ИЗ ИСТОРИИ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ФИЛОСОФСКОЙ МЫСЛИ
«Лучше быть якобинцем, чем фейяном»: Жозеф де Местр и Сергей Семенович Уваров
М. И. ДЕГТЯРЕВА
I
Среди историков, изучавших судьбу идей Жозефа де Местра в России, утвердилось представление о том, что в XIX в. они пережили два взлета популярности. В первый раз — во время его пребывания в России, когда произведения де Местра расходились в рукописях, а сам он был одним из знаменитейших людей Петербурга.
И второй раз — начиная с 30-х годов XIX в., когда произведения де Местра вернулись в круг чтения русских дворян и приобретали ему поклонников вплоть до начала XX в. Одними из самых ранних последователей философа в России или, по крайней мере, мыслителей, испытавших его влияние, традиционно называют декабристов — М.С. Лунина и М.Ф. Орлова, а также П.Я. Чаадаева.
Это верно, однако, только отчасти. Помимо тех русских авторов, на которых Местр непосредственно повлиял, у него были еще и оппоненты, чьи взгляды развивались в диалоге с ним. Их идеи также несли на себе следы его влияния, и любопытно, что влияние это, по-видимому, было не только «негативным” — как отражение полемики по религиозным и идеологическим вопросам. Среди известных дискутантов де Местра особенно выделялись двое: деятель Библейского общества Александр Скар-латович Стурдза и будущий президент Академии наук Сергей Семенович Уваров.
Первого связывали с де Местром более близкие отношения. В воспоминаниях Стурдзы интеллектуальное лидерство де Местра в Петербурге времен Александра I, необыкновенное обаяние его личности и влияние его на современников констатируются как вещи самоочевидные. Но все же ни расположение к де Местру, ни сознание того значения, которое философ имел для образованных людей своего времени, не могли изменить взглядов самого Александра Стурдзы. Именно ему, по собственному его признанию, пришлось принимать участие в подготовке официального обоснования для изгнания иезуитов из России в 1821 г. (А.С. Стурдза свидетельствовал: «Я выполнил поручение за одни сутки, и не более чем через десять дней громовая туча разразилась над иезуитами <…>. Мне больно было видеть, как высылали их за границу в кибитках и запечатывали их храмы и монастыри. Быть может, и они тогда приписывали мне новое свое злополучие, как первому в России писателю, вступившему с ними в бой. Однако я не питал никакой вражды к ним, не действовал заодно с лжемистиками, которые ненавидели меня не менее иезуитов» (Стурдза А.С. О судьбе православной церкви русской в царствование императора Александра I-го // Русская старина. 1876. Т. 15. С. 273).), а его произведения были ответом на книги де Местра.
Сергей Семенович Уваров, в отличие от Стурдзы, не принадлежал кругу близких знакомых де Местра. Да и о существовавшей между ними интеллектуальной связи говорилось очень немного. Де Местр, как будто намеренно, не упоминал ни о самом Сергее Семеновиче, ни о завязавшейся между ними переписке, вопреки тому, что обычно в его корреспонденции находили отражение и куда менее значительные события. Что касается Уварова, он проявлял не меньшую осторожность. Такое положение, по-видимому, возникло из-за опасений, как бы общение с персоной, оказавшейся в немилости, не послужило компрометации его самого, занимающего высокий государственный пост. Вплоть до 1937 г., когда в «Литературном наследстве” была опубликована подборка деместровских писем к С.С. Уварову и один найденный ответ его адресата, этот любопытный сюжет ускользал от внимания биографов де Местра. Да и позднее вопрос о значении переписки для последующего становления политических позиций обоих корреспондентов практически не поднимался. Например, известный историк Робер Триомф, автор нашумевшей биографии де Местра, только однажды упомянул об Уварове, да и то по поводу истории «заказа” Жозефу де Местру графом Разумовским пяти писем об образовании в России.
Неизвестно даже, встречались ли де Местр и Уваров, и если да, то где именно состоялась их первая встреча. Они могли быть представлены друг другу графом Разумовским, которому Уваров приходился зятем, или их общей знакомой — женой петербургского генерал-губернатора — Софьей Свечиной. Но как бы то ни было, их переписка носила чрезвычайно оживленный характер, и есть смысл поразмышлять о том, что могли вынести «собеседники” из этой дискуссии.