От критики надо перейти к позитивным предложениям

Разумеется, заглавие нашей дискуссии достаточно условно. Хотя, как вы убедились, все выступавшие отдали дань бинарной логике, заняв позицию «за» или «против», сопровождая ее различными диалектическими оговорками. Придерживаясь той же методы, я тоже хочу на поставленный вопрос ответить совершенно определенно. Марксизм не умер, умереть не может и, более того, в обозримом будущем еще переживет свое второе рождение. Это будет возрождение в духе диалектического отрицания, с удержанием положительного, выдержавшего испытание временем. Имеется в виду, конечно, не повторение известной политической практики, проходившей под знаком и знаменем «непобедимого учения марксизма-ленинизма». Не умрет марксизм по той простой причине (как бы ни хоронили его сейчас — это я отвечаю тем,

кто, защищая Маркса как мыслителя и ученого, ставит на нем крест как на авторе великого социального проекта), что не умрет породившая это учение коммунистическая идея. Еще вчера ее преподносили в качестве исторической «неизбежности», а сегодня снисходительно признают красивой, но нежизненной утопией.

Марксизм есть целостное учение, по словам Ленина, вылитое из одного куска стали. И, стало быть, его нельзя препарировать на части — «хорошие» и «плохие», «жизненные» и «нежизненные». Но по той же логике нельзя и сводить только к диктатуре пролетариата, оправданию насилия, репрессивных методов обновления мира. Я сказал бы так: марксизм подвела его претензия на практичность, действенность, навязывание неких «готовых» рецептов, методик вмешательства в исторический процесс. Все-таки социально-философская теория вступает в более опосредованные и гибкие отношения с реальной действительностью, общественной практикой, как, скажем, социально-политические идеи французских материалистов XVIII века, которые но праву считаются идеологами французской буржуазной революции, но никогда на это сами не претендовали. А основоположник марксизма прямо декларировал право и обязанность философии не только объяснять мир, но и его изменить. Теперь попробуй докажи, что кто-то не так «объяснил», а еще кто-то не так действовал, когда начал «изменять»… Но это не все, что можно сказать, ставя марксизм перед судом Истории.

Простите за напоминание, коммунистическая идея возникла задолго до Маркса и принадлежит не ему, и, значит, придется «сражаться» с целой традицией социально-философской мысли, находившей по какой-то «странной» причине живой отклик в общественном сознании нескольких эпох, каждый раз подтверждая свою притягательную силу. Лет 15 назад А. С. Ципко посвятил этому вопросу целую книгу «Идея социализма», усомнившись в том, что мы эту идею верно схватываем и реализуем. Кто-то уже сказал сегодня, что марксизм реализовал себя в действительности на 80%, к сожалению, не в нашей стране. А если внимательно вдуматься в логику развития современной техногенной цивилизации, так называемого «информационного общества», то можно заметить, что протекающие здесь процессы и события актуализируют марксовы размышления о «мировых загадках» истории. И, видимо, не мода заставила многих выдающихся философов прошлого и нынешнего века испытать на себе влияние марксистских идей, трансформацию и следы которых легко обнаружить в целом ряде влиятельных философских школ и течений (некоторые здесь уже назывались).

Мне кажется, следует различать (и развести) беду и вину марксизма. Пытаясь реабилитировать, спасти марксизм, снять с него вину за случившийся с нами «большой провал», кое-кто сваливает все на ошибочную или ложную политическую практику (Сталин, сталинизм, административная система и т. п.). Как будто сама эта практика была безыдеологической, не опиралась на определенную идейную основу. Ведь Сталин и сталинизм выступали от «имени и по поручению» марксизма-ленинизма, и «Краткий курс» представляет собой самую беззастенчивую форму эксплуатации марксистских формул, тезисов, фразеологии. Так все-таки — это был марксизм или не марксизм?

Я согласен с тем, что Маркс один, а марксистов — много, и надо в каждом конкретном случае разбираться, какой из них имеет — и какое именно? — отношение к Марксу. Идеология «Краткого курса» — это, безусловно, марксизм совершенно определенного толка и содержания. Как известно, с момента появления марксизма, его становления, за ним тенью следует, тянется его вульгарная маска, упрощенная и пошлая форма, заставившая однажды Маркса сказать, что он — «не марксист». Но ситуацию, которая произошла с марксизмом у нас, в ходе мнимосоциалистического строительства, можно обозначить, применяя не очень русский оборот, дважды «немарксизмом». Или, как сказал К. М. Кантор, марксизм в России и не ночевал. В сталинском «Кратком курсе», катехизисе «социалистического строительства», он откровенно интерпретирован в духе пресловутого экономического детерминизма, от которого Маркс ,и Энгельс всячески открещивались при жизни. Об этом даже не догадывались рядовые и многие нерядовые участники строительства социализма, искренне думая, что они живут и действуют «но Марксу». А в реальной действительности было и того хуже. Руководствуясь постулатами «марксизма-ленинизма», мы так и не создали общество, где бы функционировала нормальная экономика, где последняя была бы «базисом», а политика и идеология «надстройкой». Мы жили в обществе (и живем но сей день), где можно запросто не считаться с экономическими законами, например с законом стоимости, вести десятилетиями дискуссии насчет вреда и пользы товарно-денежных отношений, нe обращая внимания на реальность, где принципом существования общественного производства стала бедность потребностей, та абсолютная нищета, которую Маркс считал уделом пролетариев при тогдашнем капитализме. Русский марксизм оказался еще одной иллюстрацией марксовой теории «превращенных форм»…

Если сегодня так легко внушить большой массе людей, что марксизм умер или умирает, то это происходит, помимо всего прочего, потому, что для многих он исчерпывается уровнем «Краткого курса» и сводится к нескольким расхожим идеям и представлениям. Главное же — логика творческого мышления Маркса и глубинное содержание его учения — остается втуне. В самом деле, представьте себе, например, что в нынешних дискуссиях вокруг проблемы частной собственности участники вспомнили бы о том, что у Маркса речь идет о «положительном упразднении» последней, а не об отмене или насильственном изъятии ее у непосредственных производителей (у крестьян), что Маркс считал недопустимым. Ведь для того чтобы такое упразднение, «снятие» частной собственности произошло, необходима — это по Марксу! — целая историческая эпоха превращения (не перехода, как в «Кратком курсе», а превращения) капитализма в коммунизм.

Мы же свели эту идею и в теории, и на практике к простому, буквально понятому «упразднению», проведя национализацию собственности и «сплошную коллективизацию» в деревне, объявив на весь мир, что социализм победил «окончательно» и построен «полностью». Можно представить себе, как воспринял бы и оценил наш «реальный социализм» Маркс, восстань он из гроба. Какую бы проблему, «мировую загадку» мы ни взяли — труда ли, собственности, идеологии, государства, рабочего и свободного времени, коллективности и индивидуальности и т. д.,— нетрудно будет увидеть кардинальное различие между марксизмом Маркса и вульгарным, догматическим «марксизмом». Наблюдая, во что превращают марксово учение некоторые его последователи и поклонники, Ф. Энгельс особо отметил, что «наше понимание истории есть прежде всего руководство к изучению, а не рычаг для конструирования на манер гегельянства». И нам, обществоведам всех отраслей знания, следовало бы больше заниматься не текстами Маркса, а «действительным движением» истории, которое эти тексты помогает понять и объяснить. В. А. Подорога назвал наших отечественных философов, внесших вклад в научное осмысление марксистской традиции. Перечень имен и работ, имеющих право и сегодня на общественное внимание, конечно, можно продолжить. Не надо, однако, уступать «Гуляй-Полю» современного нигилизма, или «наплюрализма», как его метко обозвала Юлия Друнина, и соглашаться с тем, что за спиной у нас интеллектуальная разруха и пустыня. Сейчас самое время спокойно, взвешенно, критически оценить состояние марксова учения в свете исторического опыта, выслушав и сопоставив все точки зрения.

Ситуация изменилась: марксизм отказался от монополии на истину и, кажется, готов к честному диалогу и спору со своими оппонентами, о чем еще совсем недавно и мечтать было нельзя. Видимо, наконец-то мы увидим в лицо и узнаем марксистов по призванию и убеждению, ибо незачем сейчас прибегать к иносказанию и приноравливаться к потребностям текущего момента и интересам власть предержащих. Вспоминаю, как на лекции для партактива завода им. Лихачева в середине 70-х годов мне пришлось объяснять, почему «труднее всего быть (тогда!) настоящим марксистом и коммунистом». На вопрос, что тут трудного, я посоветовал тому, кто этот вопрос задал, попробовать завтра с утра начать жить по-коммунистически и мыслить по-марксистски. И вечером сообщить по телефону о своих первых впечатлениях.

У сторонников марксизма настали трудные времена. Но и у тех, кто марксизм хоронит и оспаривает, положение не лучше. Наступает момент, когда от критики надо перейти к позитивным предложениям, что, как известно, делать всегда труднее. А предлагать надо — общество находится перед нелегким выбором, а «свято место пусто не бывает»…

Разговор о марксизме не закончен.