М.: Древлехранилище, 2003, 172 с.
С интересом прочел книгу И.В. Кирсберга. Не могу сказать, что все в ней понял, поскольку не знаком, как автор, с полемикой и точками зрения в библеистике. Тем не менее ясно, что нам предложено новое оригинальное прочтение и понимание Библии и Посланий ап. Павла. И не только. И.В. Кирсберг раскрывает и характеризует перед читателем то, что он называет феноменологией жизни, жизни, конкретно взятой в тот период, когда эти тексты были созданы.
В рамках авторского варианта философии жизни и феноменологии проясняются такие фундаментальные константы и реалии, как Бог и Христос, жизнь и смерть, представление о теле и духе, о грехе и спасении, свободе и другие. Здесь мы видим осмысление сакральных тем одновременно и как содержаний сознания (представления), и как форм жизни.
Исключительно ценным, во всяком случае для меня, является последовательная критика «неконтролируемых модернизаций древности», которые автор понимает как реализацию в библеистике «рационально-субъективных представлений» и схемы «субъект-объект». Подвергаются сомнению, не вообще, а относительно рассматриваемого автором материала, и другие привычные для нас оппозиции, например, «внешнее-внутреннее», «Я и мир», «идеальное-материальное».
Действительно, в настоящее время стало очевидным, что реконструкция исторических и культурных текстов не может быть адекватна, если сознанию их творцов мы приписываем современные философские оппозиции и расчленения типа субъект-объект, внешнее-внутреннее и другие.
Не менее важным в книге И.В. Кирсберга выступает трактовка текста «не самого по себе», а как «событийности», причем все события конституируются под углом зрения Бога или Христа. «Именно текстом прежде всего и заняты исследователи, невольно отвлекаясь от самих событий… Непосредственность воздействия Христа на Павла и целостность происходящего при таком представлении -текста как бы помимо мира или мира как бы помимо текста пропадает…»
Автор хочет сказать, что недостаточно просто анализировать содержание текста. Необходимо взять текст двояко — и сам по себе, именно как текст, и как события, которые не только выражены в тексте, но и переживаются читателем. Событийная трактовка текста позволяет реконструировать и понять особенности того мира (бытия), который встает перед читателем, проживается им. К выделению такого мира, как известно, стремился поздний Гуссерль.
Другими словами, для меня предложенное автором понимание и прочтение Библии и Посланий интересно и плодотворно. Но то для меня, а для науки? Как убедиться, что данная интерпретация текста и толкование древности правильны и истинны? Один критерий уже назван — конкретный результат для отдельного читателя. Другой, вроде бы более важный, — демонстрация подхода и методологии исследования. Этот подход и методология рефлектируются И.В. Кирсбергом как «феноменология». Объясняя, что он под этим понимает, автор пишет о том, что Библию нужно брать и как факт, и как нетекст, что обоснованность феноменологии «обозначает необходимую взаимосвязь рациональносубъективного представления и факта как его явления и необходимую взаимосвязь и отличие феномена от факта» (с. 169), что предпонимание-понимание герменевтического круга осуществляется в исследовании не как бы автоматически, а в целенаправленных усилиях (см. с. 170). Думаю, что для читателя (в отличие от вышеназванных результатов) эти разъяснения малопонятны. Тем более что И.В. Кирсберг не хочет, чтобы мы отождествляли его подход с обычным пониманием феноменологии: «Как соотносится наша феноменология с общепринятой, — замечает он, — нам неизвестно; это вопрос названия — она неоспорима при любом ответе» (там же).
Но действительно, здесь есть реальная проблема и затруднение. Как убедить читателя, что ты прав, что предложенный тобой подход и метод правильные и эффективные? При том, что за тобой стоит новый опыт анализа, новый опыт истолкования и исследования, которые не известны в существующей научной традиции. Когда И.В. Кирсберг в заключение своей книги рассказывает нам о своем методе, он имеет в виду именно этот новый, созданный (изобретенный) им лично опыт мыслительной работы. Однако этот опыт читателям неизвестен, нам не на что опереться в понимании рефлексии автора. К сожалению, не спасает (хотя психологически облегчает коммуникацию) и демонстрация этого опыта. Человек, не включенный в новый опыт, понимает эту демонстрацию не лучше, чем указанную рефлексию. Надо сказать, что рассмотренное здесь затруднение характерно для любого творчества: условием его адекватного понимания является вовлечение в новый опыт мышления и работы, но последнее как раз и не имеет места. Однако особенно актуальна эта проблема для феноменологии, предъявляющей не новый опыт работы, а новые реальности сознания.
Важной составляющей мышления феноменолога (и условия его коммуникации с научным сообществом) является новая реальность (онтология), оправдывающая и объясняющая новый опыт его мышления и работы. Конкретно, в данном случае И.В. Кирсберг вводит для читателя онтологию жизни. «Кроме жизни и живого, — пишет он, — других феноменов в Библии нет… речь в Библии сбивается, вместе с жизнью впадает в перемены… Естество жизни не в том, что она причинно упорядочена, разумно доступна (согласно понятиям), а в том, что дается равно всему, ощущаема, хотя не по-современному, неотстранимое местообитание, где питаются, размножаются, находят убежище… Это разные куски текста, но в них один и тот же смысл -проникновенная полнота жизни, достигающая не только слуха или зрения, слуха-зрения… Итак, что такое живое? То, что находится у Господа… Жизнь как живое — сгусток памяти; в памяти Бог собирает людей — в народ, в поколение живого. Память — это тоже жизнеприсутствие… Субъективное — это живое именно потому, что Бог открывает себя как жизнеприсутствие, а не как современный волящий субъект..» (с. 20, 25, 27, 31, 41, 46, 55).
Хотя И.В. Кирсбергу кажется, что жизнь — это непосредственная реальность, очевидная для всех (к ней он и отсылает непонимающего читателя, как бы говоря — «смотри, вот сама жизнь, ее нельзя не увидеть!»), из приведенных высказываний все же очевидно другое, а именно, что жизнь в данном исследовании это теоретическая конструкция, выполняющая несколько важных функций. Во-первых, жизнь понимается как древняя реальность, еще не искаженная рационально-субъектными модернизациями (своеобразная «вещь в себе» по Канту). Во-вторых, как реальность, характеризуемая положительными свойствами (жизнь, а не смерть, жизнь как поток изменений, как полнота видения, слышания, питания, размножения и т.д.). В-третьих, понятие «жизнь» используется как средство интерпретации и осмысления по отношению к другим реалиям (Бог, Христос, память, тело и прочее становятся аспектами жизни или жизнеприсутствия). И наконец, в-четвертых, или, может быть, во-первых, жизнь как категория и реальность оправдывает для И.В. Кирсберга его собственный новый опыт мышления, новый способ понимания и истолкования Библии и Посланий ап. Павла. Кстати, подобно тому, как, например, для Г. Зиммеля и В. Дильтея категория жизни оправдывала их собственный новый опыт мышления и работы. Сравнивая представления о жизни Зиммеля, Дильтея и Кирсберга, мы видим, что каждый вкладывает в эту категорию различные характеристики, что никакой такой жизни вообще или как эмпирического феномена не существует. Жизнь в исследованиях феноменологов -это такая же теоретическая конструкция, как «чистое сознание».
Теперь последний вопрос — какие новые подходы и установки стоят за новым опытом мышления и работы И.В. Кирсберга? Думаю, я вряд ли сильно ошибусь, если скажу, что это, с одной стороны, современные философские, социокультурные и исторические исследования, способствующие распредмечиванию традиционной реальности, обнаруживающие в ней личностные смыслы, с другой -установка на критику техногенной цивилизации. За большинством теоретических утверждений автора фоном угадываются идеи М. Хайдеггера, постмодернизма, М. Мамардашвили, результаты современных гуманитарных и исторических исследований. А в плане ценностных, прагматических установок характерны два последних абзаца книги.
«Нам хотелось, — пишет И.В. Кирсберг, — побудить незаинтересованное чтение Библии, чтобы из нее нельзя было извлечь никакой выгоды. Лишь бесценное всегда в цене. (Но не странно ли, ведь автор, напротив, всеми силами заинтересовывает нас в своей интерпретации и прагматическом подходе? — В.Р.).
Рационально-субъективное представление как препятствие понимания идеологично — распространяет представление о потребительстве на всю историю, оправдывая его (и не как только идею, но мир), поэтому критика рационально-субъективного представления в нашем исследовании — тихое возражение буржуазному обществу» (с. 172).
Если понимать потребительство предельно широко, в смысле хайдеггеровского «постава», объединяющего человека и предметное в безликом интересе производства-потребления, а буржуазное общество — как общество техногенной цивилизации, то с последним утверждением, за которым опять же стоит Хайдеггер, можно полностью согласиться.
В заключение еще раз хочу сказать, что книгу И.В. Кирсберга я прочел с большим интересом. Она помогла мне по-новому понять и почувствовать мир Библии и раннего христианства.
В.М. Розин