Загрузка...…«Белорусская зона» — крупным шрифтом. Эхо Чернобыля. Длящийся уже несколько лет мучительный кошмар. Боль эта была, есть и будет… Было: «номенклатурный» подбор руководителей-электроэнергетиков, малознакомых с физикой атомного реактора, их некомпетентное руководство плановой проверкой режима реактора четвертого блока, приведшее к взрыву, грозившему, если бы не героизм шедших на смерть работников станции и пожарных, самой страшной катастрофой европейского масштаба… Было: непрофессиональная оценка обстановки после взрыва, попытки высших руководителей отрасли (и не только ее) скрыть реальную суть случившегося; паника местных руководителей (некоторые из которых, правда, не «потерялись», успели эвакуировать свои семьи), что, однако, не помешало провести первомайские демонстрации и в Киеве и в других зараженных городах лишь только для того, чтобы доказать миру: «На Шипке все спокойно». Да, было много такого в действиях специалистов и политических руководителей в самые первые дни трагедии, что упрямо свидетельствует не только и не столько о психическом срыве в момент осознания масштабов катастрофы (это как-то понять еще можно), но прежде всего — о мгновенной корпоративной реакции, о попытках заслонить свою социальную группу, себя, хотя бы и за счет лжи, ведущей к неотвратимым страданиям и даже гибели других людей. Так разрывалась связь людей — следствие и причина низкой профессиональной, политической и общей культуры тех, кто оказался у руководства людьми и производством. Вот то первое, что вспомнилось о былом при взгляде на заголовки статей из сегодняшних газет, вновь обращающихся к событиям в Чернобыле. Да, так было. Но о чем же эти статьи? О том, что есть.
Есть: десятки деревень Могилевщины, Гомельщины, где и четыре с лишним года после Чернобыля живут люди, оставшиеся, не уехавшие по собственной воле и не эвакуированные, так как некуда им пока ехать, живут в зараженной зоне, медленно, но верно убивающей их. А ведь были уверения вице-президента АМН СССР Л. А. Ильина (ныне уже бывшего, но печально известного своим ведомственно-охранительным, но, увы, абсолютно беспочвенным оптимизмом) в том, что просто в республике (Белоруссии) резко обострилось эмоционально-психологическое восприятие последствий аварии. Как он выразился, «раздувается духовный Чернобыль».
Есть, правда, и другое мнение, мнение почти со стороны. Его высказал, побывав в родных местах, выходец из Белоруссии австралиец Раппопорт. Причина в инертности, считает он, в боязни ответственности, инициативы… Даже в период народного горя многие чиновники по-прежнему хладнокровны, каждый старается кивнуть на другого, а бюрократизм остается безнаказанным… Мельбурнский бизнесмен передал в дар белорусским медикам 20 аппаратов ультразвуковых сканеров, остро необходимых для диагностического обследования многих тысяч детей, страдающих от облучения щитовидной железы радиоактивным йодом. Упадок общей, профессиональной и политической культуры был причиной беды. Он же, только еще более глубокий, стал и следствием продолжающейся нашей боли, порожденной бездушием и групповым (личным!) эгоизмом. Еще раз убеждаемся: болевая точка культуры — это боль живых людей.
Рядом со статьей «Белорусская зона» в газете сообщение о забастовках шахтеров, размышления об их причинах — о шахтерском быте на пороге бедности, о скудных теперь (инфляция!) заработках, о нищенском снабжении по вине сверхцентрализованного распределения, о всевластии ведомства, закрывшего дорогу перестройке в организации производства и управления на всех угольных шахтах страны… Требования бастовавших не только справедливы, но и сущностно своевременны. Решение основных вопросов люди связывают с развитием экономической реформы, с изменением методов хозяйствования, открытием возможностей для инициативной работы, для повышения производительности труда, получением на этой основе больших доходов, которыми можно было бы распорядиться по справедливости.
Листаем газету дальше… Мы уже привыкли к сообщениям об авариях и катастрофах по вине безответственности и равнодушия, из-за нарушения дисциплины, техники безопасности, эксплуатации давно требующей обновления техники на транспорте. Еще не затянулись, еще кровоточат физические и душевные раны от недавних катастроф. В израненной памяти всплывают сотни жертв в потерпевшем крушение пассажирском составе при взрыве скопившегося в низине газа из халтурно сваренной трубы продуктовода, гибель моряков-подводников с «Комсомольца», сотни трупов с «Нахимова»… И вот «Снова разгильдяйство?» — известие о крупной аварии под Армавиром. Лишь один вагон устоял на шпалах, девять сошли с рельсов, часть из них скатилась под откос. Вагоны были с зерном. Виноват стрелочник…
Читаем дальше… «Наручники для следователя» — о полном бескультурье в организации правоохранительной работы в СССР: «Именно здравого смысла порой не хватает нашим законам для эффективной борьбы с преступностью». Ее рост — небывалый, взрывной, с неизвестным нам ранее размахом организованной преступности, рэкетом, коррумпированностью и мафиозными связями с верхними эшелонами местной и даже центральной власти — застал врасплох и наше общество и его правоохранительные органы. Так говорится в статье. И снова боль людей, страдания, погубленные жизни… И снова сила равнодушия разрывает человеческие связи, снова торжествует корпоративная мораль, убивающая человечность и культуру.
Да нет же, уважаемые читатели! Честное слово, я произвольно взял номер газеты, который только утром получил по почте, еще не зная, что предложу вам такой странный эксперимент. В этом же номере статья и о всесилии «телефонного права», о самодурстве бывшего первого секретаря Тульского обкома КПСС, о произволе послушных ему прокуроров… Опять полоснуло горячей болью за унижаемых, втаптываемых в грязь, в лагерную пыль страстотерпцев, всей душой прикипевших к земледельческой культуре.
Публикация материала о Всесоюзном студенческом слете, помещенная на четвертой полосе газеты, заставляет обратиться к еще одной острой проблеме культуры — к книгам, их судьбе… И невольно вспоминаются пожары и наводнения в богатейших книгохранилищах страны, закрытые до сих пор архивы, материалы которых, оживающие в руках исследователя,— не что иное, как реальная, предметная, духовная связь времен, творящая сила человеческой культуры. А какие книги у нас издаются?.. Как раз в этом же номере газеты — статья «Одолеть серость». Это о наших изданиях, о полиграфии.
Впрочем, и в этой и во многих других подобных публикациях о книгоиздании, театре, кинематографе, поднимается проблема о серости отнюдь не только «оформления», но прежде всего содержательного и художественного уровня произведений.
Проблемы культуры и искусства в такой многонациональной стране, как СССР, тесно связаны с судьбой языков населяющих ее народов. Недаром писатель М. М. Пришвин называл язык историей, культурой, душой народа! О судьбах языка своего с болью говорят сегодня и молдаване, и прибалты, и приволжские народности, и малочисленные (так деликатно именуются у нас по сути дела исчезающие) народы Сибири и Севера. Во весь голос требуют они уважения к собственному языку, к своей культуре, к своей истории — к душе народной. И вот уже Верховные Советы многих республик обсуждают законы о языке. В их числе и Верховный Совет Таджикистана, утвердивший как раз сегодня такой закон о языке своей республики, особая статья которого предусматривает обучение старой таджикской письменности, отказ от которой (по приказу сверху) разорвал связь времен, нанес трудноисправимый урон культуре великого народа.
Но наиболее остро и трагично «болевые точки» культуры обнаруживаются во вспышках межнациональной розни, доходящей до крайних пределов полубезумного экстремизма — до резни. В национальном сознании и самосознании на всех его уровнях в едином сплаве укореняются трудовые, духовно-практические и духовные традиции народа, всеобщий смысл всех «языков», на которых тысячелетиями произносились и писались, пелись и вытанцовывались, обретали пластику и гармонию пространственных форм бытия и начертания формулы знания о мире, все тексты обращений людей друг к другу. Все то, что выращивало в них человеческую суть. Но когда обрывается связь времен и поколений, а «болевые точки» культуры становятся отточиями — знаком пропуска высокого смысла духовного и материального труда, тогда именно в чувстве национальной особости — в этом суррогате национальной гордости — духовная пустота, одинокость, незащищенность переплавляются в неолитически-злобное, зверское: «Бей… «чужих», спасай своих, спасай Россию!» Тогда потускневшую, обедневшую память народа о своем прошлом, о былом, о славе и бесславии не восстанавливают трудом мысли и рук, не возрождают в сознании своем и своего народа продуктивной культурной работой. Энергия памяти вся без остатка переливается тогда в зоологическую ненависть к «инородцам». Злым делом хитрых и умных «заговорщиков» (сионистов, масонов и т. п.) видится тогда разрушение национального достояния великого народа. Это — тоже «знак беды», точка острой боли нашей культуры.
Разрушено же (не кем-то, а нами самими) действительно много. Тысячи пустующих деревень, дошедших до нас из Руси изначальной с избами почти тех же времен… Храмы, некогда прекраснейшие, ставшие символами духовной порухи… Вместо них клубы?! И по облику своему, и по убожеству осуществления своей миссии — наглядное воплощение testemonium poupertatis (свидетельство бедности). А главное: крестьяне-поденщики, за полвека потерявшие цель и смысл своего труда… Города с их безликими, стандартно-панельными блоками наскоро и отвратительно сварганенных зданий, неорганизованной толпой загнавших в резервации остатки памятников замечательного русского зодчества, русской городской культуры… «Социалистические» города с их торжеством административного официоза — головной, центральной площадью, образованной каре безвкусных, уныло-помпезных обл-, гор- или райкомов и исполкомов, с обязательным памятником Ленину в центре… Заметно ветшающий, по-провинциальному потускневший, хотя все еще и вопреки всему божественно прекрасный Ленинград…
И, наконец, Москва — самая больная наша боль. Нигде так не покуражилась в бездумном административном восторге вседозволенности вельможная чернь, нигде не была так преступно усердна рать ее оголтелых угодников, как в стольном граде! Самая своеобычная, но и одна из красивейших европейских столиц (такой ее видели не только русские люди, не только москвичи, но и умеющие жить красотой иностранцы, как свидетельствовал Кнут Гамсун) потеряла лицо, потеряла душу.
Ведь душа человека, душа народа обретет себя, направляя затем все деяния людей, лишь глядя в зеркало запечатленного труда — труда мысли и чувств, труда творения, культуры. Вообще духовность человека (народа) не эманация богом или природой укорененной в нем способности осмысленного переживания бытия. Духовность настолько (и постольку!) же внутреннее свойство, насколько (и поскольку) она внешняя совместная, соборная деятельность людей. Деятельность одновременно и воплощающая себя (свои цели, мотивы, вызвавшие их стремления, чувства и мысли) в веществах и силах природы, и тут же снова и снова образующая себя практическим сотворением своего «зеркала», то есть тех же, но общезначимых, всеобщих (общих всем) реальных форм бытия — новых идеально-предметных его образов (образцов), а следовательно, и новых потребностей, новых целей, мотивов, новых стремлений, мыслей и чувств. Все эти сотворенные образы бытия -дома, храмы, архитектурные ансамбли, «лица необщее выражение» городов и сел — не что иное, как самое наше первое обращение к людям, к миру, к потомкам, к вечности.
Москва всегда была самым верным зеркалом русской души, русской духовности. Сегодня она разделила судьбу всех русских городов. Мало того, именно ее почему-то с особенным старанием и образцовым бездушием продолжают разрушать, перестраивая наперекор ее стати и пластике, бесчисленные «отцы города» — ведомства всех мастей и рангов.
Пора закончить наш эксперимент: в одном лишь номере газеты, обычном, рядовом, мы нашли хотя далеко не полный, но внушительный перечень «болевых точек» нашей культуры. А память дополняла и конкретизировала черты как тех проявлений бескультурья, что волнуют авторов газетных материалов, так и тех, что связаны с ними сущностно. Связь эту уже нельзя не заметить. Значит есть, обязательно должно быть одно основание у столь разных и столь многочисленных проявлений разрушительного бескультурья практически во всех сферах деятельности людей — от производственной до политической, не минуя, увы, и так называемые творческие виды деятельности во всех отраслях духовного производства. Пора перейти теперь к определению этого основания.
Однако у читателя может возникнуть недоумение, а не слишком ли мрачно, не слишком ли тенденциозно прочитал автор попавшийся ему помер газеты? Ведь и там, как и в самой жизни, наверное, есть и примеры достижений народа, в том числе и в области культуры. Тем более что газеты в переломное наше время акцентируют внимание прежде всего на недостатках, помогая их исправлению… Так можно ли, исходя из этих примеров, судить о состоянии культуры?
Судить поспешно, возможно, и не стоит, но поразмышлять о процессах, об их истоках, об их направленности, о выявляющей себя в них основе того способа формирования (или разрушения?) культуры, которую не так давно мы дружно называли национальной но форме и социалистической по содержанию, правомерно и необходимо. Да и вообще разговор ведь идет о «болевых точках» культуры, а не о наших культурных победах. Да и чьи они — эти «наши»? Знаменитое замятинское «Мы» здесь явно не проходит. Те, кто в прошедшие десятилетия создавали истинные ценности русской культуры, скажем, Флоренский и Шнет, Лосев и Ильенков, Маяковский и Есенин, Пастернак и Ахматова, Прокофьев и Шнитке, Булгаков и Солженицын, Платонов и Гроссман, в это «мы» никак не вписываются своими жизненным и творческими биографиями. И, к счастью, список этот творцов русской культуры велик, исчерпать его я не берусь.