Загрузка...Что же касается «универсальной стратегической формулы» Боффра, то несмотря на то, что она содержит в себе некоторые существенные компоненты, из коих слагается военная мощь, тем не менее она встречает возражения принципиального характера. Прежде всего крайне неопределенным является «общий множитель», выражающий «специфику данной ситуации». Далее, отсутствие такой стратегической константы, как пространство, делает всю формулу еще более неопределенной. Можно только лишь гадать, не имплицировано ли оно во «множителе» неопределенной ситуации, по тогда становится непонятным, почему стратегическая константа времени ставится Боффром в привилегированное положение, занимая в формуле самостоятельное место. Боффр явно игнорирует то обстоятельство, что новейшая научно-техническая революция, проявившаяся, в частности, в скачкообразном качественном изменении фактора скорости движения средств уничтожения в сторону их резкого возрастания, делает практически невозможным отделение пространства и времени друг от друга. В движении ракет, снарядов, самолетов время выступает как преодоленное пространство на пути к цели. Вызывает также серьезные сомнения сама попытка Боффра дать своей формуле стратегии математическое прочтение.
Если в определенном смысле правомерно говорить произведении моральной силы на материальную для достижения большей эффективности той или иной стратегии, то явно бессмысленным представляется произведение этих вполне реальных величин на совершенно неопределенный фактор специфической ситуации и на время протекания конфликта. В этом случае, рассуждая строго математически, можно было бы прийти к абсурдному выводу, будто большой коэффициент длительности (времени) положительно влияет на общий итог всего произведения.
Нельзя ведь в конце концов перемножать стеариновые свечи па морские черепахи и ожидать положительного результата от подобной «математической» операции. Но если приведенные возражения и сомнения относительно стратегической формулы Боффра в свою очередь могут грешить некоторым формально-логическим упрощением, то существует еще один аргумент, который вовсе обесценивает рассматриваемую формулу. Самый главный ее изъян состоит в том, что она не содержит в себе такого множителя, который бы выражал то, что нельзя выразить простым алгебраическим символом — характер социальной системы, от которого и в моральном, и в материальном отношении зависит способность и эффективность распоряжения всеми остальными членами формулы Боффра. От этого «множителя» нельзя абстрагироваться в оценке военной мощи и эффективности стратегии, не желая впасть в плоский формализм софистической калькуляции.
Буржуазным идеологам и военным теоретикам трудно понять, в чем состоит источник силы сопротивления народа социалистической страны в борьбе против империалистических агрессоров. В этом, отношении весьма симптоматичными являются рассуждения Генри Киссинджера в его мемуарах. «…Сегодня,— сокрушенно признается он,— я не могу писать о Вьетнаме, не испытывая чувства боли и печали». (Остается только неясным, что вызывает эти чувства у Киссинджера: зверства американских агрессоров в отношении вьетнамцев или их позорное поражение?)
«Психологи и социологи,— пишет он далее,— быть может, сумеют объяснить, что стоит за этой одноцветной, возвышающейся своими зелеными горами и полями из темно-синего морского простора страной, которая в течение тысячелетий служила магнитом для чужестранцев, которые искали в ней успех и славу, но которых всякий раз постигало горькое разочарование». Эти метафизические размышления одного Из матерых политиканов США отнюдь не свидетельствуют о его способности понять источники моральной силы освобожденного народа, борющегося за свою независимость.
Оценивая же в целом «стратегию непрямых действий», представленную ее буржуазными адептами, нельзя не обратить внимание на их явно тенденциозное стремление к односторонней интерпретации как ее исторического прошлого, так и современных возможностей. Налицо явная тенденция к отрыву «непрямой стратегии» от «прямой» и абсолютизации «добродетелей» и преимуществ первой.
В реальной же действительности оба варианта стратегии, как правило, комбинируются и сопутствуют Друг другу.
В практике великих полководцев прошлого непрямая стратегия выступает чаще всего как дополнение и вспомогательное средство для сокрушения противника по правилам прямой стратегии, не говоря уже о том, что сам выбор стратегии определяется не столько субъективным отношением к ней, сколько реальной обстановкой, в которой многое зависит от того способа действий, который применяет и пытается навязать противник. История знает много случаев, когда непрямая стратегия переходила в прямую или наоборот, и часто весь ход кампании складывался из такого рода переливов одной разновидности стратегии в другую.
Классическим примером разумного и эффективного чередования методов прямой и непрямой стратегии могут служить действия главного командования русской армии в лице Барклая и Кутузова в период Отечественной войны 1812 г. против армии Наполеона. Генеральное сражение при Бородино было дано в то время, когда армия агрессора была изнурена и обескровлена в результате продуманных действий на всем протяжении ее движения в глубь России. Генеральное сражение на первом этапе войны, когда противник имел колоссальный перевес в силах, было бы гибельным для русской армии и непрямая стратегия на этом этапе выступала как единственная разумная альтернатива поражению и проигрышу всей войны.
В стратегии войны против стран коалиции Наполеон со своей стороны искусно комбинировал методы прямых и непрямых действий. При этом, необходимо иметь в виду, что его главным политическим и экономическим противником была Англия — страна, недосягаемая для армии Наполеона в силу естественных препятствий. Против нее приходилось действовать только лишь методами непрямой стратегии, направленными на подрыв ее экономического могущества и политическую изоляцию.
Такие акции Наполеона, как экспедиция в Египет и Сирию, попытка склонить русского царя к походу в Индию, декрет о континентальной блокаде, вторжение в Испанию и в известной степени нашествие на Россию — представляли собой последовательную цепь непрямых действий против главного противника Франции. Мы здесь абстрагируемся от чисто личных мотивов, связанных с безграничным честолюбием Наполеона и его маниакальной идеей завоевания мирового господства, и рассматриваем лишь объективную логику его действий, направленных на устранение своего главного соперника. Но в рамках «стратегии непрямых действий», осуществляемой против Англии, Наполеон то и дело был вынужден прибегать к методам прямой стратегии в многочисленных кровопролитных войнах против континентальных союзников Англии: Австрии, Пруссии, Испании, Португалии, России. Ни одна из этих войн не обходилась без прямых сражений с участием главных сил армии, в которых часто и решалась судьба войны: Маренго, Аустерлиц, Иена, Фридланд, Ваграм, Бородино, Лейпциг, Ватерлоо.
Со своей стороны Англия тоже действовала против Наполеона по принципам «стратегии непрямых действий», но они, как правило, выливались в форму прямого противоборства с Наполеоном на полях сражений континентальной Европы и оплачивались кровью союзников Англии.
Что же касается Гитлера, которого Лиддел Гарт считает мастером «стратегии непрямых действий», то он не в меньшей, а, пожалуй, в большей степени комбинировал методы прямой и непрямой стратегии. Та деморализация и психологическая капитуляция противника, которой он посредством деятельности пятой колонны добивался на Западе, воюя против капиталистических стран, потерпела полное фиаско в войне против СССР. Здесь Гитлер с самого начала вынужден был действовать по правилам прямой стратегии, оставив «непрямой стратегии» лишь сферу тактики ведения отдельных боев и сражений. От начала и до конца войны в решительной, жестокой и бескомпромиссной борьбе па советско-германском фронте противостояли друг другу лицом к лицу главные силы сражающихся армий. Это была тотальная война по принципам прямой стратегии, которая в конечном итоге и решила судьбу всей второй мировой войны.
Если бы Гитлер добился решающего успеха в войне против СССР, то союзникам СССР по коалиции не помогла бы никакая «непрямая стратегия». Им пришлось бы столкнуться с силой прямых ударов гитлеровских армий по крайней мере на театрах войны восточного полушария.
Об одной и той же стратегии можно судить одновременно как о «прямой» и «непрямой» в зависимости от «системы отсчета», т. е. в зависимости от того, какие реальные силы противостоят друг другу в данном конфликте, если даже они не являются прямыми его участниками.
В агрессивной «шестидневной войне» Израиля против Египта, Иордании и Сирии стратегия израильского командования заключала в себе реквизиты прямой стратегии молниеносного лобового удара и явилась таковой по своему существу. Однако в соотнесении с конфликтом другого характера и другого масштаба, с конфликтом между США, стремящимися подавить революционное антиимпериалистическое движение арабских народов и овладеть их сырьевыми ресурсами, и Советским Союзом, оказывающим всемерную помощь этим народам в их исторически справедливой борьбе, «шестидневная» война, вылившаяся затем в затяжное военное противоборство между прямыми участниками войны, может рассматриваться как элемент непрямой стратегии, оказывающей прямое влияние на изменение соотношения сил между СССР и США в бассейне Средиземного моря и характер их политического противоборства.
Агрессивная война Соединенных Штатов против вьетнамского народа аналогичным образом может рассматриваться как вариант комбинации «прямой» и «непрямой стратегии» с учетом «присутствия» тех стран, чьи интересы косвенным образом вовлечены: в сферу данного конфликта. Аналогичные ситуации возникали также в Анголе и Эфиопии, когда народы этих стран, опираясь на помощь социалистических стран, противостояли силам внутренней контрреволюции и иностранной интервенции. Вооруженная агрессия китайских милитаристов против Социалистической Республики Вьетнам, которая осуществлялась методом прямого фронтального наступления, преследовала одновременно косвенную цель — подорвать волю народов Индокитайского полуострова в борьбе за свою независимость и социализм. Наконец, необъявленная война против государства и народа Афганистана со стороны американского империализма и пекинского гегемонизма представляет собой типичный пример применения методов стратегии непрямых действий, которые сочетаются с широко организованной засылкой извне вооруженных банд, совершающих убийства и диверсии на территории Республики Афганистан,
Можно было бы привести большое число примеров как из прошлого, так и из настоящего периодов истории, свидетельствующих о взаимосвязи и переплетении методов «прямой» и «непрямой стратегии» в различного рода войнах и военных конфликтах.
Советского исследователя данная проблема должна интересовать прежде всего в плане анализа и выявления реальных возможностей стратегии «непрямых действий»— одного из главных методов глобальной стратегии империализма, направленной на подрыв единства и могущества социалистических стран, как это со всей недвусмысленностью вытекает из основных постулатов и требований «стратегии непрямых действий».
Она в отличие от прямой стратегии органически вплетается в ткань общей политики империализма и по существу срастается с ней. Буржуазные идеологи пе преувеличивают, характеризуя «непрямую стратегию» как «тотальное военное искусство в мирное время».
Но они заведомо лгут или сами питают себя иллюзиями, рассматривая ее как альтернативу прямой стратегии ракетно-ядерной войны. Альтернативность «непрямой стратегии» является ограниченной во времени и в пространстве и отнюдь не носит абсолютного характера. Она является ответом на реальное соотношение сил, сложившееся в мире, разделенном на две системы, и продиктована вескими опасениями правящих кругов империалистических держав за судьбу своей системы в случае возникновения ракетно-ядерной войны.
Но нельзя забывать, что она в любой момент может превратиться в свою противоположность в зависимости от многих факторов, затрудняющих удержание под контролем огромного агрегата военной мощи, под сенью которого осуществляется на практике непрямая стратегия. Было бы правильнее рассматривать ее не как альтернативу, а как логическое звено и предпосылку подготовки империализмом глобальной ракетно-ядерной войны.
События последнего времени свидетельствуют о том, что американский империализм, прикрываясь лживым мифом о «советской военной угрозе», взял курс на возврат к «холодной войне» и военной конфронтации. Как пишет американский публицист, работавший в течение трех лет корреспондентом газеты «Дейли уорлд», Филипп Боноски, «в наши дни особенно опасным представляется то обстоятельство, что обе крупнейшие партии американской буржуазии (демократическая и республиканская партии — В. 3., М. Ф.), видимо, пришли, во всяком случае на какое-то время, к схожей в своих основных аспектах политике, ведущей к резкому сдвигу вправо, политике оказания сильного нажима на социалистический мир, и прежде всего на Советский Союз, в надежде, что это принесет какой-то успех».
Такая перемена классовой тактики сопровождается в Соединенных Штатах шумной демонстрацией воинственного антикоммунизма, распространением слухов о якобы неизбежности ядерной катастрофы, грубым вмешательством во внутренние дела других государств — на Ближнем и Среднем Востоке, в зоне Персидского залива, в Юго-Восточной Азии, в Центральной Америке, расширением военно-политических связей с Китаем и всемерной поддержкой его великодержавных, шовинистических целей, затягиванием на неопределенный срок введения в действие Договора об ограничении стратегических наступательных вооружений (ОСВ-2), лихорадочным сколачиванием корпусов «быстрого развертывания», предназначенных для защиты грабительских интересов империалистических монополий в так называемых зонах «жизненных интересов» США. Военные расходы в США достигли беспрецедентных размеров — так, утвержденная сенатом. правительственная программа предусматривает увеличение ассигнований на военные цели в 1982 г. до 226,3 млрд. долларов. Американский ввенно-промышленный комплекс намерен наращивать эти ассигнования и в дальнейшем, а администрация США к этому побуждает своих союзников по НАТО. Значительная часть военных ассигнований при этом идет на ускоренное развитие новых видов стратегического ядерного оружия.
Материальная и морально-психологическая подготовка империализма к войне, которую он ведет, прикрываясь мифом о несуществующей «советской военной угрозе», сопровождается шумной и массированной пропагандистской кампанией о борьбе с неким «международным терроризмом», при этом ставится знак равенства между терроризмом и законной борьбой народов за свое национальное, экономическое и социальное освобождение; раздуванием военного психоза и выдвижением опасных для дела мира военных доктрин, одна из которых предусматривает ведение так называемой «ограниченной» ядерной войны, что является отнюдь не «ограниченной», а серьезной угрозой «для всех народов, включая и американский».
О нарастающих амбициях Вашингтона, граничащих с безумием, красноречиво говорят воинственные заявления государственного секретаря США А. Хейга, министра обороны США К. Уайнбергера и некоторых других представителей американской администрации. Суть этих заявлений сводится к натужным намерениям во что бы то ни стало изменить сложившееся военно-стратегическое равновесие между СССР и США, Варшавским Договором и НАТО, которое в сложившихся условиях объективно служит сохранению мира.
Как сказал на XXVI съезде КПСС Генеральный секретарь Коммунистической партии США Гэс Холл, «многие заявления вашингтонской власти свидетельствуют о стремлении принять желаемое за действительное, о приверженности устарелым мифам относительно позиции силы и господства США, которые уже давно утрачены. Эти старые мифы противоречат новой реальности. Мы сейчас являемся свидетелями первоначального этапа отпора этому курсу—движения сопротивления американского народа, особенно рабочего класса и афро-американцев. Да и во всем мире эта политика оборачивается бумерангом против ее творцов».
На пресс-конференции, состоявшейся 25 марта 1981 г. в Нью-Иорке, Гэс Холл, имея ввиду позицию администрации Рейгана, заявил: «Никогда в прошлом Соединенные Штаты не выступали в такой степени вразрез с мировым общественным мнением, как сейчас. Никогда в прошлом они не находились в такой международной изоляции. Никогда еще внешняя политика США не была такой безответственной».
Советское правительство, учитывая крайнюю опасность такой авантюристической политики, настойчиво выступает за конструктивный диалог по острым вопросам современности, за решение их путем переговоров, а не конфронтации, за то, чтобы, как говорил Л. И. Брежнев в речи на XVI съезде Коммунистической партии Чехословакии, «для начала хотя бы подвести черту под тем, что есть, то есть прекратить дальнейшее размещение новых и замену имеющихся в зоне Европы ракетно-ядерных средств средней дальности, принадлежащих СССР и странам НАТО. Включая, разумеется, американские ядерные средства передового базирования в этом районе», и затем на основе этого моратория заключить «договор об ограничении, а еще лучше — о сокращении упомянутых ядерных средств обеих сторон в Европе».
Советские предложения по сокращению ядерного оружия и укреплению мира встречают положительный отклик в широких политических кругах и среди общественности Западной Европы. Но впереди предстоит еще большая, терпеливая и напряженная работа по урегулированию наиболее актуальных и важных для укрепления мира международных проблем.