Загрузка...Первая эннеада, публикуемая нами, имеет целью ввести читателя в философскую проблематику. Поскольку философия для античных мыслителей — не просто способ мысли, или тип дискурса, но прежде всего образ жизни, вводная проблематика необходимо связана с этическими вопросами.
Образ жизни, который проповедует Плотин, базируется на четком осознании единственно достойной человека цели: бегство от зла, поиск своей подлинной родины. Это и является настоящей заботой о себе. Как когда-то писал Платон в диалоге «Алкивиад I», забота
о себе есть попечение о самом важном в человеческом существе — его душе. Однако для того, чтобы позаботиться о данном предмете, необходимо познать его, уяснить, что ему свойственно и чего он должен сторониться.
Таким образом, забота о себе становится самопознанием, а это уже — философия. Пространством самопознания выступает внутреннее измерение человека, его опыт времени, каковой и есть душа. Обращаясь к себе, человек с изумлением обнаруживает, что там помещается целый мир, весь мир. Более того, человек понимает, что лишь живя внутренней жизнью, он способен достичь богопознания и спасения.
Внутренняя собранность, которую обретает тот, кто оказывается достаточно силен для заботы о себе, позволяет ему бороться со злом. Очень интересно, что у Плотина мы встречаем по крайней мере два способа решения вопроса об источнике зла. Оба они достаточно характерны для Поздней Античности, но на первый взгляд представляются взаимоисключающими друг друга.
Первое решение — признание чувственно воспринимаемого сущего юдолью зла. Плотин даже склонен считать «этот мир» Аидом, настолько, по его мнению, неполна, фрагментарна, жалка жизнь, которую ведет душа, привязанная к телу. Впрочем, зол не сам мир: ведь он имеет форму, вид, а все тела являются сочетанием эйдосов и материи. Зло в последней.
Материя — это противоположность единству. Правда, не такая, которая противостоит ему, как второе начало. Материя является лишенностью блага, именно поэтому она и есть зло. Материя — это вечная бедность, нехватка бытия, постоянное стремление к высшему и неспособность удержать его в своих объятиях. Она не есть персонифицированное зло, однако все дело в том, что зло и не может быть персонифицировано. Поскольку претерпевает зло душа, злом же для нее является забвение своей высшей природы, то материя — это буквально-таки «место», которое есть зло. Плотин неоднократно использует «оптические» метафоры, говоря о том, как душа меняет направление своего взгляда. Взирая на материю, она по необходимости становится причастна злу.
Второе решение связывает зло с самой частной душой. В конечном итоге, решение принимает она и она же отвечает за него как в этой, так и будущих жизнях. Когда материя перестает быть предметом внимания души, а тело — объектом недолжной заботы, то она попросту не видит зла, уклоняется от него.
На самом деле оба решения связаны с особенностями мировосприятия Плотина. Действительно, зло не может быть определено положительно. Оно не есть какое-то существование, противоположное по своим характеристикам некоему благобытию. Различие, которое мы обнаруживаем в предикации благого и злого, по мнению основателя неоплатонизма, является не разницей качеств (горячее—холодное, квадратное—круглое), а различием по присутствию и отсутствию. Зло — это отсутствие блага, которое далее никак не определимо с логической точки зрения. Поэтому материя, которая является лишенностью единства и бытия, есть зло.
Однако, с другой стороны, материя (в данном случае — «материя тел») становится необходимым материалом для создания чувственно воспринимаемого сущего. В этом смысле она действительно не может быть абсолютной противоположностью творящему началу, то есть Благу. Она ведь и злом-то выступает не по собственной воле, но попросту потому, что среди уровней объективации бытия последним выступает уровень отсутствия единства.
В этом плане материя — возможность зла, не как некой онтологической реальности, связанной с необходимостью разрушения и гибели всего телесного сущего, а зла морального. Однако носителем морального зла выступает как раз душа, которая и совершает выбор либо высшего, либо низшего.
Чтобы избегать зла, необходимо вести добродетельную жизнь. В первой эннеаде Плотин касается главным образом первых двух типов добродетелей: гражданских и очистительных.(Высшими добродетелями являются созерцательные, присущие философу, который достиг экстатического постижения Единого-Блага.) Гражданские — это добродетели, связанные с внешним, социальным бытием (воздержанность, мужество и т. д.). Очистительные же имеют отношение исключительно к внутреннему пространству человека, к его душе. Их основная задача — избавить его от ложных мнений, направив по пути любви к истинной красоте и диалектическому искусству.
Вести добродетельную жизнь хотя бы в гражданском смысле — уже означает бежать «отсюда». Для Плотина это жизненное наблюдение, ведь жить по чести — значит быть не как все, отличаться от большинства, противоречить этому миру, выходить из него (как мудрецы из «Государства», которые видели подлинный свет, в результате чего оказываются под угрозой смерти от рук других заключенных пещеры).
Мотив побега становится еще более сильным, когда Плотин говорит о созерцательных добродетелях. «Внутреннее стяжание» принципиально отличается от внешнего тем, что здесь цель не является чем-то отличающимся от самого ищущего. Самопознание приводит к незыблемому убеждению в кардинальном различии природы души и природы мира, в котором она пребывает.
Естественно, возникает тема самоубийства, к которой Плотин, вообще-то, возвращался не один раз. Можно предположить, что этот способ избавиться от пут тела и оков «тюремщика» (то есть низшей части души) привлекал внимание Плотина хотя бы потому, что для многих из людей того времени он мог казаться естественным. Однако убеждение, что на самом деле телесное бытие выступает всего лишь одним из эпифеноменов единого универсума, заставляло основателя неоплатонизма категорически выступать против такого вида бегства от тела. Аргументация его была простой и ясной: самоубийство свидетельствует не о свободе, а о слабости, привязанности к телу, зависимости от него. Душу нужно освобождать таким образом, чтобы она была чистой еще до смерти, и «телесному человеку» было бы нечем зацепиться за нее, удерживая в этом мире. Тогда произойдет не насильственный разрыв связи душа—тело, а естественное «отпадение» последнего.
Вместо самоубийства Плотин предлагает путь восхождения, намеченный Платоном в диалогах Пир и Федр. Этот путь базируется на любви ко всему прекрасному: мелодиям, напевам, поэтическому неистовству, к красивым телам. Подлинный философ должен быть одержим страстью к прекрасному: из подобного «эротика» мудрый наставник с легкостью может вылепить существо, устремленное к благу. Для этого он должен приучать своего воспитанника к умению созерцать красоту правильных рассуждений и правильных (то есть добродетельных) поступков. Эта, умная, красота, по мнению Плотина многократно превосходящая своей интенсивностью красоту телесную, в конце концов окажется в центре внимания любителя прекрасного. Он превратится в диалектика, диалектику же основатель неоплатонизма трактует не только как метод рассуждений, но и как спасительный путь, по которому шествует душа человека, стремящегося к мудрости.
Наградой за совершенное усилие станет созерцание чистой, абсолютной красоты, неописуемой по той причине, что это — красота самого Блага. Именно тогда любовное стремление философа получает и наивысшее выражение, и наипрекраснейший отклик, ибо может ли быть что-либо лучше благодатной любви самого Бога?
Таково основное содержание трактатов первой эннеады. Мы, естественно, охватили далеко не все вопросы, разбираемые здесь. Это и понятно, ведь сам Плотин, создавая свои трактаты, вовсе не ставил себе целью написать цикл пропедевтических сочинений. Поэтому читатель волен отказаться от «Порфириевой» манеры чтения и воспринимать каждый трактат как завершенное философское произведение. Однако даже в этом случае не стоит забывать о характере «проекта» Порфирия, стремившегося выложить из сочинений своего учителя, как из драгоценных камешков, мозаику учения, которое сейчас мы именуем неоплатоническим.
Р. В. Светлов, профессор, доктор философских наук