Противостояние представителей австрийской школы идее распространить методологию и исследовательские цели естественных наук на социальные науки началось с критики Менгером использования в социальных науках метода индукции. Считалось, что именно это необоснованное расширение методологии стало главной причиной недоверия к социальным наукам — проблемы, которая стала для них чрезвычайно серьезной. Дело в том, что использование научной методологии теснейшим образом связано с основным симптомом этой проблемы, иначе говоря, с широко распространенными мифами коллективизма и планирования (в смысле начальной стадии тоталитаризма). В отличие от большинства критиков современности, Менгер, Мизес и Хайек не ставили под сомнение ценность исследований современной науки. Их внимание было направлено на ее мифологизацию и на использование науки в качестве технического средства.
В «Исследовании» критические замечания Менгера в отношении использования методов эмпирического вывода в теоретических социальных науках были связаны с его неприязнью к индуктивному методу, особенно к его компаративистскому варианту. Это был не столько вопрос о существовании двух специфических типов знания, сколько вопрос о двух различных способах его получения, которые, как предполагалось, изменялись в зависимости от конкретных целей типов знания. Как мы уже видели, Менгер отрицал, что можно вывести практические нормы поведения и получить точное знание о социальных явлениях, начав просто со сбора индуктивно полученных наблюдений и их сравнительного обобщения. Итак, в «Исследованиях» Менгер, безусловно, указывал на связь историцизма с «прагматическим рационализмом».
Ту же самую концептуальную схему можно обнаружить у Хайека, но не у Мизеса. Из-за того, что Мизес плохо понял «Исследования», его критика историцизма и позитивизма имела иное происхождение и была основана на иных рассуждениях. Однако в том, что касается опасности политического общества, построенного с использованием методов, свойственных естественным наукам, его позиция мало отличалась от позиции Хайека.
Итак, господствовавшей тенденцией Мизесу и Хайеку казалась склонность социальных наук ориентироваться на теоретический, методологический и философский инструментарий естественных наук. Мизес и Хайек критиковали эту склонность (считая, что она ведет к коллективистской и тоталитарной ментальности) настолько последовательно и бескомпромиссно, что эта критика превратилась в важную особенность их мировоззрения.
Соответственно, было бы неправильно переходить к анализу специфически политических аспектов их идей, не рассмотрев предварительно той теории познания, на которой они были основаны. Ведь такой подход связан с риском превращения политической философии в политическую идеологию. Иными словами, политическая теория представителей австрийской школы возникла не из общего желания улучшить политическую ситуацию иди устранить так называемую «социальную несправедливость», а из четкого осознания ограниченности человеческого знания.
Однако их исследование проблемы наилучшего политического порядка было неявно связано с критическим отношением к понятию общего блага. Тем самым предметом их исследований была не только ограниченная способность человека к распознаванию «блага» и его попытки достичь его, но и само понятие «блага», которое было подробно и глубоко критически проанализировано в рамках теории субъективной ценности. Иными словами, подобно тому как в экономической науке было развенчано понятие ценности в трактовке классической школы, в политологии уязвима для критики концепция «общего блага». В связи с этим концепция политического порядка, основанного на так называемом «общем благе», представляется несостоятельной. В силу этого, как только заходит речь об этой главной проблеме политической философии, обнаруживается значимость для этой области теории субъективной ценности.
Итак, с точки зрения австрийской школы политическую историю последних двух столетий можно рассматривать как безоговорочный успех той многоликой ментальности, которая считает своим злейшим врагом либерализм и полагает, что гносеологический аппарат, позаимствованный у естественных наук и математики, является единственным способом решить те не поддающиеся решению проблемы социальных наук, которые исследователи не смогли распутать за предшествовавшие две тысячи лет.
Неприязнь Хайека к идее распространения метода естественных наук на социальные науки была заметна уже в статье «Характер и история проблемы» («The Nature and History of the Problem»), вводной статье к сборнику «Коллективистское экономическое планирование» («Collectivist Economic Planning»). Там его целью было «показать, как получилось, что в эпоху великих триумфов эмпиризма в естественных науках была сделана попытка навязать те же эмпирические методы общественным наукам, которая неминуемо должна была привести к катастрофе». Несмотря на то что в этом тексте уже прямо говорилось о роли Нейрата и его исследований экономического планирования, в нем лишь вскользь упоминалось о связи, существующей между сциентизмом и коллективизмом, которой было суждено занять центральное место в размышлениях Хайека на эту тему. Уже в 1937 г. в статье «Экономическая теория и знание» («Economics and Knowledge»), где он разработал органическую теорию познания социальных фактов, Хайек смог выступить против того, что он сначала называл сциентизмом, а позже — конструктивистским рационализмом.