Загрузка...И. К. ПАНТИН
Вопрос, который неизбежно встает перед исследователем, обратившимся в начале XXI в. к герценовскому идейному наследию, будет звучать приблизительно так: чем может быть интересен анализ творчества Герцена современному читателю? В самом деле, по Герцену написаны десятки монографий, опубликованы сотни, если не тысячи, статей. Ни один мало-мальски значимый момент интеллектуальной биографии русского мыслителя не ускользнул от внимания исследователей, персонализированы все без изъятия оценки творчества Герцена, как «диссидентские», так и общепринятые, хрестоматийные.
Наконец, определено, по-видимому, навсегда, место Герцена в освободительном движении России — как родоначальника народничества, как зачинателя революционной пропаганды в России.
И все же, даже учитывая все проделанное герценоведами, проблема Герцена как политического мыслителя, на взгляд автора данной статьи, существует. Она порождена не лакунами в исследовании герценовского творчества, а расширением нашего философско-политического кругозора в связи с кризисом, особенно острым в России, пролетарски-якобинского, ленинского направления в социализме. Сегодня, когда марксизм-ленинизм предстал перед нами тем, чем он был в действительности — антибуржуазной идеологией буржуазного по своему историческому содержанию переворота, мы должны заново и по-новому осмыслить отношение Ленина к его предшественникам, прежде всего, к Герцену и Чернышевскому.
Разумеется, их творчество являлось началом проработки тех социальных проблем, с которыми столкнулось в начале XX в. рабочее движение России, осознавшее свои цели и задачи. В этом смысле они — предшественники русской социал-демократии. Но может ли оценка предшественников марксизма в России ограничиваться уяснением степени приближения их к марксизму? Быть может, их значение определяется положением, занимаемым ими по отношению к идеям, которые они продолжают, а также к доктринам, против которых они были направлены? Насколько правомерно в начале XXI в. оценивать «надклассовый» социализм Герцена как только «прекраснодушную фразу», «доброе мечтание» буржуазного революционера, как «разновидность буржуазного и мелкобуржуазного социализма»? Не таит ли в себе «точка зрения классовой борьбы пролетариата» опасность якобинского перерождения политического действия? Наконец, если научный социализм по своей форме является продолжением идеологии Просвещения, о чем писал Ф. Энгельс, то возникает вопрос: какие просвещенческие ценности и принципы должны содержаться в этом социализме, чтобы он имел право претендовать на продолжение?
Все эти вопросы, к сожалению, фактически не ставились нашими герценоведами. Но ответы не рождаются, если не заданы вопросы. Поставив подобного рода вопросы, мы неизбежно приходим к критической оценке ленинской статьи «Памяти Герцена» и к иному прочтению наследия великого русского мыслителя.
Главная проблема политической философии Герцена, источник его духовной драмы — это отсутствие в Европе в середине XIX в. общественных сил, которые были бы способны воплотить в своей практической деятельности не узко групповые интересы, а широкие, общественные, совпадающие в итоге, по его мнению, с движением к социализму. В 40-60-х гг. XIX в. он не находит таких сил в Европе. И хотя симпатии Герцена на стороне угнетенных пролетариев, он, в отличие от Маркса и Энгельса, не верит в способность пролетариата (как, впрочем, и других классов) создать общество свободы без неравенства и эксплуатации. Отсюда и «открытие» русской крестьянской общины, с которой он, начиная с 50-х гг., связывает свои надежды на социалистическое обновление. В письмах «К старому товарищу» (1869) Герцен приветствует деятельность I Интернационала. Развитие рабочего движения свидетельствует, по его мнению, против тех, кто «идет по старой колее пророков и прорицателей, иерархов, фанатиков и цеховых революционеров» (20, 582) , ожидающих конечного кризиса. Интернационал для него как раз и является свидетельством повзросления рабочего движения.
Мировоззрение Герцена, и в особенности его политическую философию, нельзя понять, если судить о них, как это сделал Ленин в статье «Памяти Герцена» с точки зрения большего или меньшего приближения к марксизму. Герцен и Маркс являли собой принципиально разные тенденции политической философии и социализма. Первый положил начало воззрению либерального социализма, второй — пролетарского (а в случае с Лениным — пролетарски-якобинского) социализма. Соответственно ленинские оценки вроде: «вплотную подошел к диалектическому материализму», «и остановился перед историческим материализмом», «обратил свои взоры к Интернационалу», «поднял знамя революции» и т.п. — не выражают характера философско-политических взглядов Герцена. Они — из другого видения мира, из другой философии истории, нежели герценовская.
Специфика Герцена как политического мыслителя заключается — вопреки мнению Ленина — отнюдь не в приближении к позиции пролетариата, хотя, повторим, его симпатии целиком были на стороне последнего. Особенность политической философии Герцена состоит в другом — в отрицании буржуазного либерализма с точки зрения принципов и логики Просвещения. Главная мысль герценовского воззрения, связывавшая его с философией Просвещения, заключалась в том, что социализм трактовался им как постепенное претворение в жизнь идеи свободы и справедливости. Этот нравственный идеал должен быть воплощен в экономических и политических институтах, способных сделать универсальными ценности, которые узурпировала буржуазия, извратив их в собственных корыстных интересах.