Загрузка...Лиддел Гарт в следующих выражениях формулирует основные принципы и требования «стратегии непрямых действий»:
«Цель большой стратегии состоит в том, чтобы вскрыть и использовать слабые места в способности противника организовать вооруженное сопротивление. Стратегия должна быть направлена на то, чтобы поразить противника там, где он менее всего защищен.
Нанести удар туда, где противник силен, значит ослабить себя неизмеримо больше, чем оправдывает успех. Чтобы удар имел наибольший эффект, надо на-нанести его по слабому месту…
Стратег должен добиваться того, чтобы парализовать противника, а не стремиться уничтожать его физически. Убить человека в бою — это значит всего-навсего уменьшить армию только на одного солдата, в то время как живой, но лишенный присутствия духа человек является носителем страха, способным вызвать эпидемию паники. Воздействие на психологию командира может свести на нет боеспособность его войск. Психологическое же воздействие на правительство страны может оказаться достаточным, чтобы лишить это правительство всех имеющихся в его распоряжении ресурсов, и тогда меч выпадет из его парализованной руки…
Анализ войны показывает, что в то время, как номинальная сила страны характеризуется численностью населения и количеством ресурсов, ее реальная величина определяется состоянием внутренних органов и нервной системы — стабильностью управления, моральным духом и снабжением. Прямое давление всегда ведет к усилению сопротивления противника… как в политике, так и в стратегии… непрямые действия являются наиболее эффективным средством нарушения психологической, физической устойчивости противника, создавая таким образом условия для его разгрома».
На протяжении всей своей книги Л. Гарт в прямой или косвенной форме полемизирует с Клаузевицем, рассматривая его как поборника лобовых, массированных ударов, связанных с пролитием «большой крови», как родоначальника идеи тотальной истребительной войны. Автор «стратегии непрямых действий» считает, что стратегические рецепты Клаузевица выходят за пределы рациональных границ военного искусства и находятся в противоречии с его основными требованиями. «Выдвинутый Клаузевицем принцип применения силы без всякого ограничения,— пишет Л. Гарт,— и без учета того, во что это обойдется, годен только для толпы, доведенной ненавистью до бешенства. Это — отрицание искусства управления государством и разумной стратегии, которая старается служить целям политики».
В конечном счете, весь ход рассуждений Лиддела Гарта по поводу преимуществ и целесообразности «стратегии непрямых действий» откровенно выражает интересы империализма, оказывает сильное влияние на формирование современных стратегических концепций военных идеологов империалистических государств. Лиддел Гарт нашел немало последователей своей доктрины в современную эпоху ракетно-ядерного оружия. Из числа их, пожалуй, наиболее убежденными адептами «стратегии непрямых действий» являются видный современный французский военный теоретик генерал Боффр и не менее известный космополитический идеолог НАТО Фердинанд Микше.
По мнению этих последователей Л. Гарта, «стратегия непрямых действий» представляет собой единственно приемлемый и возможный вариант стратегии в эпоху «великого противостояния» двух ядерных держав. С их точки зрения, «стратегия непрямых действий»— это единственный способ подрыва мощи и волн противника в преддверии решающего ядерного столкновения. Она же является единственным каналом заполнения вакуума силы в той «узкой расщелине» политической и стратегической активности, которая находится вне сферы парализующего действия равновесия ракетно-ядерных сил. Они значительно расширили старый «классический» набор методов и форм воздействия на противника в духе требований «непрямой стратегии», исходя из посылки о том, будто в современную эпоху не существует никакой принципиальной разницы между войной и миром. К числу наиболее эффективных методов «стратегии непрямых действий» в современную эпоху они относят: фактор военного присутствия в «горячих зонах», «заполнение силового вакуума» в нейтральных зонах, экономический шантаж и идеологическую инфильтрацию, военные перевороты в странах, ускользающих из-под «опеки» империализма, психологическое давление, угрозу применения военной силы и балансирование на грани войны, использование самых реакционных сил и институтов в странах «третьего мира», разнузданный антикоммунизм посредством всех доступных источников и каналов его распространения, локальные войны.
Микше даже озаглавил свою книгу, посвященную анализу действенности методов «стратегии непрямых действий», «Капитуляция без войны», уже в самом ее заглавии формулируя основную идею и цель современной политики и стратегии империализма.
Микше считает, что в современную эпоху, когда методы идеологического и психологического воздействия на потенциального противника поставлены на индустриальную основу современной науки и техники, можно добиться его моральной капитуляции, не доводя дело до применения ядерного оружия. «Стратегию непрямых действий» он рассматривает, как прямое следствие «ядерного тупика». «Самоубийственный характер ядерных средств борьбы,— пишет он,— с необходимостью требует развития новых способов ведения воины. Не прямое ведение войны, а… ее непрямое ведение… стало главным способом борьбы».
В своей книге Микше приводит немало аргументов в пользу разумности и акцептабельности для военного руководства НАТО «стратегии непрямых действий» в борьбе против стран социалистического содружества и выступает таким образом одним из ведущих ее глашатаев. Однако все же главным теоретиком дайной стратегии применительно к специфике ядерного равновесия, ее подлинным современным апостолом является французский генерал Боффр, возглавляющий национальный институт стратегических исследований, он же — автор целого ряда книг и статей по военной стратегии. Именно в его работах дается наиболее серьезный анализ сущности, обусловленности и потенциальных возможностей «стратегии непрямых действий» в условиях биполяритета ракетно-ядерной мощи. Они переведены на языки многих стран — участниц Североатлантического пакта. В качестве решающей предпосылки необходимости радикального изменения стратегической концепции в направлении перехода от «прямой» стратегии к «непрямой» Боффр рассматривает появление ядерного оружия. «Со взрывом атомных бомб,— заявляет он,— закончился век машинных войн и начался век научно-технической войны».
Мысль Боффра понятна, однако выражение ее вряд ли можно признать удачным, поскольку научно-технический характер войн отнюдь не исключает, а скорее предполагает самое широкое использование машин во всех звеньях системы вооруженных сил, равно как и машинная война — на любой ступени совершенства используемых боевых машин — является прямым результатом достигнутого научно-технического прогресса.
Равновесие ядерных сил и угроза применения ракетно-ядерного оружия, по мнению Боффра, резко ограничивает сферу «казус белли» (повода для объявления войны) из опасения подвергнуться уничтожающему действию современного оружия массового уничтожения. «Сегодня,— пишет он,— можно обидеть нацию, поджечь ее посольство, потопить ее суда, заслать убийц и почти открыто поддерживать оппозиционные партии без того, чтобы вспыхнула война, что раньше было просто немыслимо. Мир между цивилизованными нациями становится «мирной войной», «холодной войной».
Подобные мысли высказывает на страницах своих нашумевших на Западе мемуаров, метко охарактеризованных советским обозревателем Мелором Стуруа как «политический стриптиз», и Генри Киссинджер. «Ядерное оружие,— заявляет он,— зацементировало политическое противостояние двух сверхдержав».
Боффр объясняет такое положение тем, что в современную эпоху «на атомном уровне совершается переход от стратегии войны к стратегии потенциальной угрозы, то есть устрашения». История с американскими заложниками в Иране дала новый стимул для пропагандистских ламентаций по поводу мнимого бессилия великих держав в защите своих «жизненных интересов».
Парализующее действие ядерного устрашения, вытекающее из взаимной неприемлемости его использования для решения спорных политических проблем, по мнению Боффра, как бы автоматически открывает клапан эффективного действия «непрямой стратегии». «Холодная война» одновременно и создает климат, и предоставляет поле для широчайшего применения всех старых и новых принципов косвенной стратегии причинения максимального вреда противнику, не доводя дело до ядерного конфликта.
«Мы живем в век свободы действий для непрямой стратегии»,—провозглашает Боффр, рассматривая свободу действий как главный, решающий элемент «непрямой стратегии», равнозначный по своей ценности стратегической инициативе в войнах доядерной эпохи.
В другой своей книге, посвященной рассмотрению тех же самых проблем, под симптоматичным названием «Тотальное искусство ведения войны в мире» Боффр пишет: «Борьба за свободу действий в самом деле является главным содержанием стратегии. Обеспечение собственной свободы действий и способность лишить ее противника (посредством внезапности и инициативы), является поэтому основным элементом стратегической игры».
Однако в эпоху равновесия ядерных сил сфера свободы действий является для обеих сторон далеко не безграничной или точнее сказать весьма ограниченной. Исходя из данного положения, Боффр во всех своих работах специально останавливается на проблеме изыскания и определения пространства и точек приложения рецептов «непрямой стратегии». По его мнению, все зоны сплетения политических и экономических интересов, пе парализованные действием ядерного устрашения, могут служить театром противоборства враждующих сил за свободу действий по принципам непрямой стратегии. «Непрямая стратегия,— пишет Боффр,— есть искусство самым лучшим образом использовать узкий простор свободы действий, который еще имеется в наличии вследствие атомного устрашения»…
Боффр констатирует наличие сложной и противоречивой взаимосвязи между «стратегией устрашения» и «стратегией непрямых действий». Первая предельно суживает поле действий последней, по не ликвидирует его совсем. Наоборот, вся накопившаяся «фрустрационная энергия», выход которой парализуется действием ядерного устрашения, устремляется в узкие каналы косвенной борьбы вне сферы прямого ядерного противоборства главных противников.
Возвращаясь к этой проблеме в своей статье, опубликованной в натовском журнале «15 наций НАТО», Боффр следующим образом характеризует проблему соотношения стратегии устрашения и непрямых действий: «Между стратегией устрашения и непрямой стратегией существует сложная связь. Если бы устрашение было полным, то есть, если бы его действие распространялось на все формы конфликта, не было бы никакой непрямой стратегии. Однако, если устрашение нейтрализует, например, ядерную и обычную войны, но не холодную войну, то непрямая стратегия используется на уровне холодной войны: ведется пропаганда (в самых крайних ее формах), оказывается открытая поддержка меньшинствам во враждебных странах, допускается даже засылка в эти страны тайных агентов и террористов»..
С точки зрения Боффра, стратегия устрашения представляет из себя стабилизирующий фактор сохранения и поддержания равновесия, тогда как «непрямая стратегия» направлена на изменение его, на нарушение баланса в пользу одной из сторон. «Поскольку стратегия устрашения эффективнее,— пишет Боффр,— возможно лишь крайне «непрямое» использование силы. В то время, как стратегия устрашения играет стабилизирующую роль, непрямая стратегия продолжает оставаться единственной действующей стратегией нашего времени». Убеждение в том, что стратегия непрямых действий является единственной «действующей стратегией нашего времени», разделяется подавляющим большинством современных военных теоретиков НАТО. Так, выступая на страницах военно-теоретического журнала «Военное обозрение», итальянский генерал Уго Тарантини утверждает: «В последние годы противоборство враждующих сторон по методу стратегии прямых действий все больше теряет эффективность. Наоборот, эффективность применения непрямой стратегии неуклонно растет».
В другом номере того же журнала генерал Филиппе Стефани пишет: «В современном мире открыт большой простор для применения стратегии непрямых действий: идеология, политика, экономика, психология или все это вместе взятое». В этом смысле Гарт и Боффр имеют много последователей и единомышленников.
Сопоставляя в историческом и теоретическом плане прямую и непрямую стратегию, Боффр утверждает, что обе они могут быть выражены одной и той же формулой, однако с различным значением ее «множителей».
Он считает, что обе стратегии могут быть выражены формулой: S = KFMt, где соответственно:
- К — есть величина, выражающая специфику данной ситуации, своего рода «гравитационная постоянная» поля политической напряженности;
- F — величина, выражающая материальную силу;
- М — величина, выражающая моральную силу;
- t — величина, выражающая временное измерение конфликтной ситуации.
Таким образом, по Боффру, любая стратегия в символическом выражении может быть представлена как произведение общего множителя специфики данного конфликта на материальную и моральную силу и время ее реализации в конфликтных прямых или непрямых действиях.
При этом он утверждает, что в отличие от прямой стратегии, где решающая роль принадлежит фактору материальной силы, подразумевающей совокупность индустриальной и военной мощи, в непрямой стратегии решающая роль принадлежит фактору моральной силы. По мнению Боффра, в противоборстве по принципам непрямой стратегии при прочих равных условиях победа достанется той стороне, которая обладает большими волевыми и морально-психологическими ресурсами, говоря проще, у которой окажутся крепче нервы.
Поэтому Боффр самым настойчивым образом обращает внимание руководителей НАТО на необходимость в рамках «стратегии непрямых действий» перенесения центра тяжести прилагаемых усилий в сферу психологической войны, предварительно исследовав «глубину психологической обороны» противника и своей собственной и степень прочности звеньев той цепи, из которой она слагается. «Непременно нужно знать,— пишет он,— те элементы, которые влияют на психологию масс, вождей, войск, правительств, населения и мировой общественности».
Боффр полностью разделяет точку зрения всех наиболее злобных идеологов антикоммунизма типа Бжезинского, Мадариаги и других о том, что сфера социальной психологии в современную эпоху небывалого развития средств массовой коммуникации представляет собой наиболее перспективную область для массирования «непрямого» наступления на позиции мирового социализма. «Непрямая стратегия,— пишет Боффр,— это стратегия достижения политической цели при минимальном использовании вооруженной силы».
Неудивительно поэтому, что принципы этой стратегии в области эксплуатации «пластов массового сознания» приобретают значение доминирующего фактора во всей политике империалистических держав в отношении СССР и других стран социалистического содружества.