Государственная собственность на средства производства не только не общественная, она противоположна общественной и, если утверждается она до того, как капитал совершит свою историческую работу, обобществляя труд, его условия, его технологию, установив при этом прочные связи между разными частными видами производства, стирая таможенные барьеры, развивая мировой рынок и т. п., то собственность государственная окажется, но Марксу, «недоросшей до частной собственности» и тем более — не социалистической. Ее удел — возврат к азиатской деспотии, ибо связь производителя со средствами производства в этом случае не регулируется рынком и стоимостью рабочей силы, да и товаром она не является (но не потому, что перестала быть товаром из-за победы централизованного распределения над рыночной стихией: далеко в этих условиях до «продуктообмена», дальше, чем до Луны). Единственной связью производителя со средствами производства здесь может быть лишь неэкономическая связь — связь принуждения. Вот его-то централизовать как раз придется. А иерархию неэкономического управления экономикой и рабочей силой возвести в главный принцип общественного устройства — становой хребет всех общественных отношений.
И еще настаивал Маркс: частная собственность на землю — источник и основа капитала в любой его форме. В реальных исторических категориях раскрывает здесь Маркс главный принцип капиталистического способа производства — стоимость любого товара реально, а не в голове экономистов и философов включает в себя стоимость земли. Стоимость ли хлеба, собранного с нее, стоимость ли булавки, произведенной на заводе, построенного на ней,— все едино. Так можно ли планировать и осуществлять централизованный, плановый и сколь угодно «научно» просчитанный эквивалентный обмен трудом, его продуктами, если земля благодаря его «огосударствлению» лишена стоимости, не имеет цены? Если, добавим, хозяйство многоукладное, с разительным расхождением в уровне развития производительных сил в многообразных «частных» формах труда и при полностью еще не капитализированном рынке? Совсем недавно отечественные экономисты спорили всерьез: каким путем выходить из глубокого кризиса всей хозяйственной системы — плановым, как было, или же рыночным, как некоторые предлагали? Вот классический пример «пауки о словах»! Да не было и принципиально не могло быть у нас планового хозяйства при описанных выше условиях! И планировали с потолка (от достигнутого), и ни один план за всю историю не был выполнен. Планирование производства и распределения до определенного уровня обобществления (ни в коем случае не путать с огосударствлением!) труда, при жестоком разрыве между сферами и отраслями производства — чисто идеологическая акция, фиксирующая политическое и поэтому экономическое господство аппарата власти. Что свободного рынка в этих условиях не могло быть — это естественно. Но и создать его планово, сверху, приказным порядком (на что только и могли надеяться сторонники -рыночного» социализма) абсолютно невозможно.
Обратимся к историческим реалиям: нэп был последней попыткой войти в «переходный период» дорогой медленного, но неуклонного обобществления груда и теми единственными шагами, какими вообще можно ходить, шаг за шагом развивая эквивалентный обмен товаров в рыночной стихии, сдерживаемой и даже направляемой государством. Но не собственником всего и вся, а полномочным представителем всех собственников, а в нашем случае — кооператоров и арендаторов — пользователей средствами производства (прежде всего землей, если есть и государственные земли, а не земля «от края и до края»).
В данном очерке нет возможности показать (да и не ставилась такая задача), какие интересы и каких социальных групп в свое время победили интересы крестьян и рабочих, интеллигенции — всех тружеников, принципиально способных к продуктивному труду лишь при условии соединения со своими средствами производства без властного посредника и его управляющих. Факт тот, что победили горячие сторонники уравнительного (докапиталистического) коммунизма, ибо только в случае его «установления» и «построения» они получали в собственность аппарат власти. После чего абсолютно неизбежно следовало закабаление крестьян, мечты о трудармиях в промышленности, о трудовой повинности но всех остальных сферах производства и… террор.
Очевидно, что связь времен порвалась при этом так, что держаться за ее оставшиеся слабые нити можно было только подпольно, только с риском для жизни.
«Болевые точки» культуры! Они слились в одно сплошное болящее пятно на теле народа, людей, которые пострадали сильнее городов и сел, земли и других средств производства, сильнее литературы, искусства, науки, религии, философии. Хотя бы просто потому, что только люди и умеют страдать, чувствуя боль.
Но именно поэтому они и только они способны сегодня освободиться от уравнительной идеологии, выпавшей из культуры и в историческом невежестве своем и в своей исторической изжитости. Только они могут сегодня довести перестройку до ее исторического смысла. Только они способны восстановить связь времен и вернуться к современной цивилизации наследниками и продолжателями своей и всечеловеческой культуры. Дело — за ними. Дело за творцами культуры, за интеллигенцией, за всеми работающими и в первую очередь — за рабочими.
Нет, не во внешних формах буржуазной демократии (при всем уважении к ней и к ее исторической роли) — главная надежда на возвращение к экономической политике, соответствующей перестройке. Сам по себе правом обеспеченный плюрализм позиций, концепций, оценок и мнений, да хоть и партий — лишь одно из условий демонтажа машины власти бюрократии. Но плохо, очень скверно будет и для культуры, и для производства, если в парламентских дебатах, в перманентной борьбе разных социальных групп и их представителей (к тому же далеких от нужд производства и культуры) за иллюзию власти отойдет на задний план первоочередных задач перестройки задача реального кооперирования труда, опредмечиваемого в отношениях трудящихся к средствам производства, — и сразу на том его «витке», о котором говорилось выше.
И нет сегодня иной социальной силы, способной не на словах, не половинчато, не с оглядкой на «начальство» продолжить нашу революционную перестройку, кроме силы содружества рабочих людей, трудящихся в духовном и материальном производстве, отдающих всю полноту местной и общегосударственной власти представителям истинных владельцев и пользователей средств производства — своим представителям. В том, что они — сила, мы еще убедимся. В том, что сегодня им противостоит — и в этом мы убеждаемся каждый день — сила отчужденного труда и распределительной уравниловки (в бедности), сила некомпетентности и массового непрофессионализма, сила полузнайства (осведомленности, но не знания) и бескультурья, сила отрицания, злая сила стихийных воль, привыкших к своему рабству людей.
Столкновение двух этих сил неизбежно. Оно идет. И от его исхода зависит судьба культуры — судьба народа.