Загрузка...Не сетуйте на меня, господа, если я углублю здесь вопрос о партийности. Я говорю от себя лично и не обязан я поэтому придерживаться того уровня, на котором ведутся партийные и фракционные разговоры. К тому же я не политик, — я ученый и патриот, и трудно мне изменить самому себе и трактовать вопросы упрощенно. Задолго до Съезда я думал о его основном и глубоком смысле: не программном и не тактическом, а духовном. Вот поднимаемся мы, зарубежные русские, со всех концов чужих земель. Из всех стран нашего рассеяния.
Впервые делается попытка не партийного, надпартийного русского национально-патриотического сговора; впервые за восемь-девять лет; впервые через семь лет после того, как у нас в России замучили нашего Царя — и не стало нашего государства.
Вот уже девятый год, что мы, допустившие до этого, держим наши головы поникшими и наши глаза опущенными. Вот съедемся мы — и посмотрим друг другу впервые в глаза; и спросим себя — поняли ли мы случившееся? Умудрились ли мы? Очистились ли? Обновились ли духовно? Научились ли тому, что Россия строилась и цвела духом монархическим, и что она распалась от водворения в ней духа республиканского — духа партийной политической интриги, классового интереса и жадного честолюбия?
Излечились ли мы от духа революционности и республиканства?
Ибо и в будущем цвести нашей родине только под Царем и мучиться и чахнуть ей в интригах республиканской партийности.
Это не случайно, что революция водворила у нас республику: они обе сродни по существу, по духу, по укладу душевному.
От этого душевного уклада и духа — распалась на части единое тело нашей России, — на части, на партии, на центробежные воли, на поползновения, ставящие частное выше общего.
Россия распалась потому, что мы, мы сами (по слову древнего летописца) «несли ее розно»; — несли ее розно до тех пор, пока не образовалось дикое, хмельное восстание, в котором некультурное большинство, руководимое сплоченно партией слева, — не подавило, не разорило, не искоренило, не изгнало культурного и непартийного меньшинства.
Я спрашиваю себя: поняли ли мы, что идея монархии — учит непартийности и несет в себе дух всенародного единения?
И сумеем ли мы проявить это и доказать это на Съезде?
И сумеем ли мы «дело царево нести честно и грозно» — раскрылись ли для этого наши души?
Знаю я — нет у нас еще счастья иметь Царя; — не знаю, будет ли оно у нас и когда будет.
Знаю только, что будет он не раньше, чем восстанет в наших душах чистое и верное монархическое правосознание.
И знаю я еще, что^уже дано нам счастье иметь персонально вождя: в обращении к нему нам дана возможность проверить себя — можем ли мы, выдавая его за Царя и скорбя вместе с ним о сиротеющей без Царя России, приготовить в себе самих, в душах наших, — и в обращении к нему, — духовное умное место грядущему Царю всея Руси.
Не всякий, кто говорит о Царе, — способен иметь его; и ведь и перед революцией он был у нас, а мы не умели иметь его.
Да, надо уметь иметь царя.
Мы потеряли Россию, потому что разучились иметь его, и не будет его у нас, пока мы этому не научимся.
Не здесь и не сейчас развертывать мне красоту и глубину — религиозную, художественную и политическую силу подлинной царской идеи; но основного я не могу не коснуться здесь.
Царь вне партий, классов и сословий.
Широко его сердце — всей стране есть в нем место.
Он не царь большинства, и не царь меньшинства, — а царь всея страны, всего народа.
Он царь всех своих людей — как тех, кто думает правее, — так и тех, кто заблуждается, и тех, кто думает верно — всех, кто волею сердца хочет нести дело его, дело всей родины — честно и грозно; всех, кто хочет служить и прямить ему перед Лицом Божиим. Царь партии — есть не более, чем лидер ее, ее ставленник, ее угодник, ее орган; а стране своей он чужак.
Горе партиям, хотящим полонить сердце царя, — они делают его республиканским лидером, а страну обрекают гражданской войне!
Горе стране от этих партий! Нельзя идти к царю с партийными словами!
Ибо эти слова разделения и ненависти и они чреваты гражданской войной.
И если дух партийный, дух гражданской войны не откипел в наших сердцах, то мы не способны к единению.
Прав наш вождь1 и мудр древнею исконною, православною мудростью, что не хочет он становиться партийным вождем.
И если мы к вождю нашему пойдем с партийными словами и партийным органом — то это значит, что мы несем ему дух лукавый и незрелый.
И прав он будет, если нас не одобрит и не примет. И как будем мы говорить о своем монархизме и мечтать о царе, когда мы вождю, еще вождю, а не царю — несем слова партийного лукавства. Царя надо иметь не только во главе, но в голове, в душе, в воле.
Кто монархист и служит Царю, тот усвояет невольно и искренно его надпартийную и внепартийную ширину сердца и воли.
Иметь Царя — не унижение и не рабство, а повышение и окрыление; — политическое расширение духа и вознесение себя до Его ширины и до Его всецелости.
Кто этого не понимает, тот идет к Царю — не с Царем в душе, а с полуреспубликанским обывателем, полуреволюционным холопом.
Перед лицом Царя — надо мыслить от целого, — собирая это целое и говоря про него, за него, для него, во имя его.
Все иное — будет криво и покажет только, что к вождю мы идем неверными путями и что Царя нам не иметь.
К Царю надо идти с правдою, со всякою мыслью благою, независимо от ее левизны и правизны.
Всем искренним убеждениям есть место в духе Царя и в его восприятии.
Все искренние мнения имеют здесь значение правды.
И тот, кто отсекает и урезывает мнения, несогласные с его личным мнением, — умаляет и искажает царскую и царственную правду.
Всякое искреннее убеждение есть достояние Царя.
Не чтущий этого — организующий глухоту, неосведомленность, партийное искажение — творит дело кривое, противонародное и противомонархическое, каким бы словом он ни прикрывался.
К Царю надо идти доброю волею, не вынужденным признанием, свободною любовию и свободным доверием.
Не построишь царства страхом и окриком, угрозою и заподозрением, понужением и клеветою.
Не холопы нужны царю, а сыны и рыцари.
Россия распалась потому, что было слишком много кривизны и холопства и слишком мало рыцарственной, свободной преданности.
Так обстоит всегда, — и во время благополучного царствования.
И это важно, как никогда в эпоху смуты и рассеяния; в эпоху свободного собирания монархической Руси и ее сил.
Нет у нашего вождя еще ни территории, ни власти, ни правительственного аппарата. Только началось свободное собирание сил; только еще вдет испытание.
И мудр и прав наш вождь, что не объявляет себя диктатором, обреченным на бессилие.
Мудр и прав он, что ждет свободного единения, добровольного подчинения, что не грозит он никому, и не вводит никакой принудительной организации.
Дух партийности царит еще среди зарубежной эмиграции. И пока этот дух царит, не заслужим мы царственного обновления России.
Нет еще мудрости; нет надпартийного парения; нет государственной зрелости.
И пока нет ее — всякий орган, всякая организация будет партийным и гибельным делом.
Вождю полнота доверия и власти. Пусть НАЗНАЧИТ он тех, кому верить.
А нам, созерцающим партийный напор справа, не подобает сковывать его партийно избранными людьми.
Это было бы зловредно и гибельно.
И да не будет партийного совдепа ни слева, ни справа.