Загрузка...Философия как история философии (Круглый Стол в связи с книгой В.В. Соколова «Историческое введение в философию»)
Участвовали:
В.А. Лекторский — доктор философских наук, главный редактор журнала «Вопросы философии», член-корреспондент РАН.
В.В. Соколов — доктор философских наук, профессор кафедры Истории зарубежной философии Философского факультета МГУ им. М.В. Ломоносова.
Т.И. Ойзерман — доктор философских наук, академик РАН.
A.Ф. Зотов — доктор философских наук, профессор кафедры Истории зарубежной философии Философского факультета МГУ им. М.В. Ломоносова.
Н.С. Кирабаев — доктор философских наук, декан факультета гуманитарных и социальных наук РУДН.
Г.Г. Майоров — доктор философских наук, профессор кафедры Истории зарубежной философии Философского факультета МГУ им. М.В. Ломоносова.
B.В. Васильев — доктор философских наук, заведующий кафедрой Истории зарубежной философии Философского факультета МГУ им. М.В. Ломоносова.
АЛ. Доброхотов — доктор философских наук, заведующий кафедрой Теории и истории мировой культуры Философского факультета МГУ им. М.В. Ломоносова.
А.В. Семушкин — доктор философских наук, профессор кафедры истории философии факультета гуманитарных и социальных наук РУДН.
A.А. Гусейнов — доктор философских наук, директор ИФ РАН, академик РАН.
B.А. Жучков — доктор философских наук, старший научный сотрудник ИФ РАН.
Философия как история философии (Круглый Стол в связи с книгой В.В. Соколова «Историческое введение в философию»)
Участвовали:
В.А. Лекторский — доктор философских наук, главный редактор журнала «Вопросы философии», член-корреспондент РАН.
В.В. Соколов — доктор философских наук, профессор кафедры Истории зарубежной философии Философского факультета МГУ им. М.В. Ломоносова.
Т.И. Ойзерман — доктор философских наук, академик РАН.
A.Ф. Зотов — доктор философских наук, профессор кафедры Истории зарубежной философии Философского факультета МГУ им. М.В. Ломоносова.
Н.С. Кирабаев — доктор философских наук, декан факультета гуманитарных и социальных наук РУДН.
Г.Г. Майоров — доктор философских наук, профессор кафедры Истории зарубежной философии Философского факультета МГУ им. М.В. Ломоносова.
B.В. Васильев — доктор философских наук, заведующий кафедрой Истории зарубежной философии Философского факультета МГУ им. М.В. Ломоносова.
А.Л. Доброхотов — доктор философских наук, заведующий кафедрой Теории и истории мировой культуры Философского факультета МГУ им. М.В. Ломоносова.
А.В. Семушкин — доктор философских наук, профессор кафедры истории философии факультета гуманитарных и социальных наук РУДН.
A.А. Гусейнов — доктор философских наук, директор ИФ РАН, академик РАН.
B.А. Жучков — доктор философских наук, старший научный сотрудник ИФ РАН.
В.А. Лекторский: Мы собрались на Круглый Стол для обсуждения проблемы «Философия как история философии». Для этого у нас есть хороший повод — выход очень интересной книги нашего известного историка философии Василия Васильевича Соколова «Историческое введение в философию». Эта книга — не изложение разных философских концепций в их исторической последовательности, как нередко бывает в книгах по истории философии, а анализ генезиса философских проблем, их эволюции, предлагавшихся решений. Иными словами, автор предлагает собственную концепцию философии и обосновывает ее анализом огромного исторического материала. Это и есть философия как история философии.
Сегодня распространены два мнения относительно отношения философии к ее истории.
Первое популярно в англо-американском мире и сложилось под влиянием аналитической философии. Согласно этому пониманию, идеи моего коллеги из соседнего университета для меня важнее идей Канта или Гегеля. Не потому, что мой коллега умнее уважаемых философских классиков, а просто потому, что он живет позже них, знает то, что они не могли знать и владеет такой аналитической техникой, которая еще не была разработана сто или двести лет тому назад.
Существует и другое мнение. Оно распространено в Европе и популярно среди ряда наших философов. Философия и есть история философии, ибо именно последняя определяет смысл философских проблем и предлагает все возможные способы их решения. Никаких других способов философствования невозможно изобрести. Поэтому, если вы хотите заниматься философией, попытайтесь изучать и понимать историю философии.
Я не буду детально излагать собственное понимание этой проблемы. Скажу о нем очень кратко.
Я не разделяю оба этих мнения.
С одной стороны, невозможно заниматься философией, не зная истории философии не обращаясь к ней постоянно. Ибо сам смысл философских проблем задан исторически, в истории философии были предложены решения проблем, которые нужно знать, ибо без этого нельзя заниматься философией. Но дело не только в этом. В истории философии, как и в истории мысли вообще, были сформулированы такие идеи, которые не были по-настоящему поняты ни в то время, когда они были предложены, ни позже. Сегодня эти идеи могут быть поняты и развиты в контексте тех проблем, которые возникли перед современной философией. Поэтому развитие философии предполагает ее постоянный диалог с собственным прошлым — не только переосмысление истории философии в свете современного опыта, но и нахождение в ней идей, помогающих в осмыслении и решении тех вопросов, которые волнуют нас сегодня. В этом смысле история философии выступает как философия, а философия как история философии.
Но это только один аспект проблемы. Ибо философская проблематика не сводится к той, которая ранее в ней обсуждалась. Верно, что философия в некотором смысле занята обсуждением одних и тех же «вечных» вопросов. Но эти вопросы приобретают очень конкретную и специфическую форму в каждый исторический период. Ибо философия — это прежде всего рефлексия над теми проблемами, которые задает развитие культуры и которые исторически меняются. Поэтому философы каждый раз должны давать новые ответы на «вечные» вопросы и создавать оригинальные концепции. Если бы это было не так, не бы и той истории философии, которую мы сегодня можем исследовать.
Книга Василия Васильевича дает прекрасную возможность поговорить об этой проблеме, а также о том, как можно понять историю философии как философию в ее развитии, какие тематические узлы можно выделить в этой истории. Василий Васильевич строит историю философии вокруг проблемы взаимоотношения субъекта и объекта. Мне близко такое понимание, но его можно и нужно обсуждать. Очень интересной мне представляется предложенное Василием Васильевичем понятие «верознание». Это очень интересная находка, связанная с авторским пониманием специфики философского знания, его отличия о того, что есть в науке, с одной стороны, и теологии, с другой. В книге много других интересных идей, связанных с пониманием философии и ее истории. Поэтому мы будем обсуждать и книгу Василия Васильевича, и те проблемы, которым она посвящена.
В.В. Соколов: Владислав Александрович, все вопросы, какие Вы назвали, а там еще и другие, в книге поставлены, и если говорить о том, что Вы сказали, то как раз мое мнение в том, что философия это и есть история философии, поэтому и название книги: «Историческое введение в философию». Субъект-объектность наиболее эвристическая парадигма, и она позволяет максимально близко, так сказать, конкретно и человека просмотреть в истории философии, и даже обсудить проблему цивилизации…
Т.И. Ойзерман: Профессор Соколов презентовал мне свою книгу с надписью о том, что он ожидает от меня критических замечаний. Но прежде, чем высказывать эти замечания, я бы просто хотел сказать, что написана хорошая добротная книга, что из тех введений в историю философии, которые до сих пор выходили, эта, пожалуй, самая лучшая, солидная. Назвать его, как тут написано, «классический университетский учебник» я бы, собственно, не решался, но во всяком случае…
В.В. Соколов: Это не я назвал.
Т.И. Ойзерман: это хороший учебник. Теперь по существу дела, т.е. о некоторых моих дружеских критических замечаниях. Первое замечание относится к дефиниции философии. Само собой разумеется, что не существует общепринятых дефиниций философии, что у каждого философа своя дефиниция, дефиниция его философии, его понимания предмета философии и т.д. Но та дефиниция, которую предлагает Василий Васильевич, на мой взгляд, не укладывается в понятие философии как системы хотя бы формально научного знания, т.е. формально научного я говорю потому, что есть философские факультеты, существуют ученые степени, существуют профессора философии и т.д. Между тем Василий Васильевич пишет: «Философия представляет собой более или менее сложную систему верознания». С моей точки зрения, верознание —это почти теологическое определение философии. Есть гораздо лучшее слово в русском и других языках — «убеждение». Она представляет собой систему убеждений. Убеждения в одних случаях могут быть научные, в других случаях ненаучные, в третьих случаях антинаучные, мифологические. Всякие могут быть убеждения. Но именно убеждения, а не верознание образуют философию. Поэтому я просил бы Василия Васильевича подумать над более точным определением понятия философии. Следующее мое замечание относится к самой конструкции книги. Автор указывает на то, что он хотел дать не просто историю персоналий, а историю проблем. И в какой-то мере он это делает в первой части своей книги, где речь идет главным образом об античных натурфилософах. Все это неплохо, но автор, по-видимому, забывает ту простую истину, что для студента это едва ли годится потому, что разбирать как Эмпедокл, Анаксагор или другие натурфилософы понимали ту или иную проблему можно только тогда, когда знаешь, что представляет собой учение Эмпедокла, Анаксагора и т.д. Вот мы сделали в нашей книге «Философия ранних буржуазных революций» изложение по проблемам, но мы же это сделали не как учебник, а как исследование. А здесь предлагается как учебник то, что студенту просто непосильно. Поэтому надо подумать, не лучше ли сначала все-таки изложить по персоналиям, а затем суммировать взгляды философов по основным проблемам, тем более что автор не выдерживает провозглашенного им принципа. Далее у него идет глава о Платоне, глава об Аристотеле, отдельные главы о других известных философах, здесь, на мой взгляд, недостаток заключается в том, что нет соразмерности. Это значит, что в учебнике не должно быть какого-то перевеса в изложении учения какого-то одного философа, когда очень мало места уделяется другому философу. Конечно, можно упрекнуть Гегеля за то, что он в трехтомнике «Лекции по истории философии» два тома посвятил античной философии, но это дело Гегеля. Мы пишем учебник для наших студентов. И когда Платону выделяется тридцать пять страниц, а Аристотелю выделяется сорок девять страниц, я не против был бы этого, но Декарту, Спинозе, Мальбраншу, Лейбницу, Гоббсу, Локку, всем им вместе выделено всего-навсего двадцать страниц. Это не лезет ни в какие ворота, я ведь перечислил крупнейших философов XVII в., и им уделено так мало внимания. Я допускаю, что у автора может быть какая-то симпатия к Платону, к Аристотелю, но когда одному Платону тридцать пять страниц, а Декарту, Спинозе, Лейбницу, Мальбраншу, Гоббсу, Локку всего двадцать страниц, это студенту непонятно и не способствует усвоению истории философии.
Изложению античной философии предшествует так называемая пред философия. Это, конечно, хорошо, единственное, что меня здесь огорчило, что совершенно не упоминаются труды Чанышева. Не ошибаюсь ли я?
В.В. Соколов: В библиографии они, конечно, есть.
Т.И. Ойзерман: Хотя именно Чанышев больше всего сделал в изучении так называемой протофилософии, и я бы даже сказал, что его работа более совершенная и гораздо более богатая содержанием, чем упоминаемая Вами работа Нестле «От мифа к логосу».
Следующее мое замечание относительно того, почему учебник заканчивается философией Канта. На Канте поставлена точка, хотя существует такое направление «немецкая классическая философия». Ограничиться одним Кантом, значит, сказать студенту: «Будет продолжение». Но я не знаю, будет ли продолжение. Ничего об этом не сказано. Поэтому создается представление о субъективном подходе.
Изложение Канта в целом правильное, но в основном описательное, хотя оно должно быть также и критическим. Несомненным достоинством изложения является, в частности, то, что Василий Васильевич неоднократно ссылается на замечательную монографию В.В. Васильева о Канте, я бы сказал, что это лучшая монография, которая вообще у нас в отечественной литературе имеется. Лучшая даже, чем работы В.Ф. Асмуса. Но Асмус в этом не виноват — он просто писал в другое время. Но и тут у Василия Васильевича есть какая-то непонятная мне промашка. Он цитирует известное положение Канта «Ich mußte das Wissen aufheben um zu den Glauben Platz zu bekommen». В наших переводах «aufheben» дается как «ограничить». Эту ошибку усугубляет В.В. Соколов, утверждая, что немецкое «aufheben» означает также «ограничить». Но в немецком языке «aufheben» не имеет такого смысла. Есть значение «поднять», «приподнять», но главным образом «упразднить». Скажем, во французском переводе говорится «abolir», в английском переводе — «abolish«. Это значит «упразднить». И это совершенно правильный перевод, на что неоднократно указывалось в немецкой литературе. Дело в том, что у Канта предыдущий текст, т.е. до этой фразы, показывает, что Кант имел в виду упразднить не знание, а мнимое знание, т.е. старую метафизику упразднить. Конечно, у Канта тут какая-то неряшливость, но ведь многие авторы замечают, что у Канта немало неточных формулировок. То, например, он трансцендентный предмет называет трансцендентальным. И здесь, конечно же, правильнее было написать: «я должен был упразднить мнимое знание для того, чтобы предоставить место вере». Если же переводят «aufheben» как «ограничить», то совершенно неясно, что следует ограничить? Ограничить мнимое знание? Ведь в контексте там же видно, что речь идет о той старой метафизике, которую Кант отрицает. Я, между прочим, привожу не только эту цитату, но и другие высказывания Канта, которые относятся к этому положению. Я имею в виду мою статью в Кантовском сборнике, вышедшем в 2005 г. Так что, конечно, насчет слова «aufheben» надо пересмотреть, тем более что, следуя за Гулыгой и некоторыми другими, в том числе и Мамардашвили, В.В. Соколов истолковывает «aufheben» как «приподнять». Как сие понимать в данном контексте? Приподнять, значит, знание, чтобы подсунуть его вместо веры. Это очень нескладно. A.B. Гулыга мог неплохо писать, но философию знал недостаточно глубоко.