Загрузка...III
Именно на этом пути возник и современный правовой кризис, ныне изживаемый нами вместе с другими народами.
Этот кризис исторически связан с процессом секуляризации всей духовной культуры, с процессом отмирания в ней религиозного духа.
Такой кризис наблюдается в мировой истории не впервые. Когда с разложением языческой религиозности поколебались и разложились основы античного правосознания, римская государственность прошла через трагический период длительного замешательства, смуты, гражданских войн и бессилия перед лицом надвинувшихся варваров. Религиозная беспочвенность неизбежно породила обще-духовную и общественную беспринципность; индифферентизм естественно заострился в нигилизм и вызвал к жизни разнузданное посягание. Религиозно-беспочвенное правосознание оказалось неспособным поддерживать общественный порядок и монументальную государственность Рима.
Однако в явном распадении старого общественного уклада уже слагался и креп тот новый религиозный опыт, на котором суждено было возрасти и окрепнуть новому христианскому правосознанию.
Христианская религия учила человека новому отношению к Богу и к людям. Она призывала его к живому единению с Божеством в акте целостного боголюбия, и к живому единению с ближним в акте целостного боголюбивого человеколюбия. Здесь не было еще никакого прямого учения о праве и государстве, о законах и суде, о «правах» и «сословиях»; мало того, здесь было некоторое отодвигание всех этих предметов на второй план, а в понимании первых веков даже отвержение их. И тем не менее в христианском откровении был некий глубочайший религиозно-этический дух, искреннее пребывание в котором усвоивало человеку особый подход ко всему миру, а потому и к праву, и к государственной жизни. В человеческой душе раскрывалось глубокое и чистое средоточие любви, обновлявшее все ее .духовные акты, сообщавшее им новые цели и новые силы.
Христианство учило, что божественное выше человеческого и духовное выше материального. Но божественное не противостоит человеческому в недосягаемом удалении; оно таинственно вселяется в человеческую душу, одухотворяет ее и заставляет ее искать подлинного совершенства на всех земных путях. Что бы ни делал христианин, он ищет прежде всего живого единения с Богом, Его совершенной воли, чтобы осуществить ее, как свою собственную. Жизнь христианина не может быть поэтому ни бесцельною, ни страстно-слепою: он во всем обращен к Богу, поставляя Его выше всего прочего, подчиняя Ему все, и в себе, и в делах своих, его внутренняя направленность — религиозна; его религиозная направленность — всепроникающа.
Эта религиозная обращенность естественно и неизбежно вносила в общение людей и в процесс общественной организации особый дух, дух глубокого и чистого христианского правосознания. Полнота боголюбия и богувнимания приковывала волю человека к единой, высшей и объективной цели, научала его ставить духовное выше материального и подчинять личное, как начало посягания, своекорыстия и гордости, сверхличному, как началу достоинства и совершенства. Этим правосознание прикреплялось к своим аксиоматическим основам: достоинству, самообладанию и общительности. Полнота любви, всюду, где она благодатно расцветала, порождала полноту совестного доброжелательства, примиряющей справедливости, жертвенной щедрости. И когда христиански верующий человек, поборов в себе склонность к общественному миро-отвержению, стал утверждать себя как субъекта права, он внес в это гражданское самоутверждение начала самообуздания, скромности и отречения. Он уже впитал в себя глубокую бессознательную уверенность в том, что необходимо подавлять в себе беспредметное честолюбие, жадность, враждование, склонность к озлобленному напору и отпору; его правосознание уже привыкло квалифицировать эти противоправные влечения как греховные; и на этом пути человек осознал миро-творческую функцию права. Христианство вносило в душу гражданина дух миролюбия и братства, дух неформальной, не всеуравнивающей, живой справедливости. Оно приучало его не видеть в подчинении ненавистного бремени, и в то же время воспринимать власть как великое бремя ответственности. Давая ему объективное мерило человеческого совершенства, оно научало его отличать лучших людей от худших; указуя ему высшую цель властвования и подчинения, оно тем самым определяло, кто именно способен стоять во главе. Христианство учило гражданина любви; любви и доверию к соподчиненным гражданам; любви, и доверию, и уважению к предлежащим властям. Так пропитывало оно общественный строй духом лояль посты и солидарности, тем духом органического единения, который углубляет, накопляет и сосредоточивает национальную силу и политическую гениальность народа.
Именно с этим связана та, выношенная средними веками уверенность, согласно которой государство имеет религиозное задание — служить своею властью Божьему делу на земле. Это задание церковь то указывала государству, то пыталась взять в свои руки; а государство религиозно понимало свою высшую цель даже тогда, когда эмансипировалось от церкви. В те времена человек, делая государственное дело, созерцал, как умел, высшее; и делал, как мог, религиозно осмысленное дело. Теократия не осуществлялась или осуществлялась дурно; но правосознание, приемля бремя властной борьбы с человеческою слабостью и порочностью, не растворяясь в нравственном делании и не совпадая с христианскою добродетелью, имело глубокую и могучую религиозную основу; и на этой основе государству удавалось ограждать и растить всю духовную культуру. Христианство своим религиозным светом осмысливалои облагораживало дело права и государства; и в то же время оно утверждало в человеческой душе такую благодатную природу, оно пробуждало в ней такую силу, которая вдохновляла правосознание и придавала ему некую неразложимую, абсолютную опору.