О НЕБЕ

Краткое введение

Трактат (№ 40 в Порфириевой хронологии) написан в защиту доктрины, активно отстаиваемой всеми языческими неоплатониками — о нетленности неба и небесных тел, неизменности и вечности всего, что выше Луны. Эта доктрина была одним из камней преткновения между христианами и неоплатониками в поздней античности. И хотя может показаться, что Плотин в конце гл. 4 имеет в виду именно христианское учение о конце мира, его аргументы в данном трактате направлены по большей части против стоиков и стоических платоников, трактующих Тимей в русле собственной доктрины, в которой Вселенная целиком, включая в себя и небесные сферы, изменяется в регулярно повторяющемся, бесконечном цикле и существует субстанциальная общность и взаимодействие между надлунной и подлунной сферами.

Плотин старается обличить ошибочность этих воззрений, не впадая, однако, в другую крайность, свойственную перипатетикам, которые считали небеса состоящими из «квинтэссенции», или пятого элемента, а не из огня, как считали платоники.

Синопсис

Почему видимое небо вечно и во всех своих частях, и как целое? Ни божественная воля, ни тот факт, что вне его ничего нет, не являются исчерпывающими объяснениями (гл. 1). Мнение Платона, что всем телам свойственна текучесть, и отказ от аристотелевской гипотезы «пятого элемента» еще более затрудняют объяснение; тем не менее, если мы рассмотрим, что представляет собой небесный огонь, находящийся в свойственном ему месте, и как совершенно он управляется деятельностью содержащей его Мировой души (о которой в высшей степени безрассудно полагать, что когда-то она приведет Вселенную к концу), мы обнаружим в деятельности Мировой души достаточную причину, чтобы увериться в вечности неба (гл. 2-4). Все его части вечны, как и оно само, ибо создано и управляется Душой, лучшей, чем та, которая создает наши тела и другие земные вещи, и из лучшего материала (гл. 5).

Небесные тела непричастны никакой из стихий подлунного мира, и истинно учение Платона, если верно прочитывать Тимей. Они не нуждаются в пище, и не должно мыслить о них так же, как о здешних телах, но стихии низшего мира никак не влияют на сферы, расположенные выше Луны (гл. 6-8).

1. Говоря, что космос, хотя и обладает телом, вечен и был прежде и будет, восходя, как к причине его бытия, к божественной воле, мы, наверное, говорим справедливо, однако же не довели еще свои рассуждения до надлежащей ясности и очевидности — это первое. Потом, сохранение эйдоса в изменении стихий и гибели живущих на Земле, возможно, заставит нас думать то же самое относительно Вселенной: что божественная воля, подобно телам, вечно ускользает и течет, налагая один и тот же эйдос сегодня на одно, а завтра на другое, что она не сохраняется единой в числе, пребывая вечно, [т. е. как нечто индивидуальное], но [пребывает] только как единое видов; однако, почему эти земные вещи имеют лишь вечный эйдос, те же, что в небе и само небо, — вечны сами? Если мы положим причиной бессмертия неба то, что оно, заключая в себе всё, и будучи этим надежно ограничено, ни во что [внешнее] не изменяется, и поскольку нет ничего для него внешнего, то ничто не может на него напасть, принеся смерть извне, то из этого будет следовать лишь бессмертие Вселенной и мирового целого; но наше Солнце и сущность других звезд есть части, и каждая из них не есть ни Вселенная, ни мировое целое; тем самым, вышесказанное не создает уверенности в том, что и Солнце, и звезды пребывают всегда, но только то, что они обладают пребывающими эйдоса-ми; то же самое относится к небесному огню и другим таким же образом существующим вещам, да, пожалуй, и ко всему [телесному] космосу. Ибо ничто не мешает и при отсутствии иного, несущего смерть снаружи, постоянно разрушаться им самим, как и их частям изнутри разрушать друг друга, ничто не мешает быть вечными в них лишь эйдосам, ничто не мешает им быть текучими в смысле природы их субстрата и получать свой эйдос от иного; тогда они будут просто одними из живущих: людей, коней или еще кого-нибудь, ибо всегда существуют и кони, и люди, но не как этот вот человек или именно этот конь. Таким образом, не будет ни одной пребывающей части в небе, такой же как само небо, но все они будут подобны земным и смертным вещам, различенным только временем, ибо небесные вещи будут долговечнее. Если же мы примем, что вечен сам космос и его части, мы избежим, пожалуй, этих трудностей, лучше же сказать — будем всецело вне них, если будет показано, что божественная воля вполне соответствует вечному бытию всего космоса и, тем самым, будет показано, что именно таков способ, которым воля Бога удерживает Вселенную [в ее наличном бытии]. Если же мы скажем, что само «вот это», сколь бы велико оно ни было, — вечно, тогда должно быть показано, что воля Бога пожелала сотворить его таким; ведь к затруднению приводит вопрос, почему некоторые вещи существуют вечно, а другие нет, но имеют лишь вечный эйдос; почему некоторые вещи в небе существуют всегда, как и само небо, ведь предполагается, что существуют вечно и все части неба.

2. Если мы примем это воззрение и скажем, что небо и все, что в нем, имеет вечность как «вот это» [т. е. как индивид и индивиды], а те, что ниже сферы Луны, вечны только как эйдосы, тогда нам должно будет показать — как обладающее телом небо будет «вот этим», и как сохраняется неизменной каждая из его частей, притом что природа тел вечно текуча. Этот взгляд на природу тела разделяли не только [древние натурфилософы,] говорившие о природе, но и сам Платон, относя его не только к этим земным, но и к небесным телам. «Как, — сказал он, — они, имея тела и будучи видимы, будут неизменными и себе тождественными?»² Очевидно, он согласен здесь с Гераклитом, сказавшим: «И Солнце вечно становится».³ Аристотелю же не было до этого [мнения столь мудрых мужей] никакого дела, если он принимал свою гипотезу пятого элемента. Для тех же, кто не полагает, что небесные тела составлены из эфира, но из того же, что и тела живущих здесь, [встает вопрос,] как они вечно пребывают «вот этими». Или, лучше, как могут Солнце и другие, которые в небе, быть вечно сущими, если они [всего лишь] части [Вселенной]? — Раз все живущие состоят из души и природы тела, то необходимо, чтобы и небо, если оно пребывает вечным в числе [т. е. вечным как индивид], было бы обязанным своим бессмертием либо и тому, и другому [своему началу], либо же только одному из них: либо душе, либо телу. Тот, кто наделяет тело бессмертием, отнюдь не нуждается для этого в душе, [представляя, однако,] всегда [телесное] бытие подобным устроению живого существа. Но говорящему, что тело само по себе тленно, делающему душу причиной бессмертия, должно стараться показать, что природное устроение тела отнюдь не противоречит ни его союзу с душой, ни вечности такого союза, что не существует разлада в их сосуществовании согласно природе, так что даже материя тела должна иметь расположение содействовать цели усовершающей [ее] силы.

3. Как же материя и тело Вселенной, будучи вечно текучими, могли бы содействовать бессмертию космоса? — Так, следует нам сказать, что будучи текучи в себе, они не истекают вне себя. Если же они текучи в себе, но не от себя, то пребывают как таковые: не увеличиваясь и, пожалуй, не уменьшаясь, не зная также и старения. Очевидно, должно и земле пребывать вечно в своей собственной форме и объеме; и ни воздух никогда не истощится, ни природа воды, ибо то, что меняется в них, не изменяет природы всего живого существа. Не иначе и с нами, хотя наши части всегда изменяются и некоторые из них уходят от нас во вне, каждый из нас пребывает собой [т. е. как индивид] долгое время. Но раз нет ничего вовне [единичного и единственного тела Вселенной], то [обнаруживается], что нет никакого несогласия между душой и природой тела, несогласия, которое помешало бы быть единому, тождественному и вечно пребывающему живому существу. Огонь — резкий и быстрый — столь же мало может оставаться здесь, сколь и земля вверху; не следует думать, что придя туда, где он останавливается, огонь столь прочно утверждается на своем месте, что не рвется более, как другие стихии, в обоих направлениях. [Дело обстоит так:] он не может идти выше того, куда он пришел, и не в его природе сходить вниз. Ему остается только быть послушным и ведомым Душой к прекрасной жизни, согласной его природе, в место красоты, что в Душе. Так что должен сохранять спокойную смелость [человек] боящийся падения [на землю] огня, ибо руководящее кругообращение Души замечает всякое уклонение огня вниз, и оно властвует над ним и его возвышает. Если же огонь не может самовольно склониться долу, то пребывает, не встречая сопротивления, в свойственном ему месте. Наши собственные члены, возникающие в определенной форме, не достигают свойственного им состояния самостоятельно, но требуют поддержки другого, чтобы пребывать; однако же, если те, кто там [т. е. небесные тела] лишены истечений, то они не нуждаются и в пище. Если же [звезда] гаснет, истекая огнем, то другой огонь должен возгореться в ней, если же он — от иного и истек от этого иного, то он опять будет замещен другим огнем. Но при таком рассмотрении всеобщее [космическое] живое существо не будет себе тождественным, даже если будет таким [самотождествен-ным] образом существовать [т. е. оно будет не индивидом, но видом].

4. Но должно рассмотреть это само по себе, без всякой связи с нашим исследованием, должно выяснить — имеет ли место некое истечение небесных тел, испуская которое, они, однако, не нуждаются в пище — не в буквальном, конечно же, смысле слова; или же, будучи однажды установлены, пребывают не претерпевая ни в чем умаления; и, опять же, есть ли они только огонь или огонь по преимуществу, так что и другие стихии силой огня подняты в воздух и возвышены? Если рассматривать Душу, как обладающую наибольшей господствующей мощью причину [устроения Вселенной], вместе с теми чистыми телами [звезд], лучшими во всех отношениях других тел, даже если сравнивать их с лучшими из живущих здесь тел, взятыми в господственном и наилучшем [аспекте] их природы, то одно это [сравнение] уже будет весомым доводом в пользу бессмертия неба. Ибо прав и Аристотель, говоря о вскипании звездного пламени, гордо бушующего в собственной полноте; однако [не следует отказываться от мысли, что] небесный огонь ровен и тих — как и прилично природе звезд. И вот самое важное — если сама Душа, движимая удивительной силой, есть следующая по-порядку после наилучшего [сфера действительности], то как что-либо из однажды утвержденного в Ней могло бы само вырваться от Нее в небытие? Только люди, совершенно не сведущие относительно причин сосуществования и сохранения существующих вещей, могли предположить, что Душа, происходящая из Бога, не связана с Ним узами крепчайшими, чем что бы то ни было. Нелепо также предполагать, будто бы Душа могла поддерживать существование мира лишь некоторое время, а не всегда находилась в таком творчестве, будто бы она осуществляла это действие насильственно, будто бы деятельность, согласная ее природе, не есть то существование, которое осуществляется в природе Всего, как будто оно [т. е. ее вечное творчество] есть что-то иное, нежели это прекрасное мироустройство. Не менее нелепо предполагать, что существует некто, насильственно расстраивающий [божественный] миропорядок, лишающий власти природу Души, как лишают власти [земных] царей и судей. То, что этот мир никогда не имел начала (а как мы уже говорили, обратное утверждение нелепо), дает нам уверенность в будущем. Ибо почему это будет время, когда мира уже не будет? Не изнашиваются стихии подобно дереву и такого рода вещам, а если они пребывают, то и Всё пребывает. Если изменение пребывает вечно, то Всё также пребывает вечно; пребывает, ибо вечно пребывает и причина перемен. Потому пустым является представление о покаянии Души, ибо беструдно и неповрежденно ее управление [Вселенной]. Даже если бы все тела погибли, это никак бы не коснулось Души.

5. Почему же части того [небесного] мира пребывают [вечно], а стихии этого мира и живущие в нем — нет? «Потому, — сказал Платон, — что те имеют жизнь от самого Бога, эти же — от богов, произошедших от Него»; «произошедшим же от Бога не суждено погибнуть». Тем самым он сказал, что после Демиурга приходит в бытие небесная душа и наши души тоже. От небесной души нисходит образ

и, словно бы истекая свыше на землю, творит живущих. И хотя душа космоса в своем творчестве подражает той Душе, которая Там, она [т. е. низшая душа] бессильна, ибо использует для своего творчества худшие тела в худшем месте, притом что и составляющие, которые ею взяты для приготовления [телесных] составов, не желают пребывать вечно; потому-то живые существа здесь не могут пребывать вечно; эти тела существуют не как те, что подчинены [той, высшей] Душе, не как те, которыми [та,] другая Душа руководит непосредственно. Но если [этот мир] должен пребывать вечным как целое, то его части — звезды, которые в нем, — тоже должны пребывать вечно; но как мог бы он пребывать вечно, если они не будут пребывать также вечно? Ибо пребывающие под небом — уже не части неба, в противном случае небо простиралось бы дальше Луны. Мы же изваяны душой, данной от небесных богов, и самим небом; эта душа управляет нашим соединением с телами. Ибо та, иная Душа, благодаря которой мы суть мы, — есть причина благобытия, а не бытия. Она приходит, когда тела, по крайней мере, уже возникли, оказывая разумением лишь незначительную помощь этому бытию.

6. Однако, теперь мы должны рассмотреть, во-первых, не состоят ли звезды только из огня, и, во-вторых, не выйдет ли так, что раз звезды имеют истечения, то должны и нуждаться в пище. Согласно Тимею, тело Всего сотворено из земли и огня: наполовину из огня, чтобы быть видимым, и наполовину из земли, чтобы быть твердым и иметь объем; кажется, так же сотворены и тела звезд, так что не всецело они огненные, но состоят по преимуществу из огня, поскольку, очевидно, звезды имеют и твердость. Этот взгляд справедливо считать истинным, хотя следует, пожалуй, согласиться с Платоном в том, что такая истинность есть лишь истинность правдоподобия. Ибо в наших чувствах, когда зрением мы постигаем вид звезд и осязанием — соприкосновение с их лучами, они являются нам состоящими из огня: либо по большей части, либо полностью; рассматривая же их разумно, [мы должны сказать, что] если не бывает твердости [и объема] без земли, то и земля присутствует в звездах. Но должно ли быть в них воздуху и воде? Нелепо предположить существование воды в столь великом огне, и если допустить, что в них когда-то существовал воздух, то он уже всецело превратился в природу огня. Но если есть два твердо установленных крайних термина, то должны существовать и два средних термина; это может вызвать затруднения, если таким [логическим] образом станут рассматривать природные вещи: ведь земля, например, может смешиваться с водой без всякого опосредования. Если же мы скажем, что остальные стихии уже были [к моменту смешения] в воде и земле, то, похоже, скажем нечто справедливое; нам, может быть, возразят, сказав, что другие стихии не служат для связи этих двух, когда они воссоединены. Но точно так же мы можем сказать, что они уже связаны, поскольку каждая из них уже содержит все вещи. Итак, должно видеть, что без огня земля не может быть видимой, а без земли огонь не может иметь твердости [и объема]; но если это так, тогда, пожалуй, стихии не сами по себе имеют каждая свою сущность, но все смешаны, и каждая из стихий носит свое имя лишь в силу преобладания того или иного. Они говорят даже, что земля отнюдь не может [реально] существовать без влаги, ибо клеем для земли является влажность воды. Но если дело обстоит таким образом, будет все же нелепым говорить, что каждая из стихий есть нечто сама по себе, и тем не менее не допускать ее отдельного существования, но только вместе со всеми остальными, тем самым лишив каждую из них самостоятельного бытия. Как могла бы существовать природа земли и то, что она есть, если не существовала бы некая часть земли, которая и есть земля и которая уже потом смешивается с водой? Что могло бы склеиваться водой, если бы вообще не существовало каких-либо величин земли, имеющих [земляную] непрерывность без присутствия воды в них? Но если, таким образом, есть некоторое количество [чистой] земли, то земля по природе может существовать и помимо воды; если же это не так, не будет ничего, что склеивалось бы водой. Как могла бы тяжесть земли нуждаться в воздухе для того, чтобы существовать, в том воздухе, который есть прежде его изменения? Но и относительно огня мы не говорили, что он нуждается в земле для того, чтобы быть, но в земле и в других стихиях огонь нуждается для того, чтобы быть видимым; это истинное воззрение согласуется с тем, что видимость возникает благодаря свету. Тьму нельзя видеть, ибо она — невидима, равно как и беззвучие нельзя слышать, поскольку оно неслышимо. Но нет необходимости пребывать огню в земле, ибо [чтобы земле быть видимой] достаточно света. Снег и другие холодные вещи блистательны и без огня. Но он был в них и окрасил их, скажет кто-нибудь, прежде чем ушел из них. И относительно воды те же трудности, [ибо приходится утверждать,] что не может быть воды, не содержащей в себе земли. И относительно воздуха — как можно было бы сказать, что он содержит в себе землю, будучи столь проницаем? И относительно огня: допустим, земля должна в нем содержаться, ибо он без нее не мог бы быть внутренне непрерывным и иметь пространственную различенность трех измерений [, свойственных, вообще, вещам смешанным], каковых он от самого себя не имеет. Но почему бы он не мог быть объемным не в смысле трех измерений, но в смысле сопротивления, [просто] будучи физическим телом? Твердость придает только земля. Даже твердость золота, которое есть вода, приобретается не через прибавление земли, но через сжатие или замерзание. Почему, в самом деле, не существует огня самого по себе; если Душа присутствует в нем, почему он не получает существования благодаря силе Души? Но огненная жизнь налична как факт, это — жизнь демонов. Все эти вопросы возникают, если допустить, что все живущее состоит из всех стихий. Кто-нибудь мог бы сказать, что это утверждение верно относительно земных вещей, но земля, вознесенная в небеса, существует противо-природным образом и подлежит законам, противоположным земным. Невероятно [также и то,] что быстрейшее круговое движение осуществляют тела, состоящие из земли — поверить этому мешают яркость и чистота небесного огня.

7. Возможно, относительно этого нужно внимательнее слушать Платона, сказавшего, что в космическом порядке должна быть эта твердость, т. е. сопротивление, чтобы земля, будучи расположена в середине [мира], могла быть [надежной] лестницей и прочным основанием, проходящим по ней, чтобы живущие на ней имели с необходимостью эти объем и твердость; земля имеет непрерывность от себя, и [извне] освещается огнем. Она имеет и часть воды, ради отсутствия сухости — так [оно в действительности] и есть, — и нет никаких препятствий для соединения частей воды и земли; воздух облегчает [т. е. поднимает] тяжесть земли, земля же смешана с более высоким огнем, хотя и не имеет того же состава, что и звезды; поскольку же каждая [из стихий] возникла в [едином] космосе, постольку и земля получает нечто от огня и огонь нечто от земли, и каждая из стихий получает нечто от каждой другой. Не так, что получающий нечто становится состоящим из того и другого: себя и того, к чему он стал причастен; нет, получивший остается собой, но благодаря участию в общности космоса, он берет нечто: не саму другую стихию, но нечто принадлежащее ей; не сам воздух, например, но легкость воздуха; земля принимает не сам огонь, но блистательность огня [т. е. становится видимой]. Смешение дает все качества, и, следовательно, производит составленное: не землю только или природу огня, но самую объемность и крепость земли [, что делает предметы осязаемыми]. Он сам [т. е. Платон] засвидетельствовал [свою приверженность этим взглядам], сказав: «Бог зажег свет во втором круге от земли», — имея в виду Солнце, и везде, где бы он не упоминал Солнце, он называл его «блистательнейшим», говоря так же и о его превосходящей все остальное ясности и чистоте. [Этими словами] он уводил нас от мнения, что Солнце состоит из чего-либо иного, нежели огонь, а этот солнечный огонь [он учил нас считать] не разновидностью нашего земного огня, но светом, который он отличал от пламени, как обладающего только нежным теплом. Этот свет есть тело; то же имя носит и исходящий от него свет, который мы называем бестелесным [т. е. свет Солнца и звезд]. Он, этот свет, исходит от того первого [света-тела], высвечивая из него как цветок и нечто наиблестящее; а тот, первый, свет есть сущностно чистое тело. Мы [обычно] берем термин «земля» в низком, просторечивом смысле, Платон же употреблял это слово, обозначая чистые объемность [и твердость]; мы употребляем термин «земля» в одном и том же смысле, Платон же [четко] различал разные виды «земли». Этот огонь, излучающий чистейший свет, расположен в горнем месте и находится там согласно своей природе, однако не должно считать, что к нему там примешивается наше [земное] пламя; наш огонь простирается до тех пределов, где, сталкиваясь с превосходящим его [мощью] воздухом, гаснет, а поскольку он смешан с землей, то низвергается долу из своего движения вверх; не будучи в силах переступить в горнее, к небесному огню, он останавливается ниже Луны, где творит более тонкий воздух; пламя, если оно там пребывает, угасая становится кротчайшим и ласковейшим и отнюдь не кипит светоносно, но освещается свыше. Тот небесный свет, будучи изукрашен в логосе, делает звезды различающимися величинами и цветом, и все остальное небо состоит из этого света — невидимого как в силу тонкости, прозрачности и отсутствия сопротивления его тела, в чем он подобен чистому воздуху, так и в силу большой отдаленности.

8. Итак, этот свет пребывает в высоте, в месте, где он установился, чистый — в чистейшем месте; что же за истечение могло бы исходить от него? Ведь такая природа не существует [специально] для того, чтобы истекать вниз, равно как ничто насильственно не толкает ее к нисхождению. Всякое тело, будучи вместе с душой, есть нечто иное, нежели то, что оно есть само по себе, и то небесное тело существует не так, как если бы оно существовало само по себе, [но всегда пребывая вместе с Душой,] оно не существует само по себе.

Если же оно даже и соседствует с воздухом или огнем, то что может причинить ему воздух? И ни один из видов огня, пожалуй, отнюдь не приспособлен для воздействия [на небесный свет]; даже если бы он соприкасался с ним, то не мог бы произвести на него никакого воздействия. В стремительном движении небесный огонь проносится мимо прежде, нежели что-либо успевает случиться, он умален в своей силе и не равен в этом отношении земному огню. Если же он производит нагревание, то это значит, что те, кого он делает горячими, не были горячи благодаря себе. Если же что-то гибнет от огня, то сначала ему должно самому от огня нагреться, и прийти в раскаленное состояние, не свойственное его природе. Таким образом, небу не нужно иного тела, ни чтобы пребывать [вечно], ни чтобы, опять же, согласно своей природе, осуществлять круговращение, ибо еще никогда не было показано, что его естественное движение прямолинейно: звезды либо пребывают [в покое], либо кругообращаются согласно природе; другие же виды движений свойственны лишь тем, кто принужден к этому насилием. Следует утверждать, что и в пище не нуждаются небесные светы — не должно мыслить о них так же, как о пребывающих здесь: иная Душа удерживает их вместе, да и место, в котором они пребывают, иное: там нет причины, заставляющей пребывающих здесь питаться, [ибо] находящиеся здесь пребывают в постоянном течении — всегда изменяются их тела, утекающие от них, поскольку они подчинены другой природе, которая в силу своей слабости не может удержаться в бытии, но подражает прежде нее сущей природе, становясь и рождая. Однако уже было сказано, что все небесные существа не всецело самотождественны, как существа умопостигаемые.

ПРИМЕЧАНИЯ

1.    См.: Платон. Тимей, 41 b 4 (речь Демиурга к богам).

2.    См.: Государство, VII. 530Ь 2-3. Платон здесь утверждает, что настоящие астрономы, т. е. философы, занимающиеся астрономией, не должны всерьез изучать движение видимых небесных тел, которые, будучи материальны, несовершенны и изменчивы, но должны сосредоточить свое внимание на законах движения, постигаемых исключительно умом.

3.    См.: Diels-Kranz, Fr. В. 6 (на эту же цитату из Гераклита ссылается и Аристотель: см.: Метеорологи-ка, В. 2. 355а 13-15. Возможно, Плотин позаимствовал ее именно оттуда).

4. См.: Аристотель. О небе, А. 3. 270b 1 ff.

5. См.: Аристотель. Метеорологика, А. 3. 340Ь 23 и 4. 341 b 22.

6.    Плотин особенно не любил мысль о том, что божественная энергия, создавшая Вселенную, может «раскаяться» и уничтожить ее. См.: Епп. II. 9. 4.

7.    См.: Платон. Тимей, 69с 3-5.

8.    Там же, 41а 7-Ь5.

9.    Там же, 31Ь 4-8.

10.    Там же, 40а 2-3.

11.    Там же, 29b 3-d3.

12.    Там же, 32b 2-3.

13.    Это доктрина из Послезакония, 981 d-e, где все живые существа состоят из всех элементов, но земной род (люди, животные и растения) преимущественно из земли, а небесные тела — преимущественно из огня.

14.    См.: Платон. Тимей, 31 b 5.

15.    Там же, 59Ь 1-4.

16.    Там же, 55е 1 -3; 59d 6. Здесь, как и в других местах, Плотин адаптирует мысль Платона в соответствии с собственным представлением о том, что разумно и истинно.

17.    Там же, 39Ь 4-5.

18.    См.: Платон. Теэтет, 208d 2; Государство, 61 е 9.

19.    См.: Платон. Тимей, 58с 5-7.

20.    Свет для Плотина есть невещественная ένέργεια светящегося тела, подобно жизни, которая есть ένέργεια души. См.: Enn. IV. 5. 6-7 и Armstrong А. Н. Architectur of the Intelligible Universe in Plotinus. P. 54-58.

21.    См.: Платон. Тимей, 31b 6.

22.    Плотин, возможно, имеет в виду Тимей, 60Ь 6, но в данном случае это место у Платона не имеет отношения к Плотиновой мысли.