некое «социальное знание»; он считал, что это знание имеет большую ценность, чем то, которым обладает отдельный человек. Однако это не привело его ни к выводу о непогрешимости этого знания, ни к тезису, будто бы индивидуальный разум не играет никакой роли в социальных делах. Скорее, он желал еще раз привлечь внимание к факту ограниченности человеческого знания, и индивидуального, и социального. Его позиция не была полумистической защитой стихийного характера эволюции; напротив, его взгляды побудили его, подобно Юму, критически подойти к самому разуму.
Это дает основания полагать, что склонность к эволюционизму происходит не от убеждения о существовании биологически благой человеческой природы. Такая точка зрения могла бы привести к мысли, что если освободить человеческую природу от отложений ошибок истории и разума, то все стихийно сложится наилучшим образом. Хайек же считал, что эволюционизм лучше рассматривать как культурное явление, связанное в первую очередь с институтами, которые способны обеспечить оптимальную координацию между индивидуальными целями и общественным порядком. В его понимании это был комплекс традиций и поведенческих норм, которые постоянно меняются в связи с тем, что они стремятся соответствовать новым задачам, которых не могли предвидеть ни традиция, ни разум.
Если рассматривать эволюционную теорию социальных институтов с более политической (в узком смысле) точки зрения, то она также представляет собой причину, по которой Хайек сопротивлялся традиционному объяснению политического порядка, основаному на различии между теми, кто приказывает, и теми, кто повинуется приказам. Это позволило ему объяснять порядок в терминах «взаимной коррекции стихийных действий индивидов» при условии наличия «признанных границ собственной сферы контроля у каждого индивида». Порядок предстает как результат индивидуальных актов, управляемых «успешным предвидением» и эффективным использованием индивидуального знания, где знание относится к предвидению поведения других членов общества. Если считать это, подобно Майклу Полани, стихийным формированием и «подицентричным порядком», то этот порядок не может быть продуктом воли и централизованного управления знаниями.
Целью порядка не является реализация коллективных целей (например, «общего блага»); он реализует общие цели, причем неважно, кто получит от этого наибольшую выгоду. Абстрактный характер порядка позволяет ему осуществлять координацию индивидуальных действий и использование знаний и навыков таким образом, чтобы обеспечить удовлетворение многих (но не всех) индивидуальных ожиданий.\’В связи с этими идеями и в результате разочарования в традиционных представлениях о порядке и других фундаментальных понятиях Хайек возродил различение «экономики» и «рыночного порядка», или «каталлактики»: «Экономика как таковая является — в техническом смысле слова… организацией, т.е. обдуманным упорядочиванием использования средств, осуществляемым неким единым агентством. Но космос рынка не управляется и не может управляться единой шкалой целей; он служит всему многообразию отдельных и несопоставимых целей всех своих отдельных членов».
Хайека не удовлетворяла неточность термина «экономика» применительно к обозначению рыночного порядка, стихийно формирующегося в виде сети «множества переплетенных экономик»; поэтому, сославшись на Мизеса, он предложил заменить его термином каталлактика. Эта замена казалась ему необходимой в связи с тем, что «путаница, созданная двусмысленностью слова „экономика“, настолько серьезна, что… представляется необходимым использовать его только в исходном значении, в котором оно обозначает совокупность обдуманно координируемых действий, служащих единой шкале целей, а для обозначения многочисленных взаимосвязанных экономик, образующих рыночный порядок, выбрать другой термин».
Итак, каталлактика — это «порядок, созданный взаимным приспособлением многих индивидуальных экономик к рынку», «это особый вид стихийного порядка, созданного рынком посредством людей, действующих в рамках положений права собственности, деликта и контракта».
В этом отношении главным достоинством предложения Хайека было как раз то, что обычно считается серьезным недостатком его подхода: «отсутствие согласованной иерархии целей», «делающее возможными свободу и все ее ценности». Но с учетом того, что каталлактика позволяет согласовать разные знания и разные цели вне зависимости от того, известно о них или нет, она проявляет себя как порядок, который «превосходит любую обдуманно действующую организацию» , поскольку «в каталлактике люди, преследуя собственные интересы, — будь они в высшей степени эгоистичны или альтруистичны, — содействуют целям многих, о большинстве которых они никогда не узнают». Заняв такую позицию, Хайек успешно
выступил против представления, будто «для интеграции индивидуальных усилий в порядок необходима» общая иерархия ценностей; он полагал, что такое представление является общей матрицей для национализма и социализма.
Значение каталлактики для обеспечения единства великого общества не подразумевает, что все формы цивилизации можно свести к «экономическим целям». Напротив, Хайек утверждал, что «в конечном итоге» экономических целей вовсе не существует, рассматривая их как инструменты для «распределения средств между соперничающими между собой конечными целями, которые всегда имеют неэкономический характер». Роль экономической активности, по его мнению, состояла в оценке этих целей и в «принятии решений, на какие из них следует направить ограниченные средства». В этом отношении достоинство каталлактической модели в том, что она успешно примиряет различные цели с помощью процесса, который приносит выгоду всем. И как раз потому, что этот процесс отрицает существование иерархии целей и, следовательно, любых приоритетных целей, он представляет собой „единственный известный метод“, способный функционировать «без предварительной договоренности об относительной важности разных конечных целей».
Достоинство описанной модели состоит в том, что она позволяет избежать столь типичной для демократических режимов деградации, источником которой является «политический» характер принятия решений о выборе из множества потребностей наиболее приоритетных. Более того, эти размышления о каталлактике, понимаемой как фундамент порядка и как наиболее простое и функциональное решение проблем социального сосуществования, являются предварительным условием для понимания истинной природы политики.
Хайек отвергал идею о том, что для рациональной политики требуются конкретные общие цели, так как это превратило бы политику в «организацию», миссией которой является достижение конкретных целей. В каталлактической модели политика больше не доминирует, как прежде, когда считалось, что политика представляет собой момент принятия решения
о том, какие потребности и в какой последовательности должны удовлетворяться. Хайек действительно не формулирует этот вывод явным образом. Тем не менее легко представить себе, что сжатие политической сферы, которое, вероятно, подразумевает его модель, привело бы к пересмотру классификации теоретических социальных наук.
Вероятно, именно это имеет в виду Хайек, когда он пишет, что политике «не обязательно руководствоваться стремлением к достижению конкретных результатов», и что более правильно описывать ее как «организацию такого рода абстрактного всеобъемлющего порядка, который обеспечивает членам общества наилучшие возможности достижения их собственных и преимущественно неизвестных конкретных целей». Таким образом, политика оказывается лишена многих традиционно приписывавшихся ей задач. В таком случае, если мы, подобно Хайеку, считаем, что ее цель состоит в том, чтобы в равной мере увеличивать возможности любого члена общества успешно преследовать свои собственные цели, а принуждение должно применяться лишь для проведения в жизнь таких универсальных правил, которые «обещают увеличить возможности каждого», то это означает, что задачи политики, бесспорно, будут существенно урезаны и модифицированы. Соответственно, политика будет лишена всех руководящих функций. Из этого следует, что отождествление «общего блага» и «абстрактного порядка», который «не решает вопрос о том, в какой степени будут удовлетворены отдельные потребности», неизбежно приводит к выводу о том, что содержательная концепция «общего блага» имеет смысл только применительно к «организации».
Цель Хайека состояла в том, чтобы найти способ примирить ценности, индивидуальные цели и тот порядок, который в состоянии это обеспечить. Открытия каталлактики означали, что отныне стало невозможно создать иерархию целей и организовать общество в соответствии с ней, так как это приводило непосредственно к тоталитаризму.
Применение результатов, достигнутых каталлактикой, ко всему комплексу социальных наук, таким образом, радикально изменило цели этих наук. Необходимость изменений была связана с открытием того, что «обеспечиваемое рынком вознаграждение функционально связано не с тем, что люди делают, а с тем, что они должны делать». На основании этого Хайек делает вывод, что «людям можно позволить действовать исходя из собственного знания и в собственных интересах лишь при условии, что получаемое ими вознаграждение зависит отчасти от обстоятельств, которые они не могут ни предвидеть, ни контролировать. А чтобы позволить им руководствоваться в своих действиях собственными нравственными убеждениями, необходимо признать нравственно необоснованным требование соответствия совокупных результатов действий разных людей некоему идеалу распределительной справедливости. В этом смысле свобода неотделима от того, что вознаграждение зачастую не имеет отношения к заслугам, а потому воспринимается как несправедливое».
Согласно Хайеку, задачей политики, после того как она столкнулась с переменами, произошедшими вследствие возникновения новых форм торговли, больше не может быть распределение ресурсов в зависимости от этических или политических критериев; она должна заниматься оценкой преимуществ и издержек, которые влекут за собой эти изменения. Это должна быть оценка в интересах потребителей, а не в интересах производителей. Ведь решение создать преимущества для конкретных групп ради того, чтобы они могли сохранить свое положение в обществе, означает отказ от тех выгод, которые могли бы принести изменения обществу в целом. Любое вмешательство в этот процесс было бы принуждением, так как оно создавало бы привилегии. Не следует грезить о развитии, полностью свободном от недостатков и издержек; однако можно возлагать надежды на общество, которым правят законы, направленные на «максимально возможное улучшение шансов любого случайно выбранного человека». В итоге в качестве «наиболее желанного порядка» рассматривается такое общество, в котором «исходное положение …будет зависеть только от случая» и где любое будущее положение вверено судьбе.
В целом подход к проблеме порядка, избранный Хайеком, можно рассматривать как инновационный ответ на фундаментальный вопрос политической философии о природе и условиях порядка и о наилучшем устройстве общества. Однако новое в подходе Хайека не ограничивалось критикой позиции политической философии Нового Времени и XX века по отношению к политическому порядку. С новым подходом, который предлагал Хайек, была связана также необходимость пересмотра всей теоретической системы социальных наук и установления между различными их сферами (правом, экономической теорией, этикой, политикой и др.) такой связи, которая учитывала бы то, что в отсутствие иерархии целей ни одна из них не может занимать доминирующее положение.