Загрузка...Философия научной истины исторически выступает как осмысление степени достоверности и теоретического, и эмпирического знания. «Что есть истина?», — спрашивал Понтий Пилат у Иисуса Христа. Этот вопрос был и поныне остается одним из главных вопросов и философии, и науки. Чтобы ответить на него, необходимо прежде всего понять, какой же смысл вкладывают в слово «истина» ученые и философы, когда говорят о ее феномене.
Существует мнение, что истиной является особо точное или абсолютно достоверное отображение действительности в человеческом сознании, которое по форме субъективно, а по содержанию — объективно. Это, по сути, следует из самого определения истины как знания, содержание которого не зависит от состояния познающего субъекта. Вне всяких сомнений, истина — это конечный результат познавательной деятельности человека. Классической стала мысль Аристотеля, который утверждал, что полученные знания должны соответствовать действительности.
В.И. Ленин сформулировал новое определение истины как процесса и показал, как соотносятся между собой абсолютная и относительная истины, как из одной относительной истины возникает другая, более полная, достоверная. Относительная истина — это неполное (или ограниченное) знание об объекте познания, поскольку последний неисчерпаем в своем изменении, развитии. Однако в любой относительной истине есть моменты, сюжеты, которые совершенно адекватно отражают состояние различных сторон объекта. К ним относятся даты, места событий, а также теоретические доказательства, которые неопровержимы, например гелиоцентризм. Абсолютная истина выражает совершенно полное и точное знание об объекте познавательной деятельности, то есть стопроцентное соответствие знания предмету, вещи, явлению, процессу и т.д. Абсолютно истинными являются многие принципы и законы природы.
Осознать суть диалектического единства относительной и абсолютной истин значит понять включенность в объективную истину двух противоположностей: относительности и абсолютности знания. А это свидетельствует о бесконечности научного познания.
Человеческий разум, исторически поднимаясь по ступеням научного познания тайн мироздания, на каждом последующем этапе движения истины относительной к истине абсолютной вновь и вновь задается вопросами: насколько познаваем мир и есть ли пределы у научного познания? В стремлении найти ответы на эти вечные вопросы философы издавна разделились на три группы: оптимистов, пессимистов и агностиков. Представитель первой группы Г. Гегель был глубоко уверен в том, что «у скрытой и замкнутой вначале сущности Вселенной нет силы, которая могла бы противостоять дерзанию познания; она должна раскрыться перед ним, показать ему свои богатства и свои глубины и дать ему наслаждаться ими» [23]. Скептики, не отрицая в принципе познаваемости мира, выражают сомнение в достоверности (истинности) знания. Великий Аристотель предупреждал: «Кто ясно хочет познать, тот должен прежде основательно сомневаться». Представители агностицизма (греч. ag-nostos — недоступное для познания) видят главную проблему в невозможности постижения истины из-за абсолютной изменчивости, текучести явлений, процессов в бытии и сознании. Можно философски заключить, что агностицизм — это гипертрофированная форма скептицизма [24].
В связи с этим важно понять, что философия истины призвана не только выявлять познавательные процедуры науки и ее логические операции, не только раскрывать социальные механизмы ее функционирования и использования, но и оценивать ее общекультурную значимость, определять общий смысл научной деятельности с точки зрения исторически определенной общественной и культурной перспективы. Философия научной истины развивается по крайней мере в двух направлениях. С одной стороны, с древности идет процесс совершенствования классической концепции истины как объективной по сути, наиболее полно соответствующей изучаемой реальности. Берущая начало еще в учениях Платона и Аристотеля, сегодня она во многом связана с диалектическим мышлением. Другое же направление представляет собой критический пересмотр и даже замену классической концепции истины другими, альтернативными. При всех различиях в них есть одно общее положение, а именно: истина никогда не нуждается ни в какой внешней силе, стоящей за пределами познания, которая могла бы ее как-то направлять. Она всегда самонаправлена своим объективным содержанием.
Видимо, по этой самой причине каждое новое философское учение о познании всегда начинается с того, что выясняет заблуждения предшествующего или всех предшествующих форм и видов научного познания, становясь благодаря этому принципиально другой философской гносеологией. Один из крупнейших мыслителей XX века X. Ортега-и-Гассет (1883— 1955) писал: «История философского прошлого — это катапульта, которая выбрасывает нас сквозь пока еще пустые пространства будущего к грядущей философии» [25]. От элементов заблуждения в относительных истинах (а таковыми грешат почти все новые и смелые гипотезы) следует отличать сознательные идеализации, которыми пользуются все прикладные науки (включая и медицину) при описании тех или иных явлений. Собственно, идеализации, как и заблуждения, не имеют прямых аналогов в реальной действительности, но в то же время именно они играют немаловажную роль в создании истинной теории познания. Это можно проследить на примере понятия «норма» в медицине (по В.Д. Жирнову).
Медицинская норма имеет два значения: синоним здоровья и мера здоровья. В медицинском познании сложилось представление о среднестатистической, динамической и должной нормах. Они, по сути, служат ступенями диагностики и определения путей лечения. Для этого врачу необходимо иметь в своем распоряжении множество количественных характеристик состояния организма в целом и отдельных его органов. Среднестатистическая норма свидетельствует о предельно общей картине (или идеальной характеристике) для предварительного различения состояний здоровья. Вторая (динамическая) норма уже более предметно характеризует амплитуду колебаний и диапазон пластичности функции, нижнюю и верхнюю границы ее количественных изменений, в пределах которых и сохраняется качественная определенность здоровья. И третья (должная) норма указывает на прогностическую возможность исчислять для каждого индивида расчетно-предвидимые величины напряженного функционирования организма в заданных условиях предстоящей или потребной человеку деятельности [26].
Разумеется, истина порождается деятельностью субъекта, но в своем содержании она является отражением объективности, очищенным сознанием от субъективных представлений (в той мере, конечно, в какой это в каждой познавательной ситуации вообще возможно), ибо цель познания — получение такой информации об объективном мире, которая обеспечивала бы успешную практическую деятельность, а для этого субъект должен устранить себя из содержания данной информации -устранить именно как субъекта, со всеми его атрибутными свойствами, в частности с его отношением к тому, что он познает. Например, установлена патогенность микроба. Но это не субъективное мнение врача о нем, а его объективное свойство. Таким образом, истина как таковая — и в онтологическом, и в гносеологическом плане — аксиологически нейтральна. Так, и теория относительности Эйнштейна, и законы гравитации не имеют никакого отношения к субъективности ученого. По содержанию они объективны. Следовательно, обнаружение истины предполагает отвлечение сознания ученого от всего случайного и внешнего по отношению к исследуемым вещам, предметам, явлениям. Путь к истине — это постоянное ограничение самим ученым субъективности мнения.
В этой связи известный английский философ Карл Поппер высказал, на первый взгляд, парадоксальную мысль, что все теории и принципы, считающиеся истинными, рано или поздно все равно будут опровергнуты. Таким образом философ вновь обратил внимание исследователей на то, что все знания в принципе относительны. Кстати, сам К. Поппер избегал пользоваться понятием «истина» [27]. Однако проблема понимания истины с точки зрения адекватности знаний фактам действительности рассматривается им всесторонне: как соответствие объекта и любого его обозначения (например, соответствие звука граммофонной записи), как проблема «метаязыка науки», понимания высказывания в двух смыслах — через анализ высказываний
о вещах и исследование их самих. По мнению Поппера, статус истины можно сравнить с горной вершиной, которая всегда в тумане. Однако последнее обстоятельство нисколько не влияет на существование самой вершины [28]. К. Поппер показывает, что истинное знание никак не зависит от возможностей познания ученого, однако добыть его очень непросто — это «путь проб и ошибок», «предположений и опровержений».
Итак, в объективной истине мир раскрывается таким, каков он есть на самом деле, независимо от самого познающего человека и его сознания, хотя элементы субъективности в истине всегда присутствуют. Но субъективность ни в коей мере не следует связывать с заблуждением. Заблуждения появляются не столько из-за неправильного выбора путей решения научной проблемы, сколько из-за недостатка информации. Это особенно характерно для медицинской науки: «Если раньше, например в прошлом веке, очень многие болезни человека можно было предупреждать и лечить «и так, и иначе», в зависимости от опыта и искусства врача, то теперь, и чем дальше, тем в большей мере, это можно и следует делать только «так, а не иначе». Причем по мере углубления знаний о сущности той или иной болезни число вариантов борьбы с каждой из них должно прогрессивно уменьшаться, постепенно приближаясь к единственному, максимально эффективному, т.е. безотказно действующему в подавляющем числе случаев или даже во всех случаях» [29].
Считается, что критерием истины служит только практика. При этом последняя, как и познание, является неотъемлемой частью общечеловеческой культуры. Критерий практики выдвигает не только диалектический материализм, — центральное место он занимает также в философии позитивизма и прагматизма. Это, в конечном счете, есть осознанные попытки разрешения разумным индивидом так называемых мировых тайн бытия. Человечество не перестает задавать себе вечные вопросы о том, что же представляет собой первоначало Мироздания и где находится источник жизни, а также мирового и человеческого разума. Поможет ли философско-методологический анализ разобраться в таких сложнейших проблемах познания, как наличие или отсутствие каких-либо границ в постижении тайн развития мира, общества, человека? Чтобы ответить на все эти вопросы познавательную деятельность необходимо завершить научно-философским оформлением теории познания. Именно она является прочным связующим звеном между объективной действительностью, познавательной и практической деятельностью «совокупного общественного» человека. При этом нельзя забывать о безмерности всего непознанного и об относительности человеческого знания. «Я знаю, что ничего не знаю, — говорил Сократ, — но есть люди, которые и этого не знают».