Загрузка...Г. С. КИСЕЛЕВ
Проблема сознания — это проблема новых смыслов, которые настойчиво стучатся в дверь. И если не догадаться ее открыть, то они все равно ворвутся, уничтожив и саму дверь.
В. Налимов
Эволюция, т.е. процесс самоорганизации Вселенной, имеет сегодня отличительные, только ей присущие особенности. Это объясняется тем, что на ее вершине находится человек — уникальное и парадоксальное создание, имеющее двойственную телесно-духовную сущность.
Присмотримся к этим особенностям.
Выделившись из всего мира сознанием, человек оказался способным к духовной жизни. Это дало ему возможность трансценденции, попыток выхода за пределы мира. Мало какого человека — сознает он то или нет — не влекут пределы мира, запределье. И не только границы макро- и микромира, которые наши растущие знания отодвигают все дальше, а пределы самого человеческого мира, ограниченного пространством и временем, за которые мы перейти не можем. «Безмерное и бесконечное, — по словам Достоевского, — так же необходимо человеку, как и та малая планета, на которой он обитает».
Поиски иного мира, т.е. каких-то оснований вне нашего мира (по крайней мере, материального), — явление нравственного порядка. Они вызываются неудовлетворенностью миром, который, как утверждает религиозное знание, это древнейшее знание о человеке, «лежит во зле». Что значат эти слова? За ними стоят неизбежное угнетение человека социальностью, т.е. любыми формами людского общежития, с одной стороны, и вечная трагедия смерти — с другой. Именно поэтому «человек есть существо собой недовольное, неудовлетворенное и себя преодолевающее в наиболее значительных актах своей жизни» (Бердяев Н.А. Проблема человека (к построению христианской антропологии) // Путь. 1936. № 50.С. 15.).
Между тем жаждаемые основания жизни, без которых человек так страдает в нашем мире, существуют. Это — добро и совесть. В их реальности сомневаться не приходится, но природа их нам недоступна. Знание о них невозможно получить опытным путем: в какой-то момент мы оказываемся перед неразлагаемыми сущностями, существование которых приходится принимать вне всякой причинно-следственной связи. Имея с ними дело, мы сталкиваемся только с их отражениями, с их действием на предметы, подвластные познанию. Об этом много говорил Мераб Мамардашвили.
Такими человек их и принимает. Об этом свидетельствует история со времен варварства. На всем ее протяжении существо, становившееся постепенно человеком, меняло свою чисто природную, естественную жизнь на жизнь искусственную, создававшуюся в соответствии с его запросами, как материальными, так и духовными. Принимая духовные сущности, человек «впускал» их в свою материальную жизнь, т.е. объективировал. Объективируясь, явления духовной жизни создавали культуру (т.е. сферу созданного, сотворенного искусственно). Последняя же более или менее — в зависимости от обстоятельств — влияла на устроение материальной жизни человека — цивилизацию, прежде всего на социальность во всех ее проявлениях. В результате человек постепенно — медленно и неравномерно — освобождался и социально, и политически, и экономически.
Таким образом, опыт истории показывает, что зло социальности преходяще и преодолевается в конечном счете именно реалиями духовной, нематериальной сферы Универсума. Иными словами, сама эволюция ведет к уменьшению зла, в котором находится мир.
Как далеко может она в этом зайти? Вопрос вполне закономерный, так как поскольку человек телесен, состояние мира во зле постоянно воспроизводится. От смерти ведь не уйдешь. Поэтому, конечно, нельзя рассчитывать на то, что в ходе эволюции мы достигнем состояния, когда зла не будет, когда все противоречия нашего мира снимутся.
Христианская религия, которая на своем символическом языке дает нам вечно актуальное знание о мироздании, именует такое состояние Царством небесным. Царство, где нет смерти, где духовная глубина человека не связана более нераздельно с его телесной оболочкой, это — царство «не от мира сего», оно вне пространства и времени. Оно внутри человека, и он способен соприкоснуться с ним, или обожиться, если самосовершенствование приведет его к святости. Так утверждает христианство. Правда, оно же говорит и о том, что в конце времен этот мир преобразится и не будет ничего кроме Царства Божия. Поэтому можно предположить, что такое состояние все же мыслимо как эсхатологическая перспектива человечества. Но знать ничего содержательного о том, что могло бы произойти, если бы такая перспектива осуществилась, мы не можем. Научное знание о конце времен невозможно.
Христианское же пророчество, Апокалипсис, связывает конец времен с гибелью нашего мира. И нам, людям XX и XXI вв., такая возможность едва ли покажется невероятной. Катастрофа в случае мировой ядерной войны как реальный шанс конца мира маячит перед ныне живущими поколениями уже не один десяток лет. Правда, эта угроза как будто отступила. С другой — экологической — мы непременно столкнемся в недалеком будущем, и она по своим последствиям также может оказаться катастрофичной. Поставить мировую цивилизацию под угрозу также способен и конфликт между разными ее частями, которые принято сейчас называть богатым Севером и бедным Югом. Такой конфликт может быть вызван углубляющимся и накапливающимся неравенством, когда на одном полюсе сконцентрированы богатство и власть, а на другом бедность и унижение (каково бы ни было их происхождение). Не исключено, что наступление воинствующего исламистского радикализма является первым выплеском глобального конфликта между Западом и всем остальным миром.
Не кажется сегодня невозможной и утрата развитой частью мира достижений культуры и цивилизации. Свобода, достигнутая в результате того относительного прогресса истории, который оказался все же возможным, обернулась многими дурными последствиями. Освободившиеся вышли на авансцену общественной жизни и вытеснили оттуда привилегированные сословия. Но при этом они так и остались далеко позади, что касается и культурности, и цивилизованности. На фоне утери ценностных ориентиров, случившейся в результате кризиса христианства Нового времени, все это привело в итоге к сложению массового общества. Для него характерно в первую очередь господство мас-скультуры, т.е. в сущности вытеснение подлинной культуры на периферию жизни и предпочтение технических достижений цивилизации.
Человек массового общества — это прежде всего неполный, частичный, несостоявшийся человек. Он не знает и не выполняет самой главной своей задачи — продвигаться по пути к преображению. Он не очеловечивает, не одухотворяет мир вокруг себя; он застрял, он неподвижен. Даже если он не участвует в злых деяниях в данный момент, он открыт злу. Ему трудно ответить на новые вызовы социальности. А таких вызовов множество, и едва ли не самый опасный из них именно для человеческого в человеке — манипулирование сознанием. Почему это так опасно? Потому что содействует опустошению душ и даже умножает его. Но пустоты должны заполняться… Так создаются предпосылки захвата этих душ силами зла. А наше время полно многоликого зла. Какие еще нужны примеры после опыта XX в.? Контуры антропологической катастрофы ясно видны в свете опыта двух мировых войн, Освенцима и ГУЛАГа. Да, время человеконенавистнических государственных идеологий как будто прошло, но их античеловеческая сущность в немалой степени воспроизводится и массовой культурой, и глобальным неокапитализмом.
Но даже если сознанием не манипулируют, пустота души в любом случае недопустима. Мамардашвили прекрасно показал, что там, где не совершается акт сознания, происходит деградация, которая чревата антропологической катастрофой. Не нужно понимать такую катастрофу в облике Апокалипсиса. Для того чтобы она произошла, достаточно постоянного возвращения к своим ошибкам и преступлениям, к заколдованному кругу своей немоготы. Это имитация подлинно человеческих судеб. Люди остаются не-состоявшимися, неполными, «недоделанными».
Таким образом, перспективы человечества в сущности мало обнадеживающи. Варианты, которые просматриваются, не обещают ничего хорошего. Неизвестно, какие сюрпризы готовит нам будущее, но весь накопленный опыт склоняет к скептицизму.
Есть только одна сила, способная отвести от человечества гибельную участь: его способность к нравственному совершенствованию. Для краткости и удобства понятие «нравственное совершенствование» можно свести к изживанию эгоизма. Чем менее мы — от отдельного человека до целого социального организма — озабочены исключительно собственными интересами, тем более мы нравственно развиты. Не только брать, но и давать, даже больше, чем берешь — без этого нет нравственности. Как в хорошей семье родители дают своему чаду неизмеримо больше, чем получают от него в ответ, так и общество должно относиться к индивиду, а успешные страны и регионы к неуспешным. (Тут можно поразмышлять об аналогиях с христианским пониманием любви.)
Таким образом, нравственное совершенствование, очевидно, выступает как императив эволюции. Это выявившееся обстоятельство предполагает возможность весьма существенных последствий. Пусть такая возможность невелика, но она появляется. Речь вот о чем: не только могут преодолеваться те или иные насущные опасности для человечества, но и возникают новые возможности для самого человека. Перед ним открывается перспектива некоего нового состояния. Конечно, не того состояния, когда нет смерти, не бессмертия, т.е. не Царства Божия. Последнее мыслимо для нас лишь умозрительно и всегда будет оставаться неведомым.
Я имею в виду тот уровень нравственного совершенства, который можно считать приготовительным для кардинального изменения человеческой природы — если допускать, что последнее вообще может иметь место. Поскольку принципиально отрицать такую возможность мы не вправе, предполагать некое «предпоследнее» состояние нам, как мне представляется, позволено. Да и, очевидно, невысокий уровень нравственности нашей цивилизации сам по себе не вызывает сомнения в том, что достижимы другие, высшие уровни в деле очеловечения. Конечно, нам трудно представить себе, что мы находимся еще едва ли не в начале пути от варварства. Мы невольно абсолютизируем ценность того отрезка времени, который выпал на нашу долю и на долю наших предков. А на самом деле он ничем особенным не отличается от любых других отрезков, будучи лишь одним из звеньев цепи, конец которой теряется за невидимыми нам горизонтами.
Итак, эволюция предполагает императив нравственного совершенствования. Говорить об этом значит углубиться в извечно актуальную тайну человека.