Загрузка...Именно такая позиция предстает в произведении писателя Чингиза Гусейнова «Мамед, Магомед, Мамиш», опубликованном в журнале «Дружба народов». Повесть эта получила премию журнала за год. Писатель был приглашен принять участие в обсуждении проблемы именно потому, что повесть его остроконфликтная.
Действие романа происходит в Азербайджане в наши дни. В канве сюжета: самоубийство, убийство, шантаж, подлог, нечистые дела, для разоблачения которых герою надо переступить через железные правила групповой морали. Кодекс клана, рода, семейная спайка, там нет места вопросу: что такое хорошо и что такое плохо в общественном плане. Есть другой: «Что хорошо нам, роду, то и есть хорошо, что против наших семейных интересов, то и есть плохо». Сталкиваются социалистическая норма и норма групповая. Молодой рабочий, бурильщик нефтескважины, воспитанник, выкормыш, если угодно, азербайджанского семейства, член семейного клана оказывается перед проблемой: сражаться ли ему за наши моральные принципы и как? Сражаться он должен прежде всего с самим собой. Он «бурит» один за другим «философские пласты», пласты понимания себя и жизни. Он стремится, продираясь через все барьеры, судить о жизни и действовать с позиций нашей социалистической морали. Герой оказывается на переднем крае борьбы за социалистическую нравственность. Борьба внутренняя с самим собой — выбор правильного морального решения. Борьба «внешняя» (но она же и внутренняя) с теми, кто активно мешает воплощению социалистических норм и коммунистических идеалов. В герое зреет решение — наперекор мнению и укладу семьи — порвать со всем тем дурным, с чем он сталкивается, но это означает — порвать с кровными узами. Придется тогда способствовать раскрытию преступления, да еще, может быть, и не одного. Мамиш становится опасен кровным родственникам своими идейными и моральными позициями. Героя убивают родственники, ставшие ему врагами… Новые наши социалистические нормы жизни — наши ценности. Они властно диктуют мотив, формируют поступок во имя принципа, заставляют реализовать принцип в поведении, в поступке. Иногда — жертвуя собственными удобствами, иногда идя на столкновение, не жалея жизни.
Приходится подчас слышать исходящие из окололитературных кругов (прежде всего) мнения о том, что нужна современному человеку максимальная раскованность от нормативов, которые-де мешают самовыражению, самоутверждению личности. В произведении Чингиза Гусейнова мы видим, как человек в борьбе осваивает социалистическую норму бытия. Он отважно идет на конфликт с теми, кто ее извращает (пусть под личиной благопристойности), идет на внутренний конфликт и одерживает моральную победу. Трагическая развязка конфликта, оптимистическая трагедия: мы видим, кто за героя, — за наши идеалы.
Какова позиция автора? Автор, приглашенный па обсуждение, отвечает на этот вопрос с трибуны. Позиция? Она ясна. Автор не должен бояться говорить о трудностях, о противоречиях, о конфликтах, о трагедиях и о возможных негативных разрешениях личных бытовых драм. И именно потому он берется за анализ (и за разрешение!) конфликтной ситуации, чтобы побеждали подлинно прогрессивные, оптимистические тенденции нашей жизни. Писатель и раскрывает тенденции, ведущие к победе социалистического и коммунистического нравственного идеала в борьбе, да, именно в борьбе. Он делает явственной социальную силу добра. Он обрисовывает неизбежную перспективу поражения сил зла, которые вовсе не есть некая моральная абстракция. Зло персонифицировано в людях, как это случилось в истории с Мамишем, в людях с немалым социальным статусом, с возможностями, которые они беззастенчиво пускают в ход для обеспечения собственных корыстных интересов.
Это писательская работа беллетриста Чингиза Гусейнова. Уместно ли говорить о ее технологии, результатах, воздействии на читательскую аудиторию, когда речь идет о работе, труде журналиста? Действительно, разные возможности, разное по размерам «поле», где можно «разместить» и рассказ о ситуации, и анализ, и выводы. Но и общего немало в самой работе. В анализе. В задачах. Мне кажется, говорит писатель, общее здесь прежде всего в позиции автора, его зрелости, гражданственности.
Важно точно знать, какие механизмы используются силами морального и социального зла, знать пути разрешения конфликта. Журналисту такое видение не менее, а, пожалуй, даже более необходимо.
Совершенно правомерно, что противоречие нашей социалистической морали и морали узкогрупповой, «клановой» было в центре выступления и других участников нашей встречи — тех, кто на практике «работает» с конфликтом.
Выдвинулась на первый план в ходе нашего обсуждения еще одна важная сторона моральных противоречий, конфликтов. Ее раскрыл старый сотрудник одной московской газеты. Он в редакции работал еще в 30-е годы. Бывший питерский рабочий, прошедший большую политическую школу, рассказал журналистам о своих размышлениях над конфликтными ситуациями и о решениях в те давние времена. В период нэпа и несколько позже в особенности остро стоял вопрос о классовом характере моральных решений и поступков. Так, в случаях саботажа, вредительства возникала во весь рост опасность групповой морали в ее политическом аспекте. Нельзя предавать «своих» — рассуждали те, кто не был сам за-мешан в противозаконных действиях, но и этим поступкам из соображении групповой солидарности или интеллигентского чистоплюйства не противодействовал, не мешал, Над групповой и классовой ограниченностью даже в те годы, когда немало было путаницы в умах, люди поднимались благодаря и моральному, в частности, импульсу.
Старый газетчик говорит о проблеме противоречий — коренная она для тех, кто действительно в гуще жизни, важнейшая. Он вспоминает про то, как выполняли слушатели Института красной профессуры, где он учился, совет Ленина читать Гегеля. Это чтение поначалу доводило неподготовленного читателя до тяжелой головной боли, до отчаяния. И все же гегелевское рациональное зерно в теории противоречия осваивали слушатели Института красной профессуры, брали на вооружение. Но что еще важнее — изучение работ классиков марксизма дает ключ к пониманию сути этих противоречий, обусловливает компетентность в разрешении конфликта.
…Мне кажется, заключает свои размышления ветеран журналистики, что современным, многознающим представителям нашей интеллигенции сослужило бы неплохую службу серьезное изучение теории противоречия, какой она дана в произведении немецкой классической философии, какой она предстает в трудах Маркса, Ленина, в тех разработках, которые дают по этой проблеме советские философы с позиций современного научного знания, и особенно для нас важно умелое применение этих знаний к проблемам нравственного воспитания.
Разговор обратился к атеизму, к тому, что сейчас в нем важно. Важны гуманность, идейная убежденность, позитивное нравственное содержание.
В качестве сопредседателя этого собрания я дополнила выступление пропагандиста рассказом об одном казусе, где журналист сработал «наоборот». Одна квалифицированная журналистка, узнав у своей знакомой о том, что та дружна с молодой баптисткой и ведет с ней время от времени беседы на мировоззренческие темы, решила войти в контакт с верующей, написать очерк. Не поставив в известность о своем замысле знакомую, она взяла у нее адрес, баптистки и отправилась к ней. Представилась, сославшись на рекомендацию их общей знакомой, я обеспечила себе «психологическое проникновение». Вернулась она с хлестким очерком, в заголовок которого вынесла фамилию и имя баптистки, публично вопрошая ее: «Куда же ты идешь?» В тексте же воспроизводила беседы с девушкой. Публикация вызвала у молодой баптистки негодование и изумление. Девушку вскоре успокоили «братья и сестры», убедив, что надлежит ей со смирением перенести такое — путь испытания и… укрепления ее веры. Таким образом, был на нее возложен некий мученический венец. Результат — более прочное утверждение девушки в вере, разрыв контактов с теми атеистами, с которыми она находилась в дружеских, «неформальных» отношениях. Столь примитивное «разрешение» проблем атеистического воспитания, неумение видеть реальную суть процессов и противоречий в духовной жизни человека, в особенности когда речь идет о принятии таких значимых решений, как признание правильности атеистического мировоззрения, — все это дает самые отрицательные последствия. Вообще же атеисты-журналисты нередко изображают ситуацию как: «они вовлекли, мы — извлекли». Подобная операция может иметь и обратный результат, если не учитывать реального морального конфликта.