Загрузка...4
2. Второй период преследования длился примерно шесть лет (1922—1928). Нельзя сказать, что в это время у коммунистов наступило «отрезвление» или что они пересмотрели свою программу. Нет, они лишь предусмотрительно изменили методы борьбы применительно к новым условиям.
Эти условия, однако, в ходе первых лет революции заметно изменились. Коммунистический эксперимент в сфере экономики, политики и культуры и гражданская война впрцдачу вызвали невиданные волнения в стране. Полная разруха; голод в городе и деревне; развал в экономике, индустрии и на транспорте, горькое разочарование во всех слоях населения… (Социализированная промышленность давала в среднем только 6% продукции по сравнению с довоенным уровнем. Прибавок земли, как признавали крестьяне, был предельно ничтожен — едва ли 2/5 гектара на душу. Людские потери вследствие революции (смертные казни, эпидемии, гражданская война, голод) составили уже в 1922 году ровно 17 млн. человек (по данным непосредственно коммунистических источников).) Коммунисты, в частности, должны были признать, что кровавая, неистовая,
богохульная атака на церковь и ее святыни не только не привела к безбожию, а вызвала прямо противоположный резонанс. Народ потоком устремился в церковь; нищета привела людей к осознанию своей греховности и своего святотатства; повсеместно начались торжественные молебны покаяния, зачастую по ночам; стали появляться новые общины сестер и братьев; громовые проклятья советскому правительству из уст Патриарха повсюду находили свой отклик. Дело коммунистической партии явно одержало крах, она уже увидела себя на обочине дороги, и с виду победа над врагом в гражданской войне на деле оказалась плачевным крушением и экономики, и культуры.
Лозунгами дня стали предосторожность, приспособленчество, «передышка»! На какое-то время была дана даже некоторая, хотя и ограниченная, свобода для частной инициативы в области культуры и экономики. Теперь речь пошла о том, чтобы окончательную социализацию и пропаганду безбожия перенести на более отдаленный срок, но никоим образом не оставлять глубокую, широкую и на перспективу подготовительную работу, чтобы в нужный момент разом нанести решительный удар.
С 1922 года и началась эта кропотливая, далеко идущая, разрушительная работа, направленная на подрыв веры и церкви и на окончательную их ликвидацию. Замучили до смерти медленными пытками Святейшего Патриарха. Одного за другим арестовывали и ссылали самых лучших и самых мужественных пастырей церкви. К концу 1927 года уже были изгнаны или сидели в камерах 117 епископов. Все новые законы лишали духовенство каких бы то ни было прав, подавляли деятельность церковных приходов, распускали монастыри, разрушали семейный уклад, создавали коммунистические союзы безбожников и пр.
Весной 1929 года уже можно было подводить некоторые итоги этой разрушительной, преследовательской акции.
Здоровая жизнь религиозных общин была почти под запретом. Вся собственность церквей и приходов считалась национализированной и в распоряжение их не выдавалась впредь до отмены. Законно зарегистрированные общины в качестве правового субъекта уже не числились; личную ответственность за все дела в общине нес староста. Общинам запрещалось все: благотворительность, воспитание, религиозные наставления, культурная работа. Ни один священник не имел права проповедовать где бы то ни было, кроме своей общины. Любая церковь, согласно постановлению местного совета или по желанию союза безбожников, отныне могла быть закрыта, конфискована или подвержена еще каким-нибудь гонениям. Одним словом, готовились к полной ликвидации церкви.
Духовенство в целом, независимо от конфессий и санов, стало причисляться к «праволишенцам». Теперь на него уже смотрели как на «социально-опасный» элемент, достойный преследования наподобие преступников — бывших офицеров, чиновников полиции, купечества и помещиков. У них отнимались все жизненные права: право на хлебную карточку и на трудоустройство; детей духовенства лишали образования, членов их семей не принимали в кооперативные товарищества. Любого из этих «социально-опасных» граждан могли в любой момент арестовать и без всякого суда и следствия засадить года на три в концлагерь. Так что духовенство страны было доведено до крайней нищеты и обрекалось на голодную смерть. Советское правительство методом карцеров и изгнаний также делало со своей стороны все, чтобы ускорить это вымирание.
Наряду с этим прилагались все усилия к тому, чтобы вырвать из-под влияния религии и церкви те сферы жизни, которые особенно касались вопросов религиозного обучения, школы и быта семьи.
Религиозное обучение в школах было строжайше запрещено; позже оно стало невозможным и в частном порядке. Подготовительных школ для духовного обучения уже не существовало. Святое Писание печатать запрещалось. Образы святых и иконы подлежали конфискации и прилюдному сожжению на кострах. Старшее поколение духовенства, согласно этому плану, было обречено на вымирание; младшее в прежнем духе воспитывать запрещалось.
Школу настраивали не просто на безбожие, а на активную антирелигиозность. Все было направлено на то, чтобы у детей вызвать отвращение к религии. Так что «планомерному охвату» подвергались и детские души. В этих целях литература для детей, хрестоматии, учебники пересматривались и издавались заново; все идеалистическое, преисполненное тайны, все христианское полностью вымарывалось. Учителей вынуждали к систематической прививке у детей безбожия и пафоса ненависти; всякая молитва предавалась издевкам; всякое религиозное упование или надежда критиковались и подавлялись. Детям постоянно вбивалась мысль, что никакого Бога нет и что религия не что иное, как «классовый предрассудок» и «опиум для народа».
А параллельно с этим коммунисты старались вовсю развенчать брак и радикальному распаду подвергнуть семью. В длинном ряду новых «декретов», вылившихся позже в закон (от 1917 г.), до предела упрощалась и облегчалась процедура заключения и расторжения брака; особо неправомочным считался отныне церковный брак, прежде обязательный для всех конфессий. Правомочным считался или просто «заключенный» брак, или вовсе не заключенный, попросту — сожительство, именуемое «фактическим» браком. Любой мужчина при этом мог иметь две, три и более жены, равно как и любая женщина — двух, трех и более мужей. Были случаи сожительства с 4—20 женами. Открыто разрешалось кровосмешение; брат с сестрой, сын с матерью, отец с дочерью могли вступать в брачные узы, и они считались вполне законными. Обоюдосторонние обязанности членов семьи сводились к минимуму. Делалось все, чтобы дети открыто отрекались от родителей, а родители лишались права на воспитание.
При этом возникало неслыханное неустроение семьи, нравственный распад и детская беспризорность, жертвами которой вследствие нескончаемой смертной казни, гражданской войны, голода и эпидемий стали уже миллионы, и эта цифра продолжает расти. Закинутые, безродные, бездомные дети бродят по стране, организуясь в маленькие разбойные банды, проституируя, страдая сифилисом, вымаливая на хлеб и кокаин. Только быстрая смерть способна избавить их от такой жизни; нередко доходит до того, что коммунисты строчат по ним из пулеметов…
Пропаганда безбожия, проводимая правительством и полуофициальным Союзом безбожников, становится все более вызывающей и бесцеремонной. Насмешки и издевки над Богом Отцом и Спасителем, над Богоматерью и всем святым открыто ставятся в заслугу безбожникам. Крайне неприличные процессии проходят по улицам, особенно на Рождество и Великую Пасху, даже во время официальных парадов. Все делается для того, чтобы внушить людям мысль о том, что они молятся «пустым небесам» и что «не Бог создал человека, а человек — Бога».
А тем временем в так называемых «коммунистических академиях» выращивается новое поколение: это ему придется проводить новую атаку на церковь и на крестьянство.