Загрузка...В советской историографии считается аксиоматичным, что поход в Европу большой русской армии в 1812—1815 годах оказал сильнейшее революционизирующее воздействие на умы и сердца русских людей. Но в первую очередь это относится к умонастроениям офицерства — единственно образованной и духовно развитой группы нации, то есть представителей господствующего класса. Обстановка даже в полуфеодальных государствах Европы поразила многих просвещенных российских офицеров, ощутивших между бытовой и общей культурой этих народов и забитостью, беспросветным мраком существования своего собственного народа колоссальную дистанцию в несколько веков. Разница между различными сословиями не была в этих странах столь разительной, не носила такого чудовищного характера, как в России, где как бы сосуществовали две нации, полностью отчужденные друг от друга. Народы Западной Европы представляли собой органические соединения и сообщества, где были инкорпорированы все классы и социальные группы. То, что достижения материальной культуры доступны для разных слоев населения, также производило ошеломляющее впечатление на русских людей. Все это заставляло задуматься прогрессивно настроенных офицеров о положении своего народа, его забитости, о дикости нравов у себя на родине, о жестокости, бесчеловечности отношения поместного дворянства к крестьянам и бесправии дворянства перед самодержавной властью.
Но победа над Наполеоном сыграла злую шутку с Россией.
Достигнув на континенте вершины могущества, она стала политическим и военным гарантом послевоенной стабильности в Европе. Это в какой-то степени означало победу старого над новым, но полной реставрации старых порядков не произошло. И многие народы Европы пришли в движение.
Немаловажен и тот факт, что «старое» в этих странах означало совсем не то, что в России. Если в Европе феодальные порядки уже были почти повсеместно разрушены и повсюду развивались капиталистические отношения, то Россия переживала, по сути дела, период классического рабства. Тем не менее российские сторонники сохранения старых порядков использовали внешние победы и реставрации европейских монархий, чтобы ничего не менять в своей стране. Отсутствие внешнего военного вызова укрепляло позиции консервативных кругов. Только часть молодого российского дворянства, воспитанного на европейской культуре, ее традициях, очень надеялась, что после окончания войны будут выявлены причины экономической и социокультурной отсталости России и проведены соответствующие реформы.
Царь и его окружение оказались в двойственном положении. С одной стороны, они понимали необходимость реформ, так как в Европе начались динамичные процессы и это могло стать угрозой в будущем экономическим, политическим и военным интересам России, с другой стороны, расхолаживающе действовало на них отсутствие внутренних и внешних вызовов. И хотя, видимо, были большие колебания по вопросу о том, когда начать реформы, об объеме этих реформ и их пределах, рано или поздно реформы должны были бы произойти. Общественное мнение в образованных слоях общества все больше склонялось к этому. Помимо легального обсуждения в их среде различных проектов реформ и дискуссий о необходимости преобразований в России часть дворянства, по примеру действующих с начала века масонских лож, создала нелегальные организации с целью осуществления радикального переворота в политической системе России, освобождения крестьян и установления конституционной монархии. Члены этих организаций, в дальнейшем известные в русской истории под названием «декабристы», думается, не вполне отдавали себе отчет, к чему могут привести их действия. Их замысел и лежащая в его основе идея изначально были обречены на провал. Не было никаких шансов преобразовать Россию путем осуществления государственного переворота и установления новых порядков снизу. Учитывая характер народа, отношение народа к дворянству, у декабристов не было никаких шансов повести за собой народ или хотя бы большинство дворян.
В одной из книг о революционной традиции России XIX века нарисована гипотетическая (сколь желанная, столь же и наивная) картина: восстание декабристов победило; царя низвергли, реформы по модернизации России были успешно осуществлены. Но если даже на секунду предположить, что переворот удался, то результаты успехов декабристов были бы гораздо более чудовищными, чем то, что случилось после подавления их выступления. Ведь несоизмеримо более просвещенная Франция после насильственной революции прошла через горнило якобинского террора.
Подобный вывод обусловлен сложившимся у меня представлением о состоянии российского общества того времени. Ориентиром в этом отношении служит поход Наполеона и его отношение к крепостническим порядкам в России. Известно мнение по этому поводу академика Тарле: Наполеон, как он считал, не освободил крестьян России от феодальной зависимости якобы потому, что в тот период он был гораздо ближе к императору Александру и перестал быть носителем и распространителем идей французской революции. Это мнение представляется крайне сомнительным. Скорее всего препятствием здесь служила отнюдь не близость мировоззрений Наполеона и Александра во время вторжения в Россию. Подобной «близости» у французского императора было более чем достаточно с австрийцами, пруссаками и другими коронованными особами Европы, однако это не побудило его препятствовать распространению на эти страны влияния французской революции. Скорее всего по отношению к России действовал фактор отдаленности от Франции, а еще сильнее — тот разрыв в уровне социального развития, который существовал между французским и другими европейскими народами и русским пародом. Западная Европа подошла уже (или подходила) в своем развитии к капитализму и буржуазно-демократическим свободам. Между большинством народов Западной Европы и русским народом лежала пропасть в целую историческую эпоху, которая насчитывала около тысячи лет. Первые свободы от феодальных пут европейские народы начали получать уже в XI веке. А в России в XIX веке крепостническое рабство народа и безраздельный произвол абсолютной власти находились в расцвете, в своей первозданной чистоте. Не только Наполеону, но и господу богу не удалось бы осуществить одним махом переход от рабства к капитализму. Вот почему идеи, мысли и лозунги французской революции, более понятные для австрийцев, пруссаков, итальянцев, находившихся примерно на одном уровне социально-культурного развития, в России могли получить, как это ни странно, сочувствие лишь (или прежде всего) у части прогрессивно настроенных дворян. Наполеон был ближе (согласимся в этом с Тарле), но только не к царю, а к прогрессивной части дворянства, которой, в свою очередь, были гораздо ближе идеи и лозунги французской революции, чем народу, дикость и варварство которого приводило в уныние самих же русских прогрессивно настроенных дворян. Именно в этом, па наш взгляд, причина отказа Наполеона от освободительной миссии в России: декретом нельзя освободить раба от рабства; раб остался бы после этого все тем же рабом. Только уничтожив условия, порождающие психологию рабства, дав импульс развитию образования и воспитания, приобщив народ к культуре, причем при его активном желании и участии, можно было выдавить из него рабское начало и сформировать свободных граждан. Иначе же по декрету освобожденный раб будет стремиться тут же сам себя и других снова поработить.