Загрузка...Нельзя не считать поразительным проявившееся в этом подходе столь парадоксальное сочетание самого утонченного этического идеализма с весьма откровенной и однозначно выраженной реалистической концепцией нравственного развития. И тем не менее ничего нелогичного и несообразного здесь, по сути дела, нет. Для индивида, поставившего целью и смыслом существования собственное самосовершенствование, необходимо в первую очередь, чтобы его усилия не пропали даром. А поскольку, замечает философ, «лица в отдельности не существуют, а следовательно, и не совершенствуются» , значит, субъектом совершенствования является «единичный человек совместно и нераздельно с человеком собирательным, или обществом» (Там же). Таким образом, для последовательной реализации нравственного дела необходима ни много ни мало общественная организация добра, последовательная консолидация всех моральных и духовных сил человечества.
Конечно, в философско-этической системе Вл. Соловьева мы не найдем сколько-нибудь обстоятельных формальных характеристик такой организации и уж тем более ее жизненно-практических критериев. Но отсутствие конкретных рекомендаций по ее созданию вовсе не отменяет значительности философских построений мыслителя, сумевшего совместить в своем фундаментальном труде, казалось бы, самые несоединимые, антиномические проблемы этической теории: автономию индивидуального воления и законы общественного бытия, «природные» механизмы моральной регуляции и ее трансцендентную сущность, самосовершенствование индивида и нравственный прогресс человечества, совокупность его действительной жизни.
Не вдаваясь здесь в детальный анализ соловьевской концепции права, нравственных оснований экономики, национальных отношений и пр. (все это требует специально и особым образом поставленных и осмысленных познавательных задач), все же хотелось бы отметить в заключение, что в «Оправдании добра», помимо сугубо теоретических откровений, читатель обнаруживает редкую композиционную стройность философского текста, удивительную логическую завершенность основной философской темы. Так, обратившись в начале трактата к проблеме смысла жизни, философ в заключение вновь возвращается к ней, пытаясь дать ей завершающее разрешение. И здесь вновь наблюдается своего рода обратное движение к прежней установке, но уже в «снятом», пресуществленном виде. И действительно, уже доказав общим ходом своего изложения, что нравственный смысл существования человека состоит в реорганизации им своей сущности таким образом, чтобы между ним и абсолютным добром установилась «совершенствующаяся связь», философ всерьез задумывается о духовно-психологических механизмах этого процесса: что должен сделать человек, чтобы осуществить эту жизненную задачу? Как может он преобразовать свою духовную природу, и возможно ли это вообще? И здесь мы встречаемся с оригинальной этической идеей, весьма непривычной современному сознанию, но от этого звучащей не менее убедительно. Итак, для того чтобы осуществить свое жизненное предназначение в самом высоком нравственном смысле, говорит философ, человеку необходима прежде всего «перестановка жизненных целей и волевого центра тяжести». По-видимому, с точки зрения современных представлений данная посылка означает не просто смену привычных ценностных ориентаций, но именно воссоздание, творение личности из старого жизненного материала. И осуществить это можно лишь с помощью духовной энергии, «собранной» и преобразованной для реализации высших глобальных целей общечеловеческого порядка. Именно поэтому человек, растративший себя на эмпирические формы существования, никогда не поймет смысла жизни. Тот же, кто способен собрать свои нравственные силы в волевой жизнепреобразующий узел, есть «не дудка в пальцах у Фортуны, на нем играющей», а в полном смысле этого слова хозяин собственного бытия и участник общемировой истории добра, его работник и созидатель. Но раз так, то для провиденциальных целей мирового процесса, считает Соловьев, необходимы усилия многих индивидуальных воль, собирательная, напряженная работа всего человечества. И потому кардинальный принцип нравственной философии Соловьева есть именно «собирание или вбирание всех внешних, материальных целей в одну внутреннюю и душевную цель полного воссоединения человеческого существа с природного сущностью…».
Разумеется, в настоящее время многие положения философа представляются достаточно отвлеченными и в лучшем случае труднореализуемыми. Однако и сейчас не может не вызвать самого почтительного удивления нравственный пафос мыслителя, гордая сила его духа в сочетании с самой искренней, высокой верой в созидательную энергию человека, его великие преобразующие возможности.