ОТ КАСТОВЫХ НРАВОВ К ОБЩЕЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ МОРАЛИ

Критика партаппарата может прозвучать обидой для партийных работников, многие из которых несомненно являются людьми честными, работают самоотверженно, не зная спокойных семейных вечеров и выходных дней, а незначительные льготы воспринимают как слабую и неадекватную компенсацию за их тяжелейший по нынешним временам неблагодарный труд. Вот их-то никак не хотелось обидеть. Конечно, не рашидовы и медуновы символизируют нравственный облик сегодняшних партийных работников. Более того, мы вполне готовы согласиться, что по личным моральным качествам партийные работники в массе своей могут быть выше любой другой профессиональной группы населения.

Но это не имеет прямого отношения к предмету наших размышлений. в частности к анализу партаппарата как определенного социального института. Наша мысль проста к откровенна, судьба партаппарата в его нынешних функциях неотделима от судьбы административно-командной системы. И именно этим вызвано общественное недоверие к нему.

Чтобы вообще устранить возможные обиды и не отсекать партработников от перестройки, нельзя представлять дело таким образом, будто подмявший под себя партию партаппарат был источником только плохого в административно-командной системе. Нет, хорошее в ней — тоже от него. Без дисциплинированного, фанатично преданного делу, беспощадного к себе и другим партаппарата, готового на все во имя выполнения вышестоящей партийной воли, удивительным образом переплавлявшего в своем сознании индивидуальные страдания и трагические изломы судеб в памятник общей победы, даже в дебрях ГУЛАГа сохранявшего верность идее и «вождю», которые в силу какой-то особой логики отождествлялись друг с другом, без такого «ордена меченосцев» нельзя было бы собрать народ в единый кулак ни в период индустриализации, ни во время войны. И она, железная когорта партработников, являлась гарантом социальной справедливости — пусть ограниченной, примитивно-казарменной, нищенской, но другой ведь не было.

Уникальная роль партаппарата, включая его всевластие, имеет историческую и в этом смысле вполне разумную природу. Цементирующей основой большевистской партии, как партии особого типа, была организация профессиональных революционеров. Когда партия стала правящей, организация профессиональных революционеров трансформировалась в партаппарат — один из важнейших механизмов сведения многообразия человеческих целей и интересов к единому основанию, подчинение общественной воли сознательной воле сознательного меньшинства. Партаппарат наиболее полно воплощал свойственную большевизму железную дисциплину, которая по крайней мере дважды спасала страну: первый раз — когда надо было вновь собрать воедино уже почти развалившуюся в ходе гражданской войны Россию, второй раз когда надо было отстоять независимость в борьбе с фашизмом.

Объективность требует сделать еще одну оговорку. Справедливо критикуя партаппарат, нельзя в то же время превращать его в козла отпущения. На нем лежит львиная доля вины, которая падает па партию за несчастья народа. Львиная, но не вся. Была еще партийная масса, миллионы членов партии, сохранялась партийная демократия, решения, в том числе самые жестокие, принимались голосованием. И все это нельзя считать декорацией, простой видимостью, призванной прикрыть и скрыть реальный механизм власти. Нет, это была очень важная часть этого механизма. Миллионы членов партии, движимые рычагами аппаратной власти, составляли живые кровеносные сосуды административно-командной системы. Гул одобрения — ее неотъемлемый элемент. Без пос душного энтузиазма (или энтузиастического послушания) административно-командная система не могла бы состояться ни в сталинском, ни в брежневском варианте. И от этой вины ни одному члену партии не уйти, не укрыться за запоздалым (пусть хоть таким!) «героизмом». Кстати, сам этот «героизм» является превращенной формой вины. Обращает на себя внимание факт: многие из общественных деятелей, пострадавших в годы застоя за прогрессивные взгляды, занимают сейчас в оценке прошлого более спокойные, умеренные, взвешенные позиции, чем те активные сторонники перестройки, которые были тогда, в те же годы застоя, как говорится, неплохо устроены. Эти «перекрещенцы», как правило, более крикливы, шумны, готовы все отрицать и чернить. Отчего бы? Может быть, от того, что сейчас конъюнктура иная? Может быть, от нечистой совести? Если одни бегут впереди прогресса, то другие спешат просто покинуть партию, демонстрируя двойную трусость. Однажды им не хватило мужества бороться против застоя, а сейчас недостает мужества взять на себя ответственность за это.

Вина, однако,— вещь объективная. От нее не уйти. И это еще один важный аргумент в пользу возрождения партии, ее конверсии (воспользуемся модным словечком) — превращения из управляющей инстанции в действительную политическую. Такая перестройка партии откроет достойную нравственную перспективу для миллионов ее членов, даст их чувству вины нормальный, а не сублимированный выход.

Прогресс в обществе осуществляется не только путем отмирания старого и появления нового. Часто качественное обновление той или иной структуры достигается простым перемещением элементов из центра па периферию и, наоборот, изменением их удельного веса, в результате чего второстепенные, нередко просто декоративные элементы вдруг приобретают решающее значение. Так произошло, например, с зафиксированным в нашей Конституции правом союзных республик на суверенитет, вплоть до выхода из Союза ССР. В условиях фактической советской унитарности это право было сугубо формальным, никогда и никем всерьез не воспринималось. Но когда административно-командная система зашаталась, оно наполнилось реальным содержанием и стало ценностно-правовой основой движения народов за независимость. Нечто подобное происходит и с партийной демократией. Партийные собрания, выборность руководящих органов, отчетность и другие атрибуты партийной демократии, которые долгие годы были лишь парадным фасадом здания, вход и выход в которое располагались с обратной стороны, формальным прикрытием аппаратных игр, могут стать и становятся работающим механизмом политического возрождения партии.

Демократизация партии, равносильная ее возрождению, тесно переплетена с демократизацией всей общественной жизни. С нравственной точки зрения решающий вопрос здесь — это вопрос о статусе партии в составе общественно-политических сил страны.

Оказавшись единственной правящей силой, к тому же завоевавшей это право в результате вооруженного восстания, партия невольно сузила каналы нравственной оценки своей деятельности до самооценки. Последняя включает, разумеется, и самокритику. Однако, как свидетельствует опыт общественной и личной жизни, самокритика без критики теряет реальную силу, становится превращенной формой самовозвеличивания, орудием манипулирования общественным мнением, социального фарисейства (вспомним, как умело использовалась в партии «самокритика» в годы репрессий — ну хотя бы в 1938 году, когда партия «сама» подвергла критике необоснованно широкий масштаб репрессий, осудила «ежовщину» и т. д.). Сознательное лицемерие — не единственная форма злоупотребления «самокритики». Партиям, как и отдельным людям, свойственно думать о себе лучше, чем они есть на самом деле; поэтому критический взгляд «со стороны» для их нравственного здоровья так же необходим, как свежий воздух для здоровья физического. А большевистская партия, разгромив все другие политические силы, получив безраздельную политическую монополию, оказалась фактически вне отрезвляющей, нравственно бодрящей критики «со стороны» (если, конечно, не считать отвергавшуюся с порога критику со стороны буржуазных и социал-демократических кругов Запада). Не будем рассматривать вопрос о многопартийности, который неожиданно быстро вышел за рамки теоретических дискуссий и стал политической реальностью страны. Ко всем многочисленным плюсам и минусам, аргументам в пользу и против многопартийности мы хотели бы добавить одно сугубо этическое соображение: если бы даже в политическом плане можно было обойтись без многопартийности, ее тем не менее следовало бы ввести в целях нравственного оздоровления общественной атмосферы. Монополизм в политике не менее губителен, чем в экономике. Политическая партия может поддерживать свое нравственное здоровье па должном уровне только тогда, когда у нее есть достойный конкурент, заинтересованный, пристрастный критик со стороны. Тем самым КПСС оказывается в совершенно беспрецедентной со всех точек зрения ситуации: она должна способствовать созданию своей собственной оппозиции. Какой бы странной, непривычной по историческим и человеческим меркам эта задача ни казалась, очень многое будет зависеть именно от ее решения. И, к сожалению, как показывают последние внутрипартийные события, она не вполне готова к этому. Набранная за десятилетия инерция командования, администрирования не позволяет ей осознать новую реальность.

Коммунистам, и как партии и как отдельным людям, надо отбросить сознание собственной исключительности, исторической «избранности», освободиться от коммунистического чванства. Надо учиться быть одними из многих, учиться действительному демократизму. Это трудно, невероятно трудно. Но иного пути нет. Иного, как говорится, не дано.