Загрузка...Краткое введение
Этот трактат (№ 20 в Порфириевой хронологии) написан, по-видимому, в продолжение трактата О добродетелях (№ 19), в котором было установлено, что наша цель — стать богоподобными, и что она достигается очищением души путем отделения ее от тела и восхождением в умопостигаемый мир. Трактат О диалектике, как видно уже из первых слов, призван указать путь умственного очищения и восхождения, которому мы должны следовать. В первых трех главах дается замечательно сжатое изложение платоновского понимания начал восхождения, изложенное в Федре и Пире, правда, с двумя существенными изменениями: первое из них в том, что у Платона философ, музыкант и влюбленный (Федр, 248d3) — три определения одного и того же типа человека, у Плотина же — это три разных типа; второе в том, что слово «музыкант» у Платона имеет общепринятое классическое употребление, у Плотина же (как иногда и у Аристотеля) употребляется, скорее, в значении любителя, ценителя музыки, а не сочинителя или исполнителя. Во второй части трактата представлена диалектика платоников, имеющая в своем основании Государство, Федр и Софист; здесь Плотином отстаивается ее превосходство перед логикой перипатетиков и стоиков и кратко излагается ее взаимосвязь с этикой и натурфилософией.
Синопсис
Каков путь, возводящий нас к Благу, и кто наиболее предназначен к этому пути? Это, как говорит Платон, философы, музыканты и влюбленные. Два этапа пути: восхождение от мира чувственного и пребывание в высшем (гл. 1). Характеристики музыканта (гл. 1), влюбленного (гл. 2) и философа (гл. 3). Описание платонической диалектики (гл. 4): это наиболее ценная часть философии, не имеющая, подобно логике, отношения к словам, но к эйдосам (гл. 5). Ее зависимость от натурфилософии и этики, ее взаимосвязь с нравственной добродетелью (гл. 6).
даря множеству доказательств; и сами эти доказательства были для нас некоторым восхождением. Но что это должен быть за человек, который последует горним путем? Конечно, это тот, кто видел все, или, как говорит Платон, множество вещей, и вошел в первом рождении в дитя, имеющее быть философом, музыкантом или влюбленным. Философ [идет горним путем] по природе, музыкант же и влюбленный — должны быть возведены. — Что же это за путь [восхождения], один ли и тот же для всех или у каждого свой? — Для каждого этот путь имеет две стадии: первая, когда человек восходит, вторая, когда он идет уже там [в высшем мире]. Первый путь ведет от низшего, второй же предназначен для тех, кто уже находится среди вещей умопостигаемых, кто уже обрел там [в горнем] опору, однако, должен еще достигнуть самых последних пределов этой области; ведь «конец путешествия» есть достижение вершины умопостигаемого.
Но это может и подождать; сначала же мы должны попытаться сказать о восхождении. Но, во-первых, нужно различить характеристики этих [призванных к восхождению] людей; мы начнем с описания природы музыканта. Он должен быть положен как легко движимый и волнуемый прекрасным, однако в меньшей мере как имеющий возможность быть движимым самой красотой; он должен быть положен легко отклоняющимся к ее отпечаткам, которые ему доводится встретить. Как тот, кто робок, вздрагивает от каждого шороха, так он [трепещет] от голосов и от заключенной в них красоты. Он всегда бежит дисгармонии и отсутствия единства в песнях и стихах и неотступно преследует благозвучное и благовидное. Следовательно, началом его восхождения должны стать именно эти чувственные звуки, ритмы и образы; он должен идти и учиться отделению материального в них, должен приходить к тому, откуда [возникают] эти пропорции и логосы, к красоте, пребывающей в этих [началах] Там; он должен понять, что это и было тем, что его волновало: умопостигаемая гармония и красота, пребывающая в этой гармонии, — всецелая красота, а не некая единичная красота; и ему должны быть привиты логосы философии, благодаря которым он придет к твердой уверенности в том, чем обладал, не зная этого. Ниже я объясню, что это за логосы.
3. Философ же самой природой предназначен [для Высшего], и, образно говоря, «окрылен», он не нуждается в отделении, как другие, он уже начал движение к Высшему; он нуждается только в том, чтобы кто-нибудь показал ему путь. И он должен его увидеть, должен обрести свободу в своей воле, он — кто уже по природе [своей] давно был свободен. Ему должна быть преподана математика ради подготовки [к философии] и [приобретения] веры в бестелесное — он усвоит все это легко, будучи естественно расположен к наукам; будучи от природы добродетельным, он должен придать своим добродетелям совершенство, и после математики ему должна быть преподана диалектика, которая и сделает его всецело диалектиком.
общего с теми, среди которых оно есть, и где каждое из них есть; и если оно действительно есть, то каково оно, и сколькие суть; и, опять же, сколько не-сущих, отличных от сущих. Диалектика благодаря определенному знанию, а не мнению рассуждает о Благе и о неблаге, и о всех тех, что расположены ниже Блага, и о ему противоположном; она проясняет, что вечно, а что не вечно. Удержавшись от блужданий вокруг чувственного, диалектика располагается в умопостигаемом, и там занимается своим [предназначенным ей делом], отвергая ложь и насыщая душу в том, что было названо [Платоном] полями истины. Диалектика пользуется Платоновым делением для различения эйдосов и в определении того, что есть что, и в [нахождении] первых родов, сплетая тех, что произошли от этих первых родов [с целым Ума], пока не проходит всё умопостигаемое; тогда она снова разъединяет, пока не достигнет начала; после этого она приходит в безмолвие; диалектика безмолвствует, пока присутствует Там, она более не остается многопопечительной, но видит, возникнув в Едином; она оставляет так называемое логическое мышление — мышление о посылках и силлогизмах — другому искусству, как она может оставить [другой науке] и знание о правописании. Кое-что из логики она необходимо рассматривает, как некое предуготовление, однако сама судит об этом, как и обо всем остальном: разделяя полезное, ненужное и то, что относится к желанному ею пути.
5. Откуда же начала самой этой науки? Очевидные начала Ум дает всякой душе, способной их воспринять, затем [диалектика] сплетает, соединяет и разделяет их до тех пор, пока не придет в совершенный ум. Она сама, как сказал Платон, есть чистейшее в [человеческом] уме и мышлении. Она — наиболее достойная из наших разумных способностей, и должна быть связана с [истинно] сущим — с тем, что наиболее достойно; как мудрость связана с [истинно] сущим, так [чистое] мышление — с тем, что запредельно сущему. Что же? Философия есть [в нас] достойнейшее? [Да.] А философия и диалектика это одно и то же? [Нет,] но диалектика есть достойнейшая часть философии. Не должно думать, что она есть лишь орудие философа, голые положения и каноны, нет, она связана с самими вещами, она имеет сущих как бы [своей] материей; она подходит к ним надлежащим образом, имея вместе с созерцаниями сами вещи. Она знает и ложь, и софизмы как случайное, как производимое иным [не-сущим], она судит ложь как иное содержащейся в ней истине, полагая, что выдвижение вперед лжи противно канонам истины. Она не познаёт предпосылки, ибо они только буквы, но она знает истину, а тем самым и то, что называют посылками; она знает движения души в целом, то, что она утверждает и то, что она отрицает; знает, тождественно ли то, что она утверждает тому, что она отрицает, или это есть что-то иное; знает, тождественны ли друг другу вещи или отличны; все, о чем она говорит, она постигает, как ощущение, интуитивным схватыванием, исследовать же эти предметы с точностью она оставляет другой науке, расположенной к этому.
6. Это [т. е. диалектика] — достойнейшая часть. Философия имеет ведь и иные части; помощью диалектики пользуется и созерцательная физика, так же как другие искусства обращаются к помощи арифметики, хотя, конечно, философия природы ближе к диалектике в своих заимствованиях. Таким же образом и этическая философия в своей созерцательной части происходит из диалектики, но добавляет к ней душевные добродетели и упражнения, из которых эти добродетели возникают. Добродетели логического мышления также происходят из диалектики, как и их своеобразия, хотя последние объединены с материей в большей мере, [нежели их начала]. Другие же добродетели применяют рассуждение в свойственных им претерпеваниях и делах, ведь рассудительность есть некое обдумывание, куда более связанное со всеобщим; оно рассматривает взаимосвязь вещей, и либо [решает] воздержаться от действий — сейчас или позже, — либо вообще [находит], что лучше [избрать всецело] иное. Диалектика, а вместе с ней и мудрость, приносят рассудительности все, что ей потребно, еще как нечто целое и нематериальное.
Могут ли существовать какие-либо из низших [добродетелей] без диалектики и мудрости? — Да, но не полностью и не совершенно. — А может ли быть мудрец и диалектик лишен этих добродетелей? — Думаю, что нет, ибо они должны либо предшествовать, либо приумножаться вместе с [мудростью]. И, наверное, кто-нибудь может иметь природные добродетели, из которых, с приходом мудрости, рождаются совершенства. Итак, мудрость приходит вслед за природными достоинствами, после чего возникает совершенство нрава. Или, скорее, когда природные задатки уже существуют, обе [т. е. мудрость и природная добродетель] приходят к совершенству: когда развивается одна, она ведет к совершенству и другую. Ибо в целом природная добродетель несовершенна ни на вид, ни в этическом отношении, и те начала, от которых мы получаем то и другое, превосходнее их обеих.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Плотин отсылает нас к собственному трактату О Благе и о Едином (VI. 9), который был написан до трактата О диалектике. Мысль основателя неоплатонизма такова: диалектические рассуждения, которые вынуждают нас не признавать тело, душу и даже ум подлинным началом, осуществляют процедуру возведения к высшему. И это — не скептически-отрицательное движение, благодаря которому мы узнаем, чем не является начало, но очистительный этап пути восхождения.
2 См.: Федр, 248d: «Душа, видевшая более всего, попадает в плод будущего поклонника мудрости и красоты, или человека, преданного Музам и любви». Ср. так же 249а, где говорится, что душа, искренне возлюбившая мудрость, возвращается на землю, чтобы через три тысячи лет окрылиться и вознестись вновь.
3 Плотин имеет в виду образ из Федра: одни души являются спутницами богов и созерцают «занебесную сущность» вместе с ними, другие же только стремятся — более или менее случайно — вознестись к небесам. Однако объект стремления у тех и других один и тот же: «вершина умопостигаемого». Это понятие будет очень значимо для неоплатонизма; особенно в тех случаях, когда неоплатоники станут истолковывать такой теософский текст, как Халдейские оракулы. «Вершина умопостигаемого»—подлинно сущее, чистая сущность, которая выступает объединением всего сущего. По этой причине она постигаема, лишь когда дискурсивное мышление исчерпает возможности своих синтетических актов: для постижения «самого бытия» необходимы сверхрефлексивные процедуры.
4 Под «музыкантом» мы должны, конечно, понимать обуянного Музами человека, то есть поэта, художника, музыканта, танцора. Как пишет Платон в Федре, неистовство Муз «охватывает нежную и непорочную душу, пробуждает ее, заставляя выражать вакхический восторг в песнях и подобных тому творениях…» (245а). О музыке в современном смысле слова Платон говорит в Филебе следующее: «А этим полна прежде всего музыка, строящая созвучие не на размере, но на упражнении чуткости; такова же и вся часть музыки, относящаяся к кифаристике, поскольку она ищет меру всякой приводимой в движение струны по догадке, так что содержит в себе много неясного, устойчивого же мало» (56а — пер. Н. В. Самсонова).
5 Именно говоря о влюбленном, Платон указывает на скрытую память: «Когда кто-нибудь смотрит на здешнюю красоту, припоминая красоту подлинную…» (249d).
6 Платон постоянно подчеркивает в Федре эстетическое переживание высшей истины и разумения, в котором только и возможно прихождение в ситуацию истины: «Но разумение недоступно чувственному зрению, иначе оно возбудило бы необычайную любовь…» (250d).
В данном месте практически воспроизводится одно из основных положений речи Диотимы в диалоге Пир: любовь к прекрасному телу возводит до состояния любви к прекрасному как таковому (см. 210а-е).
Впрочем, нужно отметить, что в отличие от Пира, в Федре любовь для Платона имеет еще и личностный аспект: он признает необходимость живого душевного чувства, чувства любви к другому человеку, искренность которого никак не снижается тем, что в его чертах любящий видит само прекрасное.
7 Напомним определение диалектики, которое дается в Учебнике платоновской философии Альбином/ Алкиноем: «Первым началом диалектики можно считать усмотрение сущности всякой вещи, затем усмотрение ее свойств… Части диалектики суть разделение, определение, анализ,атакжеиндукцияисиллогизм».(V. 1 —пер.Ю.А. Ши-чалина). Метод разделения наиболее полно применяется Платоном в диалоге Софист. Между тем мы знаем, что Ямвлих и более поздние неоплатоники считали Софист посвященным именно физической проблематике (поскольку речь там идет о софисте, создателе образов и подобий, деятельность софиста аналогична деятельности Демиурга из Тимея). Можно предположить, что и Плотин разделял подобную точку зрения.
8 «Своеобразия» (то есть идиомы) рассуждений, пребывающие среди материи — это т. н. «эйдосы-в-материи», которые позволяют материальным сущностям иметь вид оформленного тела и содержать в себе соответствие нашим рассуждениям. Диалектическое рассуждение, несмотря на свою обращенность к эйдетическому, открывает нам должные способы обращения с вещами (то есть формы практической жизни).
9 Прежде всего, Плотин показывает здесь практический смысл рассудительности — отбор правильных форм поведения, исходя из самой сути тех событий, в которых нам приходится участвовать. Рассудительность есть восстановление строя и порядка оснований для решения; она, по Платону, воспроизводит скрытую для обыденного мнения гармонию сущего. В Государстве Платон даже называет рассудительность «неким космосом» (см. 430е).
10 Диалектика и мудрость позволяют рассудительности получать основания для осуществления правильной оценки практической ситуации и нравственного выбора.
11 Чтобы понять это рассуждение, нужно вспомнить, что Платон говорит в Государстве о наследовании природных задатков и о предрасположенности одних людей к тому, чтобы быть мудрецами-правителями, других — к службе стражами, третьих — к сословию управляемых.