Загрузка...Характерной чертой рассуждений буржуазных идеологов о силе является абстрактный и внеисторический подход к данной проблеме. Они говорят о силе вообще, безотносительно к ее конкретно-историческому проявлению в различные эпохи развития общества. В действительности же дело обстоит совершенно иначе. Марксизм-ленинизм не отрицает роли силы в общественном развитии на определенных этапах истории, когда речь идет о свержении власти реакции, о защите национальной и государственной независимости народов. В этих условиях сила может выступать как важный фактор исторического прогресса, как средство обеспечения социальной и национальной справедливости. Однако марксизм-ленинизм никогда не считал силу извечной категорией и не оправдывал применение ее во всех случаях. Марксизм исходит из того, что применение силы одними общественными группами против других имеет в своей основе деление общества на антагонистические классы. Классовый антагонизм обусловливает антагонизм национальный и оба они в совокупности определяют применение насилия в жизни общества в форме различных военных столкновений. С исчезновением классовых антагонизмов отпадает также всякая необходимость в насилии как способе реализации тех или иных экономических и политических целей, и сила утратит всякую роль во взаимоотношениях между нациями и государствами. «Вместе с антагонизмом классов внутри наций,— указывали Маркс и Энгельс,— падут и враждебные отношения наций между собой». Устранение силы и насилия во взаимоотношениях между людьми составляет идеал социализма. «Социализм против насилия над нациями,— писал В. И. Ленин.— Это бесспорно. Но социализм вообще против насилия над людьми».
Обращает на себя внимание тот факт, что буржуазные идеологи умышленно искажают вопрос об отношении марксизма-ленинизма к роли силы и насилия в историческом развитии общества. Они обвиняют марксистов-ленинцев за их якобы безусловную и безоговорочную приверженность к методам насилия. Поистине является парадоксальным явлением, что такого рода обвинения исходят от тех, кто абсолютизирует силу в отношениях между нациями и государствами и рассматривает ее как главный фактор решения всех современных международных проблем.
Классики марксизма-ленинизма неоднократно указывали, что в определенные моменты исторического развития общества применение насилия со стороны угнетенных классов является правомерным и необходимым. Это положение полностью относится к пролетариату как классу, эксплуатируемому и угнетаемому капиталистами. Необходимость применения насилия со стороны угнетенных классов, в том числе и пролетариата, возникает в революционные эпохи, когда созревают все объективные и субъективные условия для ликвидации старого и победы нового общественного строя, открывающего более широкий простор для развития общественных производительных сил. История убедительно показала, что применение насилия со стороны угнетенных классов в периоды революций, как правило, оказывается необходимостью вследствие ожесточенности сопротивления угнетательских классов, всякий раз прибегающих к насилию в целях сохранения или продления своего господства, являющегося искусственной преградой историческому прогрессу. Это положение в полной мере относится к эпохе пролетарской революции, когда реакционная буржуазия предпринимает все меры для подавления революции, сознательно провоцирует и развязывает гражданскую войну с тем, чтобы воспрепятствовать пролетариату, как отмечает Маркс «дать простор элементам нового общества, которые уже развились в недрах старого разрушающегося буржуазного общества». В данном случае необходимость в применении насилия со стороны пролетариата оказывается вынужденной, ответной мерой на насильственные действия буржуазии.
Маркс по этому поводу отмечает:
«Цивилизация и справедливость буржуазного строя выступают в своем истинном зловещем свете, когда его рабы и угнетенные восстают против господ. Тогда эта цивилизация и эта справедливость являются ничем не прикрытым варварством и беззаконной местью»2. И далее: «…Современные буржуа считают себя законными наследниками прежних феодалов, которые признавали за собой право употреблять против плебеев всякое оружие, тогда как наличие любого оружия в руках плебея само по себе уже являлось преступлением».
Эти слова, сказанные Марксом в 1871 году после кровавой расправы французской буржуазии над коммунарами, целиком и полностью, даже с еще большим основанием можно отнести к современной реакционной империалистической буржуазии.
Марксизм-ленинизм признает необходимым и правомерным применение насилия со стороны народов, борющихся за свою государственную и национальную независимость против захватчиков в ходе оборонительных и национально-освободительных войн.
Угнетенные империализмом народы вынуждены применять насилие как единственную возможность сбросить иго колониальной зависимости. Без применения вооруженного насилия была бы невозможной победа народных революций в Анголе, Эфиопии, Лаосе, Афганистане. Без применения насилия было бы невозможным свержение кровавых деспотических режимов шаха в Иране, Сомосы в Никарагуа, Пол Пота к Кампучии, Амина в Афганистане.
Необходимо при этом подчеркнуть, поскольку это имеет принципиальное значение для понимания вопроса об отношении коммунистов к насилию вообще, что во всех тех случаях, когда они признают необходимым и правомерным его применение, само это применение носит вынужденный характер и представляет из себя ответную меру на насильственные действия со стороны реакционных, угнетательских, агрессивных сил. Применение насилия не вытекает никоим образом ни из природы пролетариата как класса, призванного историей освободить человечество от капиталистического рабства, ни из природы социализма как способа производства, носителем которого является пролетариат.
Вопреки клеветническим утверждениям идеологов империализма марксизм-ленинизм последовательно выступает против применения насилия во всех тех случаях, где его можно избежать в области борьбы народов за их государственную и национальную независисимость, и всегда отдает предпочтение мирному разрешению всех исторических проблем. Эта истина нашла свое отражение в Программе КПСС. «Рабочей класс и его авангард — марксистско-ленинские партии,— указывается в ней,— стремятся осуществить социалистическую революцию мирным способом. Это соответствовало бы интересам рабочего класса и всего народа, общенациональным интересам страны».
В Программе далее отмечается, что в ходе осуществления социалистической революции «степень ожесточенности и формы классовой борьбы в этих условиях будут зависеть не столько от пролетариата, сколько от силы сопротивления реакционных кругов воле подавляющего большинства народа, от применения насилия этими кругами на том или ином этапе борьбы за социализм».
Эти положения Программы нашей партии полностью отвечают духу и принципам марксизма-ленинизма. В них нашли свое воплощение мысли и пожелания классиков марксизма-ленинизма, отражающие их стремление добиться победы пролетариата над буржуазией либо без применения силы, либо с применением ее в самой ограниченной и минимальной степени.
Очень глубокие и интересные мысли по данной проблеме Энгельс высказал еще в 1845 году. «Чем больше,— писал он,— пролетариат проникнется социалистическими и коммунистическими идеями, тем менее кровавой, мстительной и жестокой будет революция. По принципу своему коммунизм стоит выше вражды между буржуазией и пролетариатом: он признает лишь ее историческое значение для настоящего\’, но отрицает ее необходимость в будущем; он именно ставит себе целью устранить эту вражду. Пока эта вражда существует, коммунизм рассматривает ожесточение пролетариата против своих поработителей как необходимость, как наиболее важный рычаг начинающегося рабочего движения; но коммунизм идет дальше этого ожесточения, ибо он является делом не одних только рабочих, а всего человечества».
Эти же мысли Энгельс развивает в одной из своих эльберфельдских речей: «…Если социальная революция и осуществление коммунизма на практике являются необходимым следствием существующих у нас отношений, то нам прежде всего придется заняться теми мероприятиями, при помощи которых можно предотвратить насилие и кровопролитие при осуществлении переворота в социальных отношениях. А для этого имеется лишь одно средство, именно — мирное осуществление или, по крайней мере, мирная подготовка коммунизма».
Классики марксизма-ленинизма считали возможным и допустимым при определенных условиях осуществление экспроприации капиталистов посредством выкупа у них орудий и средств производства. Энгельс писал по этому поводу: «Произойдет ли эта экспроприация с выкупом или без него будет зависеть большей частью не от нас, а от тех обстоятельств, при которых мы придем к власти, а также, в частности, и от поведения самих господ крупных землевладельцев. Мы вовсе не считаем, что выкуп недопустим ни при каких обстоятельствах; Маркс высказывал мне — и как часто!—свое мнение, что для нас было бы всего дешевле, если бы мы могли откупиться от всей этой банды».
В. И. Ленин полностью разделял эти взгляды Маркса и Энгельса. Он отмечал, что применение насилия во имя достижения тех или иных социальных и политических целей может принести положительные результаты лишь в том случае, если его применение диктуется самой логикой экономического развития общества и отвечает насущным потребностям развития производительных сил. В противном случае применение насилия лишено смысла и не имеет исторической перспективы в достижении тех целей, которые ставят перед собой те или иные социальные силы. «Насилие можно применить, не имея экономических корней,— указывал Ленин,— но тогда оно историей обречено на гибель».
Подчеркивая вынужденный характер применения насилия со стороны пролетарского государства как ответ на агрессивные действия реакционной буржуазии, В. И. Ленин говорил: «…Пока всемирное движение пролетариата не приведет к победе, мы будем либо воевать, либо откупаться от этих разбойников данью и ничего худого в этом не видим».
В свете приведенных высказываний классиков марксизма-ленинизма, выражающих их отношение к применению насилия, становится очевидной вся вздорность и несостоятельность клеветнических измышлений идеологов империализма о приверженности коммунизма к насилию.
Абсолютизация и фетишизация силы является делом весьма вредным и опасным с точки зрения реальных перспектив сохранения мира в современную эпоху. Идеологи империализма становятся на этот путь потому, что они хотят найти в силе некий противовес исторической закономерности, обусловливающей неминуемую гибель капитализма; они хотели бы посредством силы повернуть вспять колесо истории или по крайней мере затормозить поступательный ход его: движения. При таком отношении идеологов империализма к силе атомная и водородная бомбы превращаются чуть ли не в единственного гаранта сохранения мира. Именно такого рода отношение к ядерному оружию доминирует в современной идеологии западногерманского империализма как прямое следствие абсолютизации силы во взаимоотношениях между странами. Примечательным является и то обстоятельство, что гипнотического влияния силы и фетишизации ee возможностей не избежали многие видные ученые и общественные деятели пацифистского образа мыслей. Так, например, известный западногерманский физик Карл Фридрих Вейцзеккер считает водородную бомбу «сильнейшим гарантом мира во всем мире». Существующий в настоящее время мир он определяет как «мир водородной бомбы», усматривая в последней единственное средство предотвращения войны. «Мир водородной бомбы,— заявляет он,— есть прежде всего и в лучшем случае неспособность вести войну».
Аналогичным образом расценивает роль ядерного оружия в современную эпоху и Коуденгове-Калержи. «Если сегодня имеется надежда на мир,— утверждает он,— то она покоится на изобретении водородной бомбы. Без атомной бомбы «холодная война» между Россией и Америкой давно бы уже стала «горячей войной». Ставка на ядерное оружие как главное средство сохранения мира лежит в основе различных вариантов популярной на Западе «доктрины устрашения». Идеей того, что современный мир поддерживается лишь устрашающим воздействием ядерного оружия, пронизана изданная в ФРГ книга Лотара Рендулича «Ни война, ни мир». «Устрашающее действие ядерного оружия,— пишет автор этой книги,— является при современных обстоятельствах… единственным средством укрепления мира». Правда, Рендулич сам остается весьма невысокого мнения о том мире, который зиждется на водородной бомбе. Он даже не решается назвать его миром в собственном значении этого слова. «Человек стоит на обломках высоких ценностей жизни и чувствует себя, как мяч в игре жутких сил… Отвращение к настоящему, страх и забота перед будущим являются теми чувствами, которые его воодушевляют в этом состоянии мира, который не есть ни война, ни мир»,— пишет он.
Данное признание является весьма красноречивой иллюстрацией сущности «мира на водородной бомбе». Но такой ли мир нужен народам? Такой ли мир способен создать условия для дальнейшего социального прогресса, для дальнейшего расцвета человеческого гения, для создания уверенности людей в завтрашнем дне? Ясно, что такого рода мир является пародией на действительный прочный мир и служит одновременно весьма шатким и неустойчивым эквивалентом ракетно-ядерной войны.
Гипнотическое преклонение перед силой, материализованной в оружие массового уничтожения, ведет некоторых буржуазных идеологов к тому, что они в самой угрозе ядерной катастрофы усматривают единственный путь к спасению мира. К такому выводу приходит, в частности, один из наиболее респектабельных буржуазных социологов и политологов Раймон Арон. «Спасать надо именно войну,— пишет он,— иначе говоря, возможность соревнования между государствами с помощью военной силы, а не вечный мир, который следует установить с помощью постоянной угрозы термоядерной войны».
Концепция сохранения «мира на водородной бомбе» в действительности обрекает человечество на нескончаемую гонку вооружений, на соперничество в деле изобретения и изготовления все новых и новых средств массового уничтожения людей; она обрекает людей на постоянный страх перед угрозой военной катастрофы и саму возможность этой катастрофы ставит в зависимость от различных случайных обстоятельств. Мир под сенью водородной бомбы или, как еще прямее выражаются некоторые буржуазные идеологи, «мир на водородной бомбе»— это по существу не мир, а изнурительная «холодная война» с постоянной
потенциальной возможностью перерастания в «горячую войну». Искушение применить водородную бомбу одной стороной питается страхом того, что другая сторона может ее упредить в этом. Там, где есть взаимное недоверие, всегда есть угроза, а где есть угроза, там не может быть надежного спокойного и прочного мира.