Загрузка...Средневековая философия — чрезвычайно важный, уникальный и относительно продолжительный этап (V-XV вв.) в историческом саморазвитии человеческой мысли. Зарождение христианства ознаменовало собой радикальный переворот в философии. После заката античной мыслительной культуры на европейском континенте наступил период застоя и регресса. Но при определенной гибкости ума и воображения можно достойно оценить философские подвижки, понять неимоверные трудности, с которыми сталкивались «конструкторы» новой, рассудочной философии Средневековья, отмеченной специфическим характером мыслительной деятельности — метафизическим размышлением о вере вообще и вере в Бога.
Философствование в вере.
Философствование в вере — это принципиально новое духовное явление на ниве познания бытия. Оно зиждется на святой вере в Писание и авторитет Отцов церкви, а также на достижениях античной философии. Именно оно проявилось как своеобразный диалог между разумом и верой, который возник в результате духовного кризиса в эллино-римскую эпоху. Люди тогда неожиданно почувствовали потребность в осознании собственной (личностной) значимости и в постижении смысла жизни. Удовлетворить подобные запросы пытались многие мистериальные религии, разного рода эзотерические системы и новые философские учения. Но только христианству (после жестоких гонений со стороны римских властей) суждено было выйти победителем в борьбе за умы и души людей. А к концу IV века христианство уже превратилось в некую официальную государственную религию Римской империи.
Сложный сплав национальных, политических, религиозных и философских элементов составил основу нового верования, которое стало общим для всего западного мира. Разочарование людей в философских системах и различных языческих религиях способствовало триумфальному распространению христианства в мире и послужило одновременно причиной возникновения новой философии — схоластической. Однако стоит отметить, что последняя была объективно предопределена исканиями античных философов, прежде всего Платона и Аристотеля. В то же время именно христианский гносис (знание) означал рождение нового способа познания (откровения) и иного психического состояния людей — веры, опирающейся не на разум, а на некое озарение. Этот библейско-теологический способ нового мышления стал исходным компонентом новой философии. Вера в христианстве стала способом согласного понимания — «мышления с одобрением». Данное обстоятельство изначально предполагает, что без мыслящего разума не может быть и настоящей веры. Мало просто верить, необходимо понимать смысл веры. Надо не только принимать Священные Писания и религиозные тексты, но и осознавать возможные их импликации (лат. implicatio — сплетение, связка, поглощение), определяющие смысл жизни.
Философствование в вере непосредственно опирается на догматы теологии, которые несут всеохватывающие и более абстрактные знания о мире, обществе и человеке. Поэтому сама теология (греч. theos — бог, logos — учение) предстала как «философия осмысления Бога». Иными словами, на основе религиозных догматов развилось некое метафизическое мышление, позволяющее понять и оценить Бога как символ вечного, бесконечного, истинного, доброго, всесильного, всепрекрасного и т.д. и т.п. Такой тип «философствования» характерен для всех религиозных конфессий. Единым здесь является признание безоговорочной веры в Бога. Осмысление самого феномена веры (религиозной и любой иной) входит в задачу философии. Вера (лат. verus — истинный) — это уникальное психическое состояние человека, выражающее его внутреннюю установку на то, что нечто есть абсолютно истинное.
Вера, как правило, основывается на общепризнанных авторитетах или интимном чувстве типа интуиции, а также на некритичном отношении к чужому опыту, мнению или знаниям. Принять на веру — значит согласиться с утверждением о чем-либо без доказательства. Но такая вера постоянно требует подтверждений, особенно когда иссякает сила фанатизма. Поэтому следует различать типы веры. Так, слепая, безотчетная вера, как правило, ведет к разочарованиям. А вера осознанная, тесно связанная с разумом, способствующим пониманию ее объекта, ведет к убеждению. Поэтому истины веры не должны противоречить разуму, который ищет высшие ценности и стремится к нравственному совершенству.
Но только религия, считают религиозные философы, открывает возможность для нравственного развития всех верующих, перенося акцент с разума на веру. В светском же гуманистическом мировоззрении вера в справедливость, добро, честь, разум и другие общечеловеческие ценности становится не менее важным условием для самосовершенствования личности и причиной пробуждения у нее разумного начала. Известный психоаналитик и философ Эрих Фромм (1900-1980) весьма точно высказался по этому поводу: «…Разум не может быть действенным, пока у человека нет надежды и веры. Гете был прав, когда говорил, что глубочайшее различие между историческими периодами состоит в различии между верой и безверием, что все эпохи, в которых преобладает вера, — блестящи, возвышенны и плодотворны, тогда как эпохи преобладающего безверия проходят бесследно, поскольку никто не испытывает желания посвятить себя бесплодному делу. …Боюсь, что западный мир XX столетия заблуждается насчет того, не утратил ли он надежду и веру. Воистину, где нет веры в человека, вера в машины не спасет нас от гибели: наоборот, такая «вера» лишь ускорит конец» [1].
Современное понимание веры содержит несколько смысловых значений: верить, веровать и быть верным, то есть соблюдать веру. В принципе верят все люди, а вот веруют, конечно, многие, но далеко не все. Верят кому-либо или во что-либо, например, верят учителю, любимому человеку, верят в судьбу, в светлое будущее и т.д. Без веры невозможна человеческая жизнь. Веровать же можно только в Бога, в истинность религиозных догматов о нем. Догматы, как правило, предполагают слепое следование различным религиозным учениям о сверхъестественном, не требуя доказательств. К. Тертуллиан (ок. 160— 222) утверждал, что верование существует в силу неспособности рассудка доступно объяснить нечто таинственное. Тертул-лиану приписывается формула: «Верую, ибо нелепо». «Верую, чтобы понимать», — возражает ему св. Августин (354—430).
Подобно Августину Ансельм спустя много веков утверждал, что вера превыше разума. «Постыдно, — писал он, — укрепившись в вере, не стремиться понять то, во что поверил». «Понимаю, чтобы веровать», — заявляет знаменитый Абеляр (1079-1142). Еще позже верование будет означать сугубо индивидуальное стремление к внутреннему созерцанию Бога, желанию следовать его заветам. Веровать в Бога, по Кьеркегору (1813— 1855), значит ждать того момента, когда Бог сдержит свой Обет (обещание), данный человеку, и тот будет жить после смерти, достигнет истинного счастья при единении души с Богом.
Предмет и искренность веры откладывают отпечаток на социально-нравственный облик человека, его социальное поведение. Вера, по М. Бахтину, есть ответственно осознанное движение сознания человека, это его воля и мнение одновременно. Вера для Вл. Соловьева представляет собой функцию здравого внутреннего опыта человека. Ибо, по его мысли, вера и воображение необходимы нам, чтобы понять и осознать наше отношение к невидимым мирам духа, культуры и внутреннего опыта человека — мирам, глумление над которыми составляло и продолжает составлять суть нигилизма.
Таким образом, каждая жизненная реальность, не говоря уже о внутреннем облике и процессах взаимодействия людей, требует от них не только усилий рациональных, но и усилий неразрывно связанной с опытом веры творческой интуиции, сложной внутренней работы [2]. Соответственно, было и есть две истины: светская и божественная (или религиозная), которые находятся в известном симбиозе. Христианская философия преподносится как единственно истинная, ибо пользуется как интеллектом, так и интуицией — божественным озарением.
Библия объясняет веру людей как особую способность человеческой души. В ней есть концептуальное философское ядро, выражающее главную суть верования, — божественные заветы, которые по сути представляют собой божественное повеление. Они излагаются в Библии как благая воля Бога в виде нравственного Закона. Завет — это действительно строгий наказ людям: как им жить и как строить свои отношения с Богом. Говоря иначе, завет — это высший добродетельный наказ, имеющий божественное основание. Он рассматривается в Библии как договор между Богом и людьми, однако в нем все же превалирует воля Господа. Но это нисколько не унижает человека. Больше того, это возвышает его в собственных глазах. И хотя Библия написана людьми, в ней есть нечто боговдохновенное, что позволяет верующим видеть в ней особое смыслообразующее начало. Поэтому Библия предстает не только как религиозный догмат, то есть объект слепого верования, но и как «учение» о праведной жизни, а следовательно, она является объектом философского осмысления.
Таким образом, христианское учение, превращаясь из нравственно-религиозной проповеди в мировую религию смысла жизни, вынуждено было вступить в некий союз с философией. Теологи и богословы, создавая идеальный символ христианской веры, сами нуждались в определенной философской культуре, основанной на разуме. Ведь именно философия вырабатывала понятийные средства, с помощью которых можно было судить о божественных явлениях. Поэтому начиная со II века новой эры между христианством и философией устанавливаются непростые, порой противоречивые взаимоотношения притяжения и отталкивания. Более зрелое философствование в вере начинается в Средние века (V-XV вв.). Эта новая историческая эпоха известна целой плеядой выдающихся и оригинальных мыслителей. Среди них такие, как Боэций (ок. 480-526), Эриу-гена (810-877), Аль-Фараби (870-950), Ибн-Сина (980-1037), Ансельм (1033-1109), Абеляр (1079-1142), Фома Аквинский (1225-1274), Скот (1266-1308), Оккам (1285-1349) и многие другие.
Итак, религиозная вера в средневековой философии определенным образом была связана с рациональным мышлением. Это весьма своеобразный способ мыслительной деятельности, во многом отличный от применявшегося в классической античной философии. Безусловно, религиозная философия Средних веков стала восприемницей базовых идей и ключевых принципов античности, а порой в чем-то даже повторяла их. Когда же были заново открыты многочисленные сочинения Аристотеля, переведенные на латынь, произошел заметный сдвиг в самом содержании христианской философии. Особенно значимыми стали в этом отношении переводы аристотелевских работ «Метафизика», «Физика», «О душе» и др. Эти произведения привлекли внимание тех церковных интеллектуалов, чьи способности к рациональному суждению достигли необычайной высоты в результате выучки в логических диспутах о тонкостях схоластической доктрины.
С выходом на авансцену поздней схоластики философского учения Аристотеля и со смещением внимания христианских мыслителей в сторону природного мира и человеческих способностей понимание ими разума человека как верного по форме логического мышления постепенно приняло совершенно новый оборот. Разум уже не сводился только к логике (рассудку), а включал в себя и эмпирические наблюдения, и абстрактное, понятийное мышление, интегрирующее и осмысливающее опытное знание. С углублением же философской культуры мышления, расширением пространства интеллектуальной деятельности отцов церкви обострилась и борьба между защитниками веры и поборниками разума. В этой связи начала активно развиваться диалектика, предполагающая связь человеческого разума с религиозной верой, человеческого знания о мире с христианским учением о божественном откровении.
Принципиально новым моментом в подходе поздних христианских мыслителей к содержанию и способам собственного мыслительного творчества стало их стремление к укреплению гармоничного сочетания веры и разума. Это, по сути дела, стало отражением не только полного доверия к авторитету Святого Писания или согласия с ним, но и развитием собственной творческой мысли, ориентированной на созидание, «конструирование» благих дел во имя человека. Творческий разум и искренняя вера, кроме всего прочего, обязательно должны были привести к реальным делам. В Священном Писании сказано: «Что пользы, братья мои, если кто говорит, что он имеет веру, а дел не имеет? Может ли эта вера спасти его?» (Иак. 2: 14). «Если брат или сестра наги и не имеют дневного пропитания, а кто-нибудь из вас скажет им: «идите с миром, грейтесь и питайтесь», но не даст им потребного для тела: что пользы? Так и вера, если не имеет дел, мертва сама по себе» (Иак. 2: 15-17).