Загрузка...На свой лад переиначивая принятые в нашем обществе нормы служебной и профессиональной этики, такая личность напролом устремляется к хорошо оплачиваемым, дающим всевозможные льготы должностям, прибегает к использованию служебного положения в корыстных целях, везде и во всем желая «изловчиться, но урвать свое», вовлекается в погоню за «левыми» бесчестными заработками. Она погружена в протекционистские заботы, поиски услужливого или пробивного «своего человека», занята организацией «блатмейстерских» (и даже мафиозных) связей, готова заложить душу дьяволу, лишь бы раздобыть и блеснуть вожделенными, модными, дефицитными товарами. Не только отчужденно относится она к другим, но и себя обкрадывает в полноте жизни, идя на культурные издержки, замещаемые иллюзией приобщения к современности с помощью шикарности, техничности и престижности покупок, ничтожным своеобразием ассортимента приобретений, суетным желанием создать видимость неповторимости, широты, самобытности демонстрацией их внешних атрибутов.
Гедонистический идеал, как уже говорилось, берет на себя смелость решить и смысложизненные проблемы. Свою лепту он внес в истолкование «тайны» смерти и «чуда» бессмертия. Но не методом продления усилий мыслящего человечества, а попыткой лишь оттеснить из поля наблюдений и размышлений данные проблемы, «закрыть» их раз и навсегда. Если смерть воспринимается как не ведающая жалости губительница наслажденчески понятого и страстно лелеемого счастья, а ответы на вопросы, связанные со страхом смерти, оказываются неутешительными, то остается лишь единственный выход из создавшегося патового положения: запретить себе думать о смерти, наложить вето на любые размышления по этому поводу. На роль советчика приглашается плоская рассудочная мысль, которую выдают за научную концепцию жизни, где физиологически все так просто и ясно. Мощную поддержку оказывает и тот облучающий ноток серых, поверхностных произведений искусства всех жанров, который тщательно обходит молчанием эту щекотливую тему, стремясь уберечь опекаемого «массового потребителя» от сквозняков всяких беспокойств умственного и морального порядка, либо преподносит ее в смягченных тонах, то есть привносит не нравственное очищение, а только снятие напряжения, релаксацию. Потребительская мораль как бы нашептывает своим приверженцам: «Смертный, почитай себя вроде бы за бессмертного, в запасе у тебя уйма времени для наслаждений и беззаботности, так стоит ли будоражить себя всем тем, что способно только подбавить горечь в наслаждения, отравить их прелесть?» Мы живем, саркастически замечал еще Г. Гессе, в «фельетонную эпоху», которая требует от умирающих и «провожающих» дистанцироваться от всего серьезного, мировоззренчески ответственного. С блеском описал такое отношение к смерти Ивлин Во в гротеске «Незабвенная», показав, как таинство смерти грубо опошляется похоронной индустрией, торгашеством, оборачивается дешевым фарсом чуть ли не сюрреалистического украшательства, призванного сделать обыденным, рекламно-деловым уход человека из жизни.
Потребительски ориентированной личности, этой «веселящейся единице», но выражению сатириков, всего важнее уклониться от въедливых вопросов, способных разом высветить мнимый характер ценностей, которых она так азартно домогалась и которым столь истово поклонялась; чего ради пришел в мир человек, зачем все было, в чем жил «как все», отдавшись течению, а в чем греб против? Является ли нравственная удовлетворенность прожитой жизнью проникновенной, способной выдержать беспощадность всей обоймы смысложизненных вопросов, или же она поверхностна, склеена из кусочков, на поверку оказывается заурядным самодовольством? Ведь «искусство умирать», приятие естественного порядка вещей, соединяющее достойность ухода из жизни с ощущением ее завершенности в традиционной народной этике, было лишь продолжением «искусства жить». Это позволило французскому культурологу Ф. Ариесу такой способ смерти именовать «прирученной смертью», феномен которой прекрасно описан в повести В. Г. Распутина «Последний срок» в сцене смерти бабки Анны. Вот от каких вопросов и мыслей, настроений и самочувствий, которые вблизи к жизненному закату звучат все трепетнее и непреклоннее и которые нельзя удовлетворить клишированными ответами — подальше от таких-то «подрывных» вопросов и размышлений, как раз и стремится потребительская мораль отвлечь опекаемую ею личность.