Загрузка...Осуществленная в ходе эксперимента диалоговая разработка средового сознания была быстро подхвачена большинством этих «безместных» детей урбанизации фабрично-слободского типа как любопытная игра. Всего несколько сеансов дали заметный эффект приращения способности различать и замечать, однако, не будучи подкрепленной действительным преображением среды, такая пробужденная способность вновь неизбежно и скоро атрофируется.
Нет, восприятие Места, переживание его ценности отнюдь не является распространенным признаком сознания, и уже потому и новоизбранная власть, и ее общественные партнеры скорее всего будут тяготеть к пользованию сугубо вчерашним словарем, означающим всякие признаки количественными характеристиками. Категория качества не допускается при этом внутрь сознания, ибо для нее там не уготовано пространство. Средовым же качеством может обладать только Место, пронизанное памятью общей и нитями индивидуальной памяти.
Следовательно, для того чтобы в мире «безместных» людей возникли Места, обладающие качественными характеристиками, недостает в первую очередь даже не финансов и технических средств, не грамотного планирования и исполнения планов, но самих носителей категории качества, способных связать ее с фрагментом пространства и тем преобразовать его в Место. Вспомним: весьма определенное, закрепленное в обыденной истории и в истории литературы Место — ресторан «Яр» (ныне гостиница «Советская» в Москве). Место порождено случайно-закономерным образом — за городской заставой, за пределами городского налогообложения. Но это была лишь предпосылка, Местом его сделала сначала кратковременная, а затем и долговременная память, память о людях и нравах. Оно не планировалось и не проектировалось — оно стало! Вполне анонимного вида кафетерий на Невском проспекте стал в 60-е годы безусловным Местом с неофициальным именем «Сайгон»: отсюда в значительной степени вышла вся авангардная литература и, частью, живопись. Оно Место именно потому, что «само стало»!
Подобным примерам несть числа и в куда более богатом Местами мире Европы, но тяга к Месту пробивает себе дорогу при первой же возможности и в самых неблагоприятных, казалось бы, условиях. Чем объяснить, что рядовая «стекляшка», из тех кафе, что в 60-е годы символизировали собой наступление прогресса, расположенная на Большой Бронной улице в Москве, стала надолго «клубом» водителей такси! Почему один бульвар нового района остается безлюдной пустыней, а другой, почти идентичный, обживается разными поколениями с довольно плавной передачей временного «владения» во времени в течение суток!
Почти всегда причину или импульс, сыгравший роль причины, можно установить, и в процессе такого расследования знания о Месте обогащаются в значительно большей степени, чем любым другим способом. Но для этого нужно задачу изучения природы Места, исследования «духа Места» непрерывно решать и ставить заново. Для этого, в свою очередь, Место необходимо понимать, ощущать, любить, наконец. «Безместность» массового сознания, на взгляд автора, подмывает самый фундамент обыденной культуры (без которой и так называемая высшая культура укрывается в библиотеки, спасаясь там, да еще в рабочих кабинетах немногих чудаков от агрессивного безразличия или прямой агрессии окружения) больше, чем что-либо другое. Когда Флоренский называл культуру борьбой с мировым выравниванием, он, судя по ряду работ, весьма внимательный к переживанию окружения, вне всякого сомнения подразумевал в том числе и борьбу с выравниванием мест.
Для того чтобы описать маленький город Старую Руссу, где Достоевский писал «Карамазовых», понадобилось в свое время издать более пятисот почтовых открыток — сегодня легкомысленные авторы, пытающиеся создавать фотоальбомы, посвященные огромным новым городам, быстро убеждаются в мучительной сложности хотя бы сымитировать решение проблемы иллюстративного ряда. Этим все сказано: различие Мест неотрывно сопряжено с различением цветов и оттенков, интонации и значении, наконец, смысла слов. Катастрофа разразилась давно, и ее не остановить героическими актами спасения, реконструкции или даже воссоздания отдельных памятников — отдельностей. Эти акты необходимы безусловно, но все же на первый план, по-видимому, выходит проблема создания среды наново — долгий, тяжелый, дорогой путь к созданию условий, при которых Места вновь начнут возникать «сами» в таком количестве и такой плотности, что между ними окрепнут паутинки связей — среда.
Когда-то вся среда являла собой тонкую сетку таких связей, и каждое из Мест обладало именем собственным. Сложный, многоактный процесс подавления местного, а значит, индивидуального, длившийся десятилетиями, подталкивавшийся целыми поколениями, привел почти полностью к истреблению или забвению и имен: нет Места — нет нужды и в имени.
Процесс освоения окружающего мира наново идентичен процессу утверждения Места, вслед за чем наступает черед закрепления и имени. Еще раз начался процесс «открытия» страны, ее освоения. Иначе говоря, процесс культурного структурирования по категории Места. Обнаружив реальность и жизнеспособность Места, человек приобретает шанс высвободиться из «безместности» и обнаружить собственное бытие.