Предполагаемые масштабы разрушения тыла воюющей стороны в условиях ракетно-ядерной войны резко осложняют подобную возможность. Зона поражения в такой войне становится практически безграничной.
Стирание различия между тылом и фронтом в условиях ракетно-ядерной войны затрагивает лишь один из многих аспектов новой проблематики военного дела, отражающей последствия появления новейших видов оружия. Появление ядерного оружия и новейших средств его доставки кардинально меняет также вопрос о соотношении обороны и наступления, как исторически сложившихся двух основных способов ведения войны. Если во многих войнах прошлого оборона — как способ ведения войны — при соответствующих условиях давала определенные преимущества обороняющейся стороне и в ряде случаев перерастала в победоносное контрнаступление, то в современную эпоху сложилось иное положение. В условиях ракетно-ядерной войны оборона в ее прежнем понимании теряет свое значение, поскольку она сама по себе исключает всякую возможность достижения победы над врагом. В условиях ракетно-ядерной войны страна, подвергшаяся нападению, может рассчитывать на достижение победы или по крайней мере на уравновешивание шансов только лишь при том условии, если ее вооруженные силы немедленно обрушат на агрессора всю мощь своего ракетно-ядерного потенциала. Само понятие «оборона» в ракетно-ядерной войне сохраняет лишь условное значение для той стороны, которая первой подвергнется нападению со стороны агрессора. Метод же ведения войны со стороны жертвы нападения при наличии реальных возможностей для этого должен быть наступательным, а ее ответная реакция незамедлительной. Таково объективное требование закона ракетно-ядерной войны, из учета которого исходит военная доктрина любой страны, располагающей ракетно-ядерным оружием.
Ядерное оружие и баллистические ракеты внесли таким образом коренные изменения в соотношение обороны и наступления как основных исторически сложившихся форм ведения войны. Суть этих изменений сводится к резкому нарушению исторически сложившегося равновесия между обороной и наступлением, к утрате оборонным способом ведения войны возможности достижения победы над противником, к превращению наступления в единственно реальный способ разгрома вооруженных сил противника и выведения из строя его экономического потенциала. Понятие обороны в ее старом классическом понимании в условиях ракетно-ядерной войны становится анахронизмом и именно под таким углом зрения его рассматривают военные круги империалистических держав.
«Главная задача обороны в будущей войне,— пишет теоретический орган бундесвера журнал «Верку иде»,— будет больше не отражение вражеского нападения на определенной фронтовой линии, а уничтожение противника внутри определенного относительно глубокого пространства, посредством быстрых и внезапных атомных ударов…».
Готовясь к вооруженному нападению на страны социалистического лагеря, руководящие военные круги империалистических держав стремятся использовать требования условий ракетно-ядерной войны для обоснования и оправдания своих агрессивных планов. Однако объективную логику превращения наступательного способа ведения войны в решающий фактор достижения победы, вытекающую из всей совокупности особенностей и условий ракетно-ядерной войны, ни в коем случае нельзя смешивать с субъективными устремлениями империалистов США и их союзников по агрессивным блокам подготовить и осуществить внезапное нападение на страны социалистического содружества.
Есть ли необходимость доказывать, что без сознательного и преднамеренного развязывания империалистами новой ракетно-ядерной войны все ее объективные требования и специфические особенности навсегда останутся областью чистой теории и абстрактных изысканий военных специалистов и со временем вообще отойдут в область предания, избавив тем самым общество от мрачной перспективы превращения человечества в экспериментальное поле массового истребления и разрушения.
Существенная особенность ракетно-ядерной войны, отличающая ее от всех войн в истории человечества, состоит далее в том, что появление скоростных реактивных самолетов и баллистических ракет в корне изменили роль пространства и времени как необходимых условий ведения войны. Роль пространства как своеобразного «защитного барьера» значительно снизилась, особенно в связи с перспективой военного использования космоса.
Существенно изменилась также роль фактора времени. Если в прошлых войнах сторона, подвергшаяся нападению, могла осуществлять такие мероприятия, как мобилизация и развертывание войск, эвакуация населения, рассредоточение промышленных объектов и т. д. в течение многих дней, недель и даже месяцев, то в условиях ракетно-ядерной войны необходимые оборонительные мероприятия должны быть осуществлены в течение коротких часов и даже минут. Что же касается мероприятий чисто военного характера, связанных, в частности, с осуществлением срыва наступательных действий противника, то здесь будут иметь значимость даже секунды. В этом смысле роль фактора времени в условиях ракетно-ядерной войны резко возрастает.
Изменения значимости пространства и времени с появлением новейших видов военной техники развивались таким образом в противоположных направлениях. Значимость пространства как фактора войны резко снизилась. Значимость времени, напротив, резко возросла. Однако на том основании, что пространство утратило роль защитного барьера с точки зрения возможности поражения тех или иных объектов, находящихся в «глубоком тылу», было бы тем не менее принципиально неправильно утверждать, что оно совершенно утратило роль важного фактора ведения войны. Сама постановка вопроса о роли пространства вне связи со временем и наоборот—о роли времени вне связи с пространством является результатом в известной мере упрощенческого подхода к данной проблеме. В действительности дело обстоит значительно сложнее. Теорией относительности установлено, что раздельное существование пространства и времени представляет собой абстракцию человеческого ума. Диалектическая природа пространства и времени, как объективных форм существования материи, исключает возможность изолированного рассмотрения любой из этих форм в отрыве от другой при постановке тех или иных практических задач. Минуты и секунды оперативного времени, необходимого, например, для осуществления соответствующих превентивных мер, срыва действий противника и нанесения по врагу ответного удара, в конечном счете обусловлены наличием определенного пространства большего или меньшего радиуса, которое должны преодолеть средства нападения, применяемые агрессором. Поэтому применительно к анализу роли и значимости факторов пространства и времени в ракетно-ядерной войне было бы правильным в решении конкретных боевых задач исходить из реальности существования единого пространственно-временного интервала. Необходимость такой постановки вопроса обусловлена высокими скоростями и практически неограниченным радиусом действия новейших средств нападения.
Существует еще одна важная деталь, которую нельзя игнорировать при рассмотрении роли пространства. В военной терминологии понятие «пространство» употребляется обычно как для обозначения различных объектов земной поверхности: гор, равнин, водоемов и т. д., так и для обозначения фактора расстояния, дистанции в их абстрактном значении протяженности. Между тем отсутствие разграничения смысла данных понятий, неправомерное смещение того и другого часто вносит нежелательную путаницу в оценку «пространства» как фактора войны. Когда мы говорим об известном «обесценении» роли пространства в эпоху ракетно-ядерного оружия, то в первую очередь имеем в виду обесценение роли различных естественных рубежей, которые в доатомную эпоху оказывали весьма существенное влияние на весь ход и исход войны. Сравнительно узкие проливы Ла-Манш и Па-де-Кале делали Англию неуязвимой для превосходящих сухопутных армий Наполеона, а наличие у Англии сильного военно-морского флота делало проблему вторжения в Англию мало реальной. Это обстоятельство заставляло Наполеона искать различные окольные решения, которые Лиддел Гарт обозначает как стратегию «непрямых действий»: вторжение в Египет, в Испанию, в Россию, объявление континентальной блокады и т. д.
В период второй мировой войны Гитлер также не решился на вторжение в Англию. Если абстрагироваться от его политических соображений, то и в чисто военном аспекте перспектива вторжения выглядела весьма проблематичной. Не требуется большого воображения, чтобы понять, что в эпоху ракетно-ядерного оружия тот водный рубеж, который оказался камнем преткновения и для «непобедимой армады» испанского короля Филиппа II, и для Наполеона, и для Гитлера, начисто утратил значение сколько-нибудь серьезного оборонительного фактора. Точно так же обстоит дело и со многими другими естественными рубежами, ранее имевшими репутацию «неприступных». Другое дело, когда речь идет о пространстве как абстрактной протяженности, для преодоления которого требуется какой-то определенный минимум времени, дающий противнику определенные предпосылки для осуществления оборонительно-превентивных мер.
Таковы некоторые реальности ядерного века, оказывающие прямое влияние на прогностику и калькуляцию последствий применения оружия массового уничтожения. Агрессивные намерения империалистических держав во главе с США, их постоянные угрозы применить против СССР и других социалистических стран ядерное оружие, их прямые военные приготовления, сопровождающиеся бешеной гонкой вооружений и ростом военных бюджетов,— все это вместе взятое вынуждает Советский Союз и братские социалистические государства проявлять необходимую заботу о своей безопасности, о высокой боеспособности и боеготовности своих вооруженных сил. Советские Вооруженные Силы оснащены всеми необходимыми средствами для нанесения сокрушительного удара любому агрессору. «Возмездие за нападение на Советский Союз и другие страны социалистического содружества,— говорит член Политбюро ЦК КПСС, министр обороны СССР Д. Ф. Устинов,— будет неотвратимым, и об этом мы говорим со всей определенностью».