Некоторые буржуазные идеологи сами признают иллюзорный характер мира, гарантируемого атомной и водородной бомбой. Раушнинг, например, в противоречии со своей доктриной сохранения мира па силе, приходит к выводу о неизбежности войны в условиях, когда обе стороны постоянно держат палец па курке. «Война неизбежна,— пишет он,— потому что любая случайность в один прекрасный день против пашей воли может дать — и даст — толчок камню, который покатится вниз».
Тот ореол и культ, который создается идеологами современного империализма вокруг силы, разумеется, не есть чисто риторическое упражнение. За этим фактом скрываются более глубокие причины. Воспевание силы, воплощенной в современном оружии массового уничтожения, есть не что иное, как выражение внутренней слабости и неустойчивости мировой империалистической системы, ее неспособности успешно противостоять мировой социалистической системе в процессе мирного сосуществования. Идеологи империализма склонны видеть в силе своеобразное орудие сохранения статус-кво в смысле консервации империалистической системы и ее влияния. Но путем применения силы или угрозы ее применения невозможно остановить закономерное движение истории. «Монополистическая буржуазия,— указывается в Программе КПСС,— не может отстреляться даже ядерным оружием от непреложного хода исторического развития».
Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что апология силы, воплощенной в ее материальных атрибутах — оружии массового уничтожения, представляет собой закономерную социальную функцию идеологической надстройки современного империализма. Идеологи империализма, попросту говоря, платят по векселю торговцам вооружением. Концепции сохранения «мира на силе», пропагандируемые идеологами империализма, представляют собой идейное средство оправдания политики гонки вооружений, проводимой правящими кругами империалистических держав в угоду монополиям, контролирующим производство оружия и извлекающим из этого бизнеса колоссальные прибыли. Данное обстоятельство должно быть принято в расчет как первостепенное в оценке всех внешнеполитических акций империалистических держав. Здесь возникает своего рода замкнутый круг. С одной стороны, прибыли монополий от производства оружия обязывают буржуазных идеологов добиваться идейного оправдания и обоснования необходимости гонки вооружений в глазах населения капиталистических стран. В этом смысле концепции «силы» выступают как духовный продукт материального базиса капиталистического производства и как идейное отражение закономерностей капиталистической экономики.
С другой же стороны, возникнув на базе определенных экономических предпосылок, концепции «силы» приобретают известную самостоятельность и функционируют, как духовный рычаг, оказывающий обратное влияние на экономику империалистических государств и, в первую очередь, стимулирующий дальнейшую гонку вооружений и дальнейшее разрастание и усиление влияния военно-промышленного комплекса. Руководствуясь соображениями приоритета силы во всех областях международной политики и взаимоотношений между государствами, правящие круги империалистических держав сознательно отклоняют и саботируют все конструктивные предложения Советского Союза и других миролюбивых стран о всеобщем и полном разоружении.
Реакционная идеология империализма оправдывает и поощряет опасную и чреватую тяжелыми последствиями для мира политику гонки вооружений. Между тем в современную эпоху отношение двух систем — социализма и капитализма — и двух идеологий — социалистической и империалистической — к проблеме разоружения может служить безошибочным критерием прочности этих систем и жизненности их идеологий. Империалистическая система, руководители которой самое ее существование ставят в зависимость от силы, материализованной в современном оружии массового уничтожения, сознательно саботируют решение проблемы разоружения и ставят тем самым все человечество перед фактом реальной угрозы ракетно-ядерной войны со всеми ее губительными последствиями, демонстрируя тем самым не только свою антинародную, античеловеческую сущность, но и свое экономическое, политическое и идейное банкротство. «Человечество, — указывается в Программе КПСС,— распознало подлинный облик капитализма. Сотни миллионов людей видят, что капитализм — это строй… постоянно несущий угрозу войн. Человечество не хочет и не будет мириться с исторически изжившей себя системой капитализма».
Не говоря уже о том, что гонка вооружений поглощает колоссальные средства, которые могли бы быть использованы для подъема жизненного уровня народов всех стран, она усиливает угрозу возникновения новой мировой войны. В своих попытках оправдать и легализировать политику гонки вооружений ссылками на силу, как на главный атрибут человеческой сущности и на главное орудие международной политики, идеологи империализма прибегают к чистейшему софизму, к сознательному искажению действительного положения вещей. Сама попытка выставить силу как средство предотвращения войны заключает в себе глубокий парадокс. Ведь война есть не что иное как осуществление политических целей посредством применения силы. Война немыслима без применения силы и по своему содержанию представляет из себя акт насилия. При этом сила выступает не как абстрактная категория, а как вполне конкретная реальность, воплощенная в армиях и вооружении, организация и специфика которых определяются уровнем развития производительных сил и характером производственных отношений воюющих сторон. Во все исторические эпохи сила всегда реализовывалась посредством материальных носителей-армий, оснащенных техническими средствами уничтожения. По самой своей природе насилие всегда реализуется только лишь посредством применения различных видов оружия или угрозы его применения.
В настоящее время, когда дальнейшая гонка вооружений становится не только крайне опасной, но и абсурдной, и когда проблема всеобщего и полного разоружения становится все более актуальной и необходимой в интересах самоохранения всего человечества, положения, высказанные Энгельсом во второй поло-вине прошлого столетия относительно природы и характера насилия, приобретают особо важное значение как теоретическая основа решения данного вопроса. Как известно, в свое время Дюринг провозгласил насилие главным двигателем социального прогресса и превратил его во внеисторическую абсолютную категорию, довлеющую над всеми «земными отношениями». И в современную эпоху среди буржуазных идеологов находится немало приверженцев этой идеи. Человек провозглашается носителем безграничного насилия, и данное обстоятельство само по себе исключает возможность мира. Нередки такого рода декларации, что, если ликвидировать современную военную технику, все равно люди будут убивать друг друга палками и ножами, так как насилие, как писал Карл Ясперс, «сопровождает нас всюду, и это наша человеческая судьба».
К подобному софистическому приему широко прибегают военные идеологи НАТО на страницах военно-теоретических журналов для оправдания гонки вооружений. Так, например, итальянский генерал ВВС Франческо Кавалера заявляет: «Проблему разоружения я считаю утопической потому, что суть проблемы заключается не в упразднении вооружения, а в упразднении насилия», добавляя при этом, что она носит «психический и моральный характер».
В такого рода рассуждениях военных теоретиков НАТО чувствуется явное влияние рассмотренных нами ранее концепций буржуазных идеологов о насилии как атрибуте человеческой сущности.
В своей полемике с Дюрингом Энгельс убедительно показал, что насилие в человеческом обществе является не причиной, а результатом определенных экономических условий и социальных отношений, что насилие это не абстракция, а материальная сила, воплощенная в орудиях и средствах уничтожения. Энгельс писал, что «победа насилия основывается на производстве оружия, а производство оружия, в свою очередь, основывается на производстве вообще, следовательно — на «экономической мощи», на «хозяйственном положении», на материальных средствах, находящихся в распоряжений насилия.
Насилие — это в настоящее время армия и военный флот…»
В. И. Ленин со своей стороны подчеркивал, что «насилие в эпоху XX века,— как и вообще в эпоху цивилизации,— это не кулак и не дубина, а войско».
Разумеется, насилие в жизни общества реализуется не только в форме прямого использования вооруженной силы, оно, особенно в современную эпоху, имеет весьма широкий и многообразный спектр своего проявления. Кроме фугасных и напалмовых бомб оно проявляется в форме угрозы применения ядерного оружия, в форме различных демонстраций военной силы, в форме «военного присутствия» как в «горячих», так и в «вакуумных» зонах и т. д. Однако за всеми этими проявлениями всегда неизменно стоит материальная сила, воплощенная в современной военной технике и, в частности, в мощи ракетно-ядерного потенциала. Без наличия этой материальной силы насилие дематериализуется и теряет характер реальной угрозы. В силу этих причин проблема всеобщего и полного разоружения, несмотря на все сложности, стоящие на пути к ее разрешению, сохраняет свою актуальность, а формула Энгельса «насилие — это… армия и военный флот» вносит полную ясность в существо данной проблемы, раскрывая суть всякого рода спекуляций приверженцев теории «абсолютного насилия».
Данная истина умышленно замалчивается и игнорируется буржуазными апологетами силы, ибо признание ее делает бессмысленным все рассуждения о сохранении мира на силе, на атомной и водородной бомбе и выставляет в истинном свете подлинный смысл и цели политики гонки вооружений.
Абсолютизация роли силы в международных отношениях порождает у некоторых буржуазных теоретиков опасную иллюзию, будто сила как таковая, без ее применения, способна выступить в роли своеобразного эквивалента войны. Понимая, что в эпоху существования ракетно-ядерного оружия война больше не может служить орудием политики, эти теоре тики тем не менее в силу своей буржуазной ограниченности не могут представить себе осуществление политики государств вне фактора силы. Отсюда и рождается иллюзия, будто одной лишь демонстрацией силы можно заменить прямое насилие и будто можно избежать таким путем войны.
В своей книге «Ни война ни мир» западногерманский военный теоретик Лотар Рендулич заявляет: «Вследствие изменившегося места войны вооруженные силы выдвинулись на передний план и приобрели самостоятельный характер как средство политики». Рендулич считает, что все провалы политики империалистических держав, направленной на подавление национально-освободительного движения угнетенных народов и в первую очередь провалы американской политики в Индокитае обусловлены неумением использовать вооруженные силы как средство политики.
Тезис о том, что демонстрация военной мощи способна выступить в роли заменителя войны, недвусмысленно выдвигается также в книге «Конец технического века» Георгом Зиберсом. «В истории,— пишет он,— одно лишь молчаливое присутствие войск, флотов… и марширующих дивизий часто движет реальности сильнее, чем победы и поражения в больших битвах… Одно лишь существование атомной силы вносит изменения в мировую структуру».
Реализацию этой заповеди мы видим в современной политике США, пытающихся запугать народы мусульманских стран Среднего Востока беспрецедентной концентрацией своих авианосных армад в зоне Персидского залива.
Такого рода рассуждения буржуазных идеологов представляют из себя попытку теоретически обосновать политику балансирования на грани войны. Тезис о том, что демонстрацией военной силы можно компенсировать ее применение в войне и тем самым превратить силу в самостоятельный инструмент политики, является наивным в теоретическом отношении и опасным в политическом.
Теоретическая несостоятельность рассматриваемого тезиса состоит в том, что его сторонники искусственно и произвольно противопоставляют войну орудиям, посредством которых она ведется. Война в классово антагонистическом обществе является закономерной функцией эксплуататорского государства, продолжением его политики. Она реализуется при помощи вооруженных сил, которые выступают как составной элемент государства, как орган насилия в сфере внешней политики. Война как функция эксплуататорского государства немыслима без органа се ведения, без вооруженных сил. В свою очередь вооруженные силы вне той функции, ради которой они создаются — вне войны — превращаются в абстракт, они лишаются стимула своего существования и становятся в конечном итоге рудиментом общественного организма. Всякая попытка превратить их в абсолют, независимый от их естественного целевого назначения, от их основной функции, является теоретически несостоятельной и беспредметной.
Данное положение не следует, разумеется, истолковывать таким образом, будто отсутствие войны само по себе делает невозможным существование вооруженных сил. Существование последних в условиях отсутствия войны, равно как и постоянное наращивание их боевой мощи, совершенствование и развитие военной техники, может быть обусловлено фактом угрозы нападения извне. Само же существование такой угрозы связано с наличием у потенциально-враждебных сторон средств вооруженного нападения. Поэтому всеобщее ,и полное разоружение могло бы одновременно и устранить угрозу нападения, и сделать излишним существование вооруженных сил.
Буржуазные теоретики впадают в явное противоречие с элементарной логикой, признавая, с одной стороны, что война в современную эпоху перестала быть орудием политики благодаря появлению ядерного оружия и, с другой стороны, рассматривая вооруженные силы как самостоятельное средство внешней политики. «…Ядерное оружие,— пишет Рендулич,— отняло у войны ее свойство быть средством политики».
Данную констатацию он использует как посылку для провозглашения вооруженных сил в современную эпоху самостоятельным инструментом политики, занимающим то место, которое до последнего времени принадлежало войне. Но ведь само ядерное оружие и было создано для целей войны и отнюдь не для охраны мира. То свойство, которым Рендулич наделяет современные вооруженные силы,— это свойство выступать в роли самостоятельного инструмента внешней политики согласно его же концепции, основанной на реальности угрозы его применения в любой момент, когда того потребуют обстоятельства. Таким образом, существование ядерного оружия не только не отнимает у войны ее свойство быть средством политики, не только не устраняет ее возможность, но наоборот делает угрозу возникновения войны постоянной и неотступной. В этом заключается политическая опасность концепции Рендулича, поскольку она обрекает мир на существование под сенью водородной бомбы. В переносном смысле существо концепции Рендулича равносильно утверждению о том, будто лучшее средство для противников избежать стрельбы состоит в том, чтобы постоянно целиться друг в друга из заряженных пистолетов. А не проще было бы выбросить па свалку пистолеты?
В условиях разделения мира па две противоположные системы всевозможные доктрины и концепции сохранения мира па силе, на угрозе применения насилия являются одной из главных предпосылок и формой оправдания идеи «превентивной войны». Сама идея сохранения мира c позиции силы предполагает наличие постоянной решимости и готовности применить силу в тот момент, который агрессор сочтет для себя благоприятным. Поэтому не случайно, что некоторые современные буржуазные идеологи саму готовность развязать превентивную войну склонны рассматривать как вклад в дело укрепления мира. Раушнинг, например, заявляет, что «страх перед превентивной войной… является величайшим препятствием» для войны.
С одной стороны, отрицание возможности мирного сосуществования двух систем и, с другой стороны, утверждение, что мир может быть обеспечен только лишь с помощью силы — обе эти посылки лежат в основе идеи «превентивной войны» империалистических держа в против стран социализма. Посредством «превентивной войны» наиболее реакционные и агрессивные круги империализма надеются сокрушить со-циалистические государства и повернуть таким образом вспять колесо истории. Смысл идеи «превентивной войны» в современную эпоху состоит в том, чтобы внезапно и вероломно напасть на социалистические страны под предлогом предотвращения якобы неизбежного нападения с их стороны.
Именно в таком духе определяет понятие «превентивной войны» Коуденгове-Калержи в своей книге «От вечной войны к большому миру». «Превентивная война,— пишет он,— есть оборона против угрожаемого нападения. Она является также оборонительной войной в образе наступательной войны». Данное определение, как это прямо и недвусмысленно вытекает из его содержания, позволяет и делает правомерным любое неспровоцированное военное нападение, обозначив его «оборонительной войной в образе наступательной». История знает много примеров того, когда агрессор, развязывая войну, совершая нападение на свою жертву, называл свои преступные действия «вынужденной превентивной акцией». Так в частности поступил Гитлер, внезапно и вероломно напав па Советский Союз. Внезапность и вероломство суть главные атрибуты «превентивной войны». Но если подобный образ действий со стороны агрессора всегда представлял из себя грубое попрание элементарных норм международного права и общечеловеческой морали, то в современную эпоху ракетно-ядерного оружия сама идея «превентивной войны» является тяжким преступлением против мира и всего человечества. Вполне закономерным является то обстоятельство что идея «превентивной войны» против социалистических стран родилась в кругах наиболее реакционных и агрессивных сил современного империализма.
Постулируя тезис о невозможности мирного сосуществования двух систем и неизбежности новой мировой войны, проповедуя необходимость безграничного наращивания военной мощи, реакционные империалистические идеологи одновременно усиленно пропагандируют версию о том, будто «Запад» сумеет уцелеть в этой войне только лишь при условии, если он начнет ее первым, обрушив на социалистические страны всю мощь своего ядерного потенциала.
Вполне закономерным является также то обстоя-тельство, что наиболее усердными и рьяными пропагандистами «превентивной войны» выступают в современную эпоху идеологи американского империализма. Не успели еще отгреметь залпы второй мировой войны, как американский военный идеолог Финлеттер в своей книге «Сила и политика» начал взвешивать преимущества и недостатки «превентивной войны». «Отрицание превентивной войны,— запугивает он,— как выхода из тупика, не разрешает никакой проблемы. Напротив, это открывает перед нами ужасную перспективу жизни в таком мире, в котором Россия будет в состоянии одним ударом уничтожить наши города и промышленность, а мы не сможем даже предвосхитить шаг русских нападением с пашей стороны».
Весьма привлекательны идеи «превентивной войны» и для Генри Киссинджера, который многозначительно заявляет: «В ядерный век на размышление остается времени малой, если ждать пока угроза станет действительно реальной, то отпор агрессии может оказаться слишком запоздалым». К этому Киссинджер многозначительно добавляет: «…Хотя наша история, вероятно, недостаточно хорошо подготовлена к трагедиям, она все же учит нас, что великие достижения— это не результат стремления избежать риска».
Наиболее открыто и цинично ратует за необходимость «превентивной войны» автор книги «Военная доктрина США» американский военный теоретик Смит. В «превентивной войне» он видит единственный способ сохранения американской нации. Произвольно постулируя неизбежность военного нападения на США со стороны социалистических государств, Смит заявляет: «Имеется один неоспоримый факт, который все должны учитывать: когда само существование наций поставлено на карту в абсолютной войне, выживет та нация, которая сумеет первой использовать наиболее разрушительное оружие для нанесения удара в самое сердце противника». Стараясь выражаться как можно более доходчиво, чтобы ни у кого не осталось никаких неясностей, этот «теоретик» конкретизирует свою мысль: «Тот уцелеет, кто быстрее изготовится и лучше прицелится… быстрота имеет важнейшее значение».
Идея «превентивной войны» вполне гармонирует с реваншистскими планами и устремлениями определенных милитаристских и неонацистских кругов в ФРГ. Разумеется не все идеологи современного империализма открыто призывают к развязыванию «превентивной войны». Прежде всего не все из них разделяют самую ее идею. Наиболее трезвые политические и военные деятели и идеологи капиталистических стран высказываются против «превентивной войны», осуждают ее подготовку и предостерегают против ее тяжелых последствий. Так, например, бывший главнокомандующий объединенными вооруженными силами Североатлантического блока американский генерал Риджуэй заявляет: «На мой взгляд, ничто не могло бы более трагически продемонстрировать наше полное моральное банкротство, чем сознательное развязывание нами «превентивной войны».
Однако нельзя пройти мимо того факта, что многие представители политических и военных кругов империалистических держав часто проповедуют необходимость «превентивной войны», не называя ее по имени. Видимо, отдавая себе отчет в том, насколько непопулярной является идея «превентивной войны» в глазах мирового общественного мнения, они подменяют эту идею понятием «внезапного нападения», изображая последнее как правомерную военную акцию страны, которой якобы угрожает вооруженное нападение.