Загрузка...Краткое введение
Этот трактат (№ 25 в Порфириевой хронологии) завершает начатую в Enn. II. 4 полемику с Аристотелем в вопросах терминологии; в нем не столько уделяется внимание критике Аристотеля, сколько изложению собственно Плотиновой концепции материи с интерпретацией по ходу ее изложения аристотелевских понятий. Основная цель, преследуемая Плотином в данном трактате, — максимально ясно продемонстрировать, что именно он подразумевает под материей умопостигаемого мира и как понимает материю мира чувственного — как чистую лишенность, потенцию, которая никогда не может быть актуализирована. Эта парадоксальная концепция, пожалуй, наиболее ясно изложена в последней части данного трактата, чем где бы то ни было в эннеадах.
Синопсис
Что подразумевается под возможным и действительным, и что под возможностью и действием; рассуждение, призванное прояснить значение этих аристотелевских терминов (гл. 1-2). Как эти термины приложимы к умопостигаемому миру; там нет материи в чувственном смысле, как принципа изменчивости, но место материи там занимает эйдос, как один из аспектов неподверженного изменениям действия (гл. 3). Эти же термины, далее, рассматриваются в приложении к материальному, чувственно-воспринимаемому миру; его материя есть возможность, которая никогда не становится и не может стать ничем действительным (гл. 4-5).
От Переводчика
Ввиду значительной сложности этого небольшого по объему сочинения, я нахожу нужным предварить его схемой соотношения основных понятий, используемых в данном трактате. В сфере умопостигамого, и в умопостигаемом каждой вещи, различаются энергия (в трактате V. 4 Плотин называет ее энергией сущности, или сущностной энергией) и возможность (она же — нечто сущее в бытии-в-возможности, т. е. возможность как сила, как умопостигаемая материя). При этом, энергия есть умопостигаемое «нечто». Продуктом умопостигаемого является чувственное, место энергии в нем занимает бытие-в-действительности, место возможности — бытие-в-возможности. Теперь, это чувственное (чувственная вещь), взятое относительно самого себя, есть нечто в действительности, а относительно иного (не важно, будет ли оно порождаться или, напротив, воздействовать) — нечто в возможности, или просто: есть в действительности или в возможности. При этом чувственное «нечто» есть вещь в действительности. Выражения: «быть в действительности» и «быть в возможности», «бытие-в-возможности» и «бытие-в-действительности» имеют каждое двоякий смысл — они могут указывать как на сферу бытия (умопостигаемую или чувственную), так и на модус бытия (возможное и действительное) в каждой из сфер; равно как и выражения: «быть в бытии-в-действительности» и «быть в бытии-в-возможности» могут называть как высшее, присутствующее в низшем, так и «вещь», берущуюся в разных отношениях.
Еще несколько замечаний: из-за амбивалентности русского слова «действие», которое порождает из себя, с одной стороны, цепь понятий, связанных с деятельностью, а с другой — с действительностью, я оставил в этом трактате без перевода греческое слово «энергейа», чтобы не перегружать текст однокоренными словами. Вообще, толкование энергии, как действительности и как деятельности, различает платонизм и аристотелизм; но об этом мы будем писать отдельно. Кроме того, греческое «дюнамис», благодаря уже упомянутому в общей статье перед публикацией первой эннеады смыслу слова «сила», может само обладать какой-то активностью, поэтому «дюнамео» не всегда можно перевести на русский как «иметь возможность» и т. п., поскольку в этом случае возможность выходит предметом действия, а не действующим субъектом. Современный русский не дает нам, на мой взгляд, ничего кроме глагола «усиливаться», который плохо сочетается с общепринятым переводом «дюнамис» как «возможность»; поэтому местами я употребляю старорусский глагол «возмогать». Нигде, на протяжении этого трактата, выражение «в действительности» не употребляется в том же смысле, что и фразы: «в самом деле», «по истине» и т. п.
1. Говорится, что есть бытие-в-возможности и бытие-в-действительности; говорится, что «нечто» и энергия — в сущностях. Следовательно, мы должны рассмотреть: что есть бытие-в-возможности и бытие-в-действительности. Не есть ли одно и то же: бытие-в-действительности и энергия; и если нечто есть энергия, есть ли оно и бытие-в-действительности, или это две разные вещи, и [нечто,] сущее в бытии-в-действительности, не необходимо есть энергия? Ясно, что бытие-в-возможности есть в вещах чувственных; должно рассмотреть, есть ли оно и в вещах умопостигаемых. Или Там есть только бытие-в-действительности; и если есть бытие-в-возможности, то оно всегда есть только бытие-в-возможности, а если оно существует вечно [т. е. только как бытие в возможности], то оно никогда не приходит в энергию, что исключается уже тем, что оно не во времени [— так ли обстоит дело, вот что должно нам рассмотреть]. Прежде всего следует сказать, что есть бытие-в-возможности: если дело обстоит действительно так, то мы не должны говорить о бытии-в-возможности просто, ибо нет бытия-в-возможности, если ничто не существует в возможности. Например, «медь есть в возможности статуя», но если из меди ничего не возникает, ничто не отпечатывается на ней, ничто не собирается быть, если ничего из нее не будет после того, чем она была, если ей ничем не позволено стать, — то медь будет [не статуей в возможности], а тем, чем она была, и только. Но то, чем она была, присутствовало [в меди изначально] и не собиралось быть чем-то другим. Что иное возмогла [медь, ставшая статуей в возможности,] кроме того, что в ней присутствовало [как в меди]? Значит, медь не была возможностью [, но только бытием в возможности]. Следовательно, есть нечто сущее в бытии-в-возможности, нечто, возмогающее уже быть и чем-то иным после того, что оно есть (оно или пребывает после творения этого [следующего, имеющего быть,] или, отдавая себя тому, что оно возмогло, само уничтожается); о нем [т. е. сущем в бытии-в-возможности] и говорится, как о том, что [существует] в возможности; ибо иным способом «медь есть в возможности статуя», и иным — вода есть в возможности медь, и воздух, и огонь. Значит ли это, что подобного рода существующие вещи существуют в бытии-в-возможности, и они называются возможностью относительно того, что имеет быть: например, медь — возможность статуи? Если возможность берется в смысле возможности творить, то никоим образом, ибо о возможности, взятой как возможность творить, нельзя сказать, что она — в возможности. Если же о бытии-в-возможности говорится не только относительно бытия-в-действительности, но и относительно энергии, тогда и возможность возмогает [т. е. есть нечто сущее в бытии-в-возможности]. Лучше и яснее брать бытие-в-возможности — относительно бытия-в-действительности, и возможность — относительно энергии. Бытие-в-возможности, в этом смысле, есть точно то же, что некое подлежащее, подлежащее претерпеваниям, формам и эйдосам, подлежащее, собирающееся принимать их и по природе к этому расположенное; в самом деле, оно даже старается прийти к ним: в некоторых случаях более успешно, в некоторых — менее, портя тех [т. е. формы и эйдосы], каждый из которых в действительности есть иное [, чем в возможности].
2. Мы должны также рассмотреть вопрос о материи: существует ли она в возможности относительно вещей оформленных, и есть ли она иное в действительности, или же она — ничто в действительности; и вообще, возникают ли иные вещи, которые мы называем существующими в возможности, получая эйдос в действительности и оставаясь в то же время собой; или же бытие-в-действительности будет приписано статуе, и статуя в действительности будет только противопоставляться статуе в возможности, и предикат «в действительности» никоим образом не может быть приложим к тому, что было названо «статуей в возможности». Если дело обстоит таким образом, то это не то бытие-в-возможности, которое возникает в действительности, но позднейшее бытие-в-действительности, которое возникло из предшествовавшего бытия-в-возможности. И, опять же, сущее в бытии-в-действительности есть составленное из формы и материи, но не так, что с одной стороны существует материя, а с другой — наложенный на нее эйдос. Так обстоит дело, если возникают разные сущности, например, статуя из меди: ибо статуя есть составленное из иных [друг другу) сущностей. В случае же вещей не пребывающих [т. е. мимолетных, существующих лишь мгновенье,] очевидно, что бытие-в-возможности было всецело иным [, нежели бытие-в-действительности]. Но если человек, который был грамотен в возможности, становится грамотным в действительности, — почему в этом случае то, что было в возможности, и то, что сейчас существует в действительности, — не одно и то же? [Конечно, одно и то же.] Ибо один и тот же Сократ мудр и в возможности, и в действительности. Но разве не выйдет тогда, что не знающий знает? [Да,] ибо он был знающим в возможности. Человек необразованный знает по случайности. Однако, ставший знающим был знающим в возможности — не благодаря тому, что был не образован, но напротив: случайным для него было быть необразованным, и его душа, будучи расположена к знанию, сама была бытием-в-возможности, благодаря чему человек и стал знающим. Сохранит ли этот человек бытие-в-возможности, останется ли грамотным в возможности, став уже грамотным? Ничто этому не мешает, но [возможность должна быть положена] и иным способом: прежде [того, как стать грамотным,] он был просто в возможности, теперь же — его возможность имеет определенный эйдос. Тогда, если бытие-в-возможности есть подлежащее, а бытие-в-действительности есть составленное [из материи и формы], как должен называться тот эйдос, что накладывается на медь? Не неразумно будет назвать эти форму и эйдос, благодаря которому статуя существует не только в возможности, но и в действительности, — энергией, и не просто энергией, но энергией этой вот вещи, хотя в более собственном смысле слова термин «энергейа» мог бы прилагаться к иному — к тому, к чему приводит энергия, и что противопоставляется бытию-в-возможности. Ибо бытие-в-возможности имеет бытие-в-действительности от иного; однако то, что в возможности, возмогает что-либо благодаря себе, и это есть энергия того, что в возможности: например, душевное состояние и следующая ему энергия, называемые мужеством и мужественным поведением [, ясно показывают, что некая внутренняя возможность переходит в действительность не благодаря иному, не как медь, получающая форму статуи извне]. Но достаточно об этом.
3. Теперь мы должны обсудить вопрос, ради которого было сказано все предшествующее: в каком смысле говорится, что бытие-в-действительности есть в вещах умопостигаемых; есть ли каждая из умопостигаемых вещей в действительности и энергия; и если все они суть энергия, то есть ли Там бытие-в-возможности? Если Там нет материи, в которой могло бы быть бытие-в-возможности, и ничто не имеет быть тем, чем уже не было бы, и ничто не находится еще в процессе изменения в иное, ничто, пребывая, не порождает иное, не исходит из себя, давая иному быть вместо себя, то тогда, конечно, в вещах существенно и вечно сущих, не имеющих времени, не будет ничего, в чем бытие-в-возможности могло бы быть. Если тогда кто-нибудь спросит тех, кто полагает материю также и в умопостигаемом мире, почему Там нет бытия-в-возможности, соответствующего материи — ибо, если даже материя существует Там иным способом, все равно в каждой из умопостигаемых вещей будет нечто подобное эйдосу, и нечто подобное материи, и составленное — что они скажут? Ответят, что то, что Там есть как материя, есть эйдос, ибо и душа тоже, будучи [по своей природе] эйдосом, может быть материей для иного. Тогда, не существует ли она в возможности относительно этого иного? Ибо, в таком случае, это иное было бы ее эйдосом, но эйдос души — не в том, что позднее души, она не отделена от своего эйдоса, разве что чисто логически; душа имеет материю таким образом, каким мыслимое двойственно: оба [и материя, и форма в мыслимом] — одна природа; так же как и Аристотель говорит о своем пятом теле [элементе], что он нематериален.
Но что мы скажем о душе? В возможности она есть живое существо, когда она еще не есть оно, но собирается быть; в возможности она музыкальна, и такова, каковой она возникает, но каковой не пребывает всегда; так что [по видимости] бытие-в-возможности есть также и в умопостигаемых вещах. Но душа не есть эти [качества] в возможности, но есть возможность этих [качеств]. И все-таки почему ее бытие-в-действительности Там? Неужели она существует в действительности, будучи, как статуя, составлена из обоих [материи и эйдоса], поскольку каждая из умопостигаемых вещей уже восприняла свой эйдос? Лучше сказать, потому, что каждая из этих вещей есть эйдос, есть совершенно то, что есть. Ибо Ум не переходит из возможностей мышления в энергию мышления: в противном случае он нуждался бы в ином, предшествующем [начале], которое не [переходит в энергию] из возможностей, — но в Уме есть всё. Ибо бытие-в-возможности, переходя в иное, желает быть приведенным в энергию, чтобы стать чем-то существующим в действительности; но то, что обладает собой благодаря себе самому, вечно обладает собой таким именно образом, — это и есть энергия. Все первично сущие вещи есть энергии, ибо они имеют то, что им должно иметь от себя и вечно; и Душа существует таким же образом — та Душа, которая не в материи, но в умопостигаемом. Но и та душа, что в материи, есть некая энергия, — например, растительная душа, ибо то, что она есть, есть энергия. [Допустим,] все существующие Там вещи существуют в действительности, и таким именно образом, — есть ли, тогда, все они энергии? Почему нет? Если это прекрасно сказано, что та природа «бессонна», [и что такова же] и жизнь, и лучшая жизнь, то Там должны быть прекраснейшие энергии. Все вещи Там существуют в действительности, и все суть энергии, и все живы [из себя]; то [горнее] место есть место жизни [как таковой], начало и источник истинных Души и Ума.
4. Тогда все иные вещи, которые есть нечто в возможности, имеют бытие-в-действительности как нечто иное; и об этом ином, которое уже существует, говорится, что оно существует в возможности относительно иного. Что она есть, говорится и о материи, которую мы называем всецело существующей в возможности, но что она есть в действительности: что-то из сущих вещей? [Если бы она была одной из вещей,] она не была бы всеми вещами в возможности. Если же она ничто из сущих, то необходимо не есть сущее [вообще]. Как же она может быть чем-то в действительности, если она не есть ни одно из сущих? Но если она не есть ни одно из сущих, которые возникают на ней, ничто не мешает ей быть чем-то иным, если, в самом деле, она не есть все сущие вещи, имеющие материальное основание. Если же она не есть все эти вещи, а эти вещи — [все] сущие, то она не существует. Она, конечно, не могла бы быть эйдосом, ибо воображается как нечто бесформенное, поэтому ее нельзя причислить к умопостигаемым вещам. Так что и таким образом она будет не-сущим. Если она не существует в обоих [вышеупомянутых случаях], то она будет еще более не-сущей. Если же она исключена из природы истинно сущих и не может достигнуть [уровня] тех, которые называются ложно существующими [т. е. уровня материальных вещей, или даже уровня их отражений и отзвуков], ибо она даже не призрак логоса, как они, — в каком еще виде бытия можно было бы ее найти? Если же ни в каком, — как она могла бы существовать в действительности?
существуют в возможности, соответствующей тому, что они собираются быть [чувственно]? [Пусть так,] но ее бытие в материи есть только возвещение того, что будет, как если бы ее бытие всегда откладывалось на завтра [буквально: откладывалось тому, кто будет. — Т. С.]. Следовательно, ее бытие в возможности не есть нечто, но в возможности всё; и поскольку в себе она — ничто, но именно то, что она есть — материя, постольку она [никоим образом] не существует в действительности. Поскольку, если она будет чем-то в действительности, то не будет материей, т. е. не будет всецело материей, а не материей вроде меди. Тогда материя должна быть не-сущим — не как нечто отличное от сущего, как, например, движение (оно ведь мчится на сущем, как если бы оно было от него и в нем); материя же словно бы изгнана из него и не способна [сама] изменить себя, но всегда такова, каковой была изначально, а была она не-сущим, чем вечно и остается. Она не была чем-то существующим в действительности изначально, поскольку была отставлена от всех существующих вещей; она была не способна взять даже окраску от [цвета] вещей, желавших погрузиться в нее, но она [всегда] пребывает направленной к иному, существуя в возможности относительно вещей последующих; она является, когда завершается [ряд] умопостигаемых сущих, она схватывается в вещах становящихся, будучи сама чем-то последним, чем-то после них. Итак, будучи и в вещах умопостигаемых, и в чувственных, она не принадлежит ничему в действительности, ей оставлено быть только в возможности — неким бессилием, смутным эйдолом, не способным оформиться. Так что она есть эйдол в действительности; она есть ложь в действительности: т. е. «истинная ложь», т. е. «сущностно ложное». Итак, если она есть не-сущее в действительности, то, следовательно, еще более не-сущее, а значит — «сущностно не-сущее». Тому, что имеет свою истину в не-сущем, должно быть далеко от того, что существует в действительности бытия сущих. Тогда, если материя должна быть, она должна в действительности не быть; будучи выведенной из истинного бытия, ей должно иметь свое бытие в небытии; ибо если ты лишишь вещи, существующие ложно, их лжи, то лишишь их самой их сущности; и если введешь энергию в вещи, имеющие свое бытие и сущность в возможности, то уничтожишь основание [причину] их ипостасей, потому что их бытие — в возможности. Если же должно соблюсти материю неуничтожимой, то именно как саму материю. Итак, либо должно сказать, что, по всей видимости, материя существует только в возможности, чтобы быть тем, что она есть, либо — опровергнуть эти [вышесказанные] слова.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. См.: Аристотель. Физика, Г. 1. 201 аЗО.
2. Аристотель никогда напрямую не говорил этого. Возможно, Плотин имеет здесь в виду комментарий кого-либо из перипатетиков, заключившего, что «невозникшее», «неуничтожимое», «неподверженное ни росту, ни [качественному] изменению» — будет и нематериальным (См.: О небе, А. 3. 270 а-Ь).
3. См.: Платон. Тимей, 52 Ь7. Плотин говорит о «неусыпном свете» в Уме в прекрасном описании неизменной и вечной жизни и мышления Ума в Епп. VI. 2. 8. 7.
4. См. гл. 1. Медь есть уже действительная медь, т. е. оформленная, реально существующая вещь; потенциально же она есть статуя, которую можно из нее отлить, и таким образом — материя статуи.
5. Движение — одна из «категорий умопостигаемого мира». См.: Епп. II. 5. 5 и прим. к этому отрывку.
6. Фраза то ώς άληθώς ψευδός взята из Платона. Государство, II. 382а4; όντως μή όν — из Софиста, 254d 1 (однако Плотин ставит выражения, взятые у Платона, совершенно в иной контекст).