Загрузка...Со второй половины XVIII в. на Украине зарождались и развивались новые, капиталистические отношения, разлагавшие старый господствовавший феодально-крепостнический строй. На этой основе складывалась украинская нация. В условиях Российской империи процесс этот происходил так, что Украина отстала в своем развитии, поэтому украинцы не успели сформироваться в самостоятельное национальное государство. Роль объединителя национальностей здесь выполнили великоруссы, так как во главе их находилась исторически сложившаяся сильная дворянская военная бюрократия. Отставшие в своем развитии национальности оказались в Российской империи в положении угнетенных. Это относилось и к украинцам.
Царская Россия была «тюрьмой народов». Многочисленные нерусские народности, в том числе и украинцы, подвергались всевозможным притеснениям. Царское правительство и раболепствующие перед ним либералы пропагандировали мысль о том, что нерусские народы являются низшей расой, разжигали ненависть к «инородцам», языки других наций черносотенцы называли «собачьими наречиями». Царское правительство всячески стремилось задушить развитие национальной украинской культуры, воспрещало родной язык в школах. Царизм выступал в роли палача и мучителя украинского народа.
Но никакими полицейскими насильственными мерами царскому правительству не удавалось задушить культуру украинского народа и его язык.
В связи с ростом капитализма, в первой половине XIX в. усилился процесс формирования украинской нации. Развивалась национальная культура. Это отмечали и Белинский и Чернышевский. Последний в 50-х годах писал: «…Сама малороссийская нация пробуждается». Происходит процесс формирования идеологии украинского буржуазного национализма. Буржуазия начинает апеллировать к «родным низам» и кричит об «отечестве», выдавая при этом свои корыстные цели за общенародное дело.
На Украине появился целый ряд культурных организаций, были созданы два университета: Харьковский — в 1805 г. и Киевский — в 1834 году. В крупных университетских городах — Харькове и Киеве, где больше всего сосредоточивалась украинская интеллигенция, начали складываться общественные группы, различные организации, принимавшие форму литературных кружков, издательств.
В конце XVIII — в начале XIX в. начала усиленно формироваться национальная украинская литература. Процесс этот прежде всего связан с именами И. П. Котляревского (1769— 1838), П. П. Гулак-Артемовского (1790—1865), Г. Ф. Квитки-Основьяненко (1778—1843), Е. П. Гребенки (1812—1848).
На Украине создаются политические организации. В конце 1845 — в начале 1846 г. в Киеве было организовано тайное политическое «Кирилло-Мефодиевское общество», куда вскоре вошел и Тарас Шевченко. Основные программные требования общества носили прогрессивный характер: ликвидация крепост ничества и установление равноправия для всех граждан, равноправие наций, уничтожение самодержавия и организация федерации славянских республик. Кирилло-Мефодиевское общество продолжало республиканские традиции декабристов, в особенности общества Соединенных славян, пропагандировавшего идею всеславянской федерации.
Программа Кирилло-Мефодиевского общества выразила стремление угнетенных славянских народов к сплочению в единую нацию, к объединению в федерацию славянских республик. Программа отразила попытку угнетенных, отставших в своем развитии народов сконцентрировать усилия в борьбе против правящих слоев угнетающих наций.
Украинская прогрессивная культура развивалась под огромным влиянием передовой русской культуры. Это нашло свое выражение и в творчестве Шевченко. На его мировоззрение оказала сильное влияние материалистическая традиция, идущая еще от М. В. Ломоносова. Шевченко интересовался анатомией, геологией, физикой, зоологией, астрономией.
Шевченко родился в селе Моринцы, Звенигородского уезда, на Киевщине, где тогда временно проживал его отец, крепостной из села Кирилловки того же уезда.
Звенигородский уезд, где Тарас провел свое детство до 15 лет, находился в самом центре знаменитого восстания гайдамаков в 1768—1769 гг., воспетого Тарасом Шевченко в одном из первых его произведений. В эпилоге к поэме «Гайдамаки» поэт рассказывает, что, будучи ребенком, он бродил по тем местам, где боролись гайдамаки, «ходил… да людей искал, чтоб добру научили». В Звенигородском уезде тогда жило еще немало участников гайдамацкого восстания, сохранивших традиции освободительной борьбы. Все это способствовало развитию интересов к народной борьбе у впечатлительного, пытливого, богато одаренного мальчика. Вспомним хотя бы «столетнего деда» Ивана Швеца, рассказчика о борьбе с гайдамаками, о котором Шевченко говорит в своей поэме.
Одиннадцати лет Тарас лишился родителей. Оставшись, как он сам говорил, «оборванным школяром-бродягой», мальчик претерпел много горя и издевательств от панов-помещиков, от своих учителей-мастеров и пьяниц-дьячков. Не легче жилось Тарасу и тогда, когда он был взят в комнатные казачки к богатому помещику Энгельгардту, владельцу более 8 тысяч крепостных, которого известный художник Брюллов назвал «самой крупной свиньей в торжковых туфлях». Мальчика пороли за то, что он украдкой от помещика рисовал картины, украшавшие панские покои, и нарушал барский приказ «молчать», напевая потихоньку унылые гайдамацкие песни.
Только благодаря своим большим природным способностям Шевченко рано выучился писать и рисовать.
Оказавшись в Петербурге, Шевченко, по его настойчивой просьбе, в 1832 г. был законтрактован к живописных дел мастеру Ширяеву, который грубо и жестоко относился к мальчику, «был ретивее всякого дьячка-спартанца». Но несмотря на все строгости, Шевченко в светлые петербургские ночи тайком бегал в Летний сад делать зарисовки с находящихся там статуй. В этом саду он написал и свое первое известное нам произведение — балладу «Порченая».
Здесь, в Летнем саду художник И. Сошенко случайно заметил Шевченко и обратил внимание на его выдающиеся способности к рисованию. Впоследствии он представил Шевченко конференц-секретарю Академии художеств В. И. Григоровичу с просьбой освободить его от крепостной зависимости. С помощью Григоровича, поэта В. А. Жуковского, известного художника К. П. Брюллова и некоторых других лиц в апреле 1838 г. Шевченко был выкуплен из крепостной неволи. Но братья и сестры Шевченко оставались крепостными вплоть до реформы 1861 года, что удручающе действовало на Тараса Григорьевича.
В 1838 г. Шевченко был зачислен вольнослушателем в Академию художеств. Здесь он добился больших успехов и неоднократно получал награды. Однако, более глубокое образование и настоящее знание жизни он получил вне стен Академии. Он тесно общался с передовыми деятелями культуры своего времени, много читал. «…Книги для меня,— говорил Шевченко,— как хлеб насущный, необходимы… Странным и ненатуральным покажется нам, грамотным, человек, существующий без книги!». Возвратившись из ссылки, поэт писал И. А. Ускову: «А книгами и журналами, по милости моих новых друзей, вся комната завалена. Просто купаюся в чтении».
Занятия живописью не могли удовлетворить всех духовных запросов живой, деятельной, разносторонне одаренной натуры Тараса Григорьевича. Он горячо любил свою родину, изучал историю героической борьбы ее крестьянства против угнетателей помещиков-крепостников, против чужеземных грабителей. Шевченко чувствовал в себе «всемогущее призвание» поэта-бор-ца. Еще во время пребывания Шевченко в Академии вышла его книга «Кобзарь» (1840), в которую было включено восемь его произведений.
В 1914 г. большевистская газета «Путь правды» писала: «Шевченко выпускает свой известный сборник «Кобзарь», сразу выдвинувший его в разряд величайших национальных поэтов».
В 1841 г. была напечатана поэма «Гайдамаки».
Шевченко быстро завоевывает признание талантливого украинского поэта и широкую популярность среди интеллигенции и крестьянских масс.
В 1845 г. Шевченко окончил академию, получив звание «неклассного художника». Весной этого же года он выехал на Украину.
В 1844—1845 гг. Шевченко написал ряд важнейших своих произведений («Сон», «Кавказ», «И мертвым, и живым… послание», «Завещание» и др.), в которых он выступал как крестьянский революционер, глубокий мыслитель, непримиримый и гневный враг крепостничества и царизма. В условиях царской цензуры эти стихи не могли быть напечатаны, но в передовых слоях русской, в особенности украинской общественности, они были широко распространены в списках нелегально.
В декабре 1845 г. Шевченко поступил на работу в археологическую комиссию, по поручению которой объездил Киевскую, Полтавскую и Волынскую губернии для зарисовки исторических памятников. Эта поездка способствовала еще большему ознакомлению с жизнью народа. В феврале 1847 г. Шевченко был зачислен на должность учителя рисования в Киевский университет, но к этой работе приступить не успел, так как был арестован. В Киеве, весной 1846 г., познакомившись с Н. Костомаровым, он вступил в Кирилло-Мефодиевское общество.
В апреле 1847 г. за участие в этой организации Шевченко был арестован вместе с Н. Костомаровым, П. Кулишем, В. Белозерским, Гулаком и другими. Если Кулиш при допросе сильно струсил, бросился на колени перед шефом жандармов и молил о пощаде, то Шевченко держал себя мужественно и достойно. На вопрос о причинах его выступления против царя и правительства он невозмутимо отвечал, что он отразил всеобщее недовольство, которое сам наблюдал и в Петербурге и на Украине.
Царская жандармерия пыталась обвинять Шевченко в том, что он сочинял «стихи для распространения идей тайного общества», надеясь «приготовить этим восстание Малороссии». Но пребывание его в Обществе царской охранке доказать не удалось. ТПевченко обвинили за его революционную поэзию, «за сочинение возмутительных и в высшей степени дерзких стихотворений». Поскольку Шевченко «приобрел между друзьями своими славу знаменитого малороссийского писателя», как об этом говорилось в жандармском докладе царю 28 мая 1847 г., то был сделан вывод, что «стихи его вдвойне вредны и опасны». Народный поэт был отдан в солдаты и сослан в Оренбургский отдельный корпус. Николай I собственноручно написал: «Под строжайший надзор и с запрещением писать и рисовать».
Не прошло и десяти лет после освобождения из крепостной неволи, как Шевченко снова попал в неволю.
«Казарма в России,— писал Ленин,— была сплошь да рядом хуже всякой тюрьмы; нигде так не давили и не угнетали личности, как в казарме; нигде не процветали в такой степени истязания, побои, надругательство над человеком» (В. И. Ленин. Сочинения, т. 10, стр. 36—37.).
Русская и украинская передовая общественность с возмущением встретила вынесенный поэту приговор.
Украинские буржуазные националисты клевещут на Шевченко, изображая Дело так, будто он принял приговор с покорностью и смирением, как истинный христианин. Сам поэт писал в дневнике: «Если бы я был изверг, кровопийца, то и тогда для меня удачнее казни нельзя было бы придумать, как сослав меня в Отдельный оренбургский корпус солдатом. Вот где причина моих невыразимых страданий. И ко всему этому мне еще запрещено рисовать. Отнята, благороднейшая часть моего бедного существования! Трибунал под председательством самого сатаны не мог бы произнести такого холодного, нечеловеческого приговора… Август-язычник, ссылая Назона к диким гетам, не запретил ему писать и рисовать. А христианин Н[иколай] запретил мне то и другое. Оба палачи».
Солдатскую казарму Шевченко называл «незамкнутой тюрьмой». Он видел, что его хотят превратить в солдата, т. е. в «бессловесное животное», в «бездушную машину». «…А я у них в кулаке сижу,— писал Шевченко к С. С. Гулак-Артемовскому 30 июня 1856 г.,— давят, без всякого милосердия давят, а я обязан еще и кланяться, а то вдруг возьмут и раздавят, как вошь между ногтей».
Оренбургский климат разрушительно действовал на здоровье поэта. В письмах к друзьям он неоднократно говорит об этом. Так, в письме А. И. Лизогубу он писал: «…Болею с того дня, как привезли меня в этот край; ревматизм, цынгу перенес, слава богу, а теперь зубы и глаза так болят, что не знаю, куда деться.» В письме к В. В. Жуковскому Шевченко сообщал; «И скорбут и казарменная жизнь совершенно разрушили мое здоровье… а меня посылают опять на Сыр-Дарью… Для моего здоровья этот поход самый убийственный…»
В таких ужасных условиях у Тараса Григорьевича иногда проявлялись нотки тягостного, безысходного настроения, как это видно, скажем, из его стихотворений: «А мы все думаем, решаем» (1847), «Сам удивляюсь. Кто ответит…» (1847), «Ой, гляну да погляжу…» (1848), из некоторых его писем к друзьям. На этом спекулируют разного рода враги революции, пытаясь изобразить поэта раскаявшимся грешником. Но это только отдельные моменты, которые вовсе не характерны для его настроения в целом.
Находясь в ужаснейших условиях, в «вертепе мерзости», среди «его пьяных разбойников» — дворян-офицеров, Тарас Григорьевич не пал духом. Несмотря на строжайший надзор, рискуя подвергнуться еще более тяжелым преследованиям, он и в солдатской неволе продолжал заниматься своим любимым творчеством; он написал немало стихотворений и до двадцати повестей на русском языке.
«…Несмотря на всемогущее бесчеловечное запрещение, я все-таки втихомолку кропаю,— пишет он в дневнике.— И даже подумываю иногда о тиснении (разумеется, под другим именем)… Право, странное это неугомонное призвание».
Как видно из поэмы «Марина» (1848), Шевченко предвидел опасность, какая ему угрожает, в случае изобличения его в сочинении стихотворений, за которые его преследует царская власть, как за разбой на большой дороге.
В 1848—1849 гг. Шевченко был взят в экспедицию по исследованию Аральского моря; в его задачу входило делать различные зарисовки. Начальник экспедиции офицер Бутаков по-дружески относился к Шевченко. Пребывание на море обогатило естественнонаучные знания Шевченко и несколько облегчило его моральные страдания. Но все же и в это время он не переставал чувствовать себя как в «незамкнутой тюрьме».
В 1850 г. Шевченко вновь был подвергнут аресту и обыску по доносу за нарушение царского приказания о воспрещении писать и рисовать. Положение его снова сильно ухудшилось. Тяжелые моральные переживания усиливались еще и тем, что царская жандармерия подвергла преследованию тех, кто осмеливался вести переписку с политическим ссыльным. В частности, строгое предупреждение от шефа жандармов графа Орлова получила княжна В. Н. Репнина, друг Шевченко.
Десять лет Тарас Григорьевич томился в ссылке, мужественно перенося «эту мрачную монотонную десятилетнюю драму». Только в 1857 г. по ходатайству друзей ему удалось вырваться из солдатской неволи.
По пути возвращения домой — в Астрахани, в Нижнем Новгороде, в Москве, в Петербурге — всюду передовые люди восторженно встречали поэта-борца. «Земляки мои, большей частию кияне,— записывает он в дневнике,— так искренно, радостно, братски приветствовали мою свободу…»
В Москве Шевченко остановился у своего друга, русского артиста Щепкина, в гостеприимном доме которого было немало московской интеллигенции.
«В Москве,— отмечает Шевченко в дневнике,— более всего радовало меня То, что я встретил в просвещенных москвичах самое теплое радушие лично ко мне и непритворное сочувствие к моей поэзии».
Но особенно восторженный прием Тарасу Григорьевичу оказали его многочисленные друзья и знакомые и вообще почитатели его таланта в Петербурге, куда он прибыл в марте 1858 г. В письме к С. Т. Аксакову Шевченко писал: «…до сих пор еще не могу вырваться из восторженных объятий земляков моих. Спасибо им. Они приняли меня как родного, давно не виданного брата…»
Чернышевский, по воспоминаниям Д. Мордовцева, говорил: «Над Тарасовой головой взошла звезда, его теперь Петербург не знает где и посадить, чем и угощать» («Літ. наук вістник», 1902, червень, стр. 249.).
Прием, оказанный Тарасу Шевченко, в значительной мере был политической демонстрацией, выражением протеста против деспотических действий царского правительства, преследовавшего народного поэта — борца за свободу.
В Академии Художеств Шевченко занимался гравированием. В сентябре 1860 г. за свои работы он получил звание академика гравирования. Причем это нисколько не отвлекало его от литературной и революционной деятельности.
Ссылка не сломила Шевченко. Украинские помещичье-буржуазные националисты, утверждая противоположное, клевещут на поэта. Кулиш писал, что Шевченко в результате ссылки будто бы был «ослаблен и искалечен духом». В таком же духе в своей вступительной статье к «Кобзарю» клеветал на Шевченко и националист М. Славинский. В действительности же Тарас Григорьевич всю свою жизнь оставался стойким революционером.
В отдельных лирических стихотворениях Шевченко проскальзывали нотки уныния и безнадежности (например, в стихотворении «И молодость моя минула»). Но это настроение вовсе не связано с общественно-политическими убеждениями поэта. Возможно оно возникло под впечатлением разрыва Шевченко с Лукерией Полусмак, на которой он предполагал жениться. Вышеназванное стихотворение написано ровно через месяц после этого разрыва. Затем через день он написал стихотворение «Хотя лежачего не бьют», в котором ярко выражает свой революционный гнев против царизма. Стихотворение заканчивается словами: настанет время, когда люди «царя на плаху поведут». А еще через десять дней поэт создает стихотворение «І тут і всюди — скрізь погано», которое также пронизано твердой верой в то, что взойдет солнце и будет правда на земле.
По возвращении из ссылки в Петербург поэту было дозволено жить в столице под «строгим полицейским надзором» и при условии, «чтобы начальство Академии Художеств имело должное наблюдение, дабы он не обращал во зло своего таланта». Когда в июне 1859 г. Шевченко выехал к себе на родину, на Украину, вслед за ним полетели секретные письма с предписанием тайно вести за поэтом неустанную слежку. В июле 1859 г. Шевченко был арестован по обвинению в том, что занимался «богохульством» и говорил, «что не нужно ни царя, ни панов и попов».
Когда Шевченко решил перебраться на жительство на Украину в район г. Канев, киевский генерал-губернатор Васильчиков писал в III отделение: «Если бы Шевченко пожелал поселиться в здешнем крае, то я полагал бы отклонить его намерение», т. к. Шевченко «известен здесь, как человек, скомпрометировавший себя в политическом отношении».
Шевченко чувствовал, видел, что за ним все время следят, что его постоянно преследует царская жандармерия.
В одном из стихотворений, относящихся к этому периоду времени, поэт пишет:
О горюшко! о горе мне!
Где спрятаться — и сам не знаю:
Везде пилаты распинают,
Морозят, жарят на огне!
Тяжелые условия жизни и болезнь в ссылке сильно подорвали здоровье Тараса Григорьевича. В марте 1861 г. не стало поэта-революционера.
Похороны поэта как в Петербурге, так и на всем пути переноса его тела из Петербурга на Украину превратились в демонстрацию любви народа к великому поэту и протеста против царского правительства, преследовавшего великого поэта-борца.
В литературе о Шевченко были попытки «отыскать» среди западноевропейских мыслителей и литераторов идейных вдохновителей поэта-революционера. Эти попытки в конечном счете выражали неверие в самобытные творческие силы украинского народа, раболепие перед иностранщиной.
В действительности же в творчестве поэта-революционера и мыслителя нашли свое выражение страдания и гнев трудового народа, его ненависть к угнетателям.
«…Революционные мысли не могли не бродить в головах крепостных крестьян»,— писал Ленин (В. И. Ленин. Сочинения, т. 17, стр. 96.).
Эти мысли и отобразил Тарас Шевченко в своем творчестве.
Сын крепостного и сам крепостной, выкупленный из неволи, Шевченко с ранних лет жил среди народа и с молоком матери впитал в себя народную мудрость. Народные песни, сказания были одним из важнейших идейных источников его творчества. Поэт писал:
Наша дума, наша песня
Не умрет, не сгинет…
Вот в чем, люди, наша слава,
Слава Украины!
Конкретными выразителями этих народных дум, песен, сказаний выступали на Украине, главным образом, бандуристы, лирники, кобзари — странствующие певцы, они же и разносили народные песни по всей стране.
Действующим лицом многих поэтических произведений Шевченко является кобзарь, бандурист. Лирники, кобзари, бандуристы выступали на Украине не только в роли музыкантов,— они были своеобразными агитаторами. Кобзари жили в отрядах запорожских казаков, делили с ними горе и радость и потому пользовались всеобщей любовью и уважением. В условиях почти сплошной неграмотности народа кобзари, бандуристы были хранителями лучших народных преданий и традиций.
В поэме «Гайдамаки» Шевченко рассказывает о слепом кобзаре Волохе, который ходил с отрядами воинов. Кобзарь не только играл плясовые и веселые песни, но воспроизводил в представлении слушателей образы славных предков,— великих борцов, например, Богдана Хмельницкого, вдохновлял народ на патриотические подвиги.
Помещики рассматривали кобзарей как прямых соучастников вооруженных восстаний. Сохранились документы, свидетельствующие о том, что панский суд подвергал кобзарей смертной казни наравне со всеми активными повстанцами. Это, в частности, видно из так называемых «Коденских книг», являющихся собранием допросов, протоколов и судебных приговоров, а точнее говоря, записью зверской расправы, которой были подвергнуты многочисленные участники восстания гайдамаков 1768— 1769 годов. Среди казненных числятся и три известных бандуриста: Прокоп Скряга, Михайло Соковой и Василий Варченко («Киевская старина», апрель, 1882, стр. 161—166.).
В связи с усилением процесса закрепощения крестьянства в XVIII—XIX вв. большое распространение в списках получили сатирические произведения народного творчества, в которых изобличались пороки феодально-крепостнического общества, царского чиновно-бюрократического аппарата, лицемерие и корыстолюбие церковнослужителей.
Шевченко обобщил все богатство народного творчества. Отобрав из него все лучшее, передовое, поэт выступил в роли истинно народного кобзаря. Не случайно его стихи вышли в-печати под общим названием «Кобзарь».
Путешествуя в 1843 г. по Днепру, Шевченко записывает песни и рассказы об активных деятелях народных восстаний — Палия, Бондаренко, Левченко и других.
В августе 1846 г. поэт останавливается в Каменец-Подольске у учителя П. Чуйкевича и записывает там ряд народных песен. Разъезжая в 1859 г. по селам Украины, Шевченко заносит в дорожный альбом многие народные песни.
В повести «Близнецы» Шевченко говорил: «Я, как собиратель народных песен, много записал у него (Сокиры.— М. Н.) вариантов и самых песен, нигде мною прежде не слыханных» (IV, 26). В повести «Прогулка с удовольствием и не без морали» он писал: «Из Житомира послал я… юным прекрасным друзьям моим тетрадку малороссийских песен, записанных мною от подолян и волынян» (IV, 386).
Возвращаясь из ссылки в 1857 г. и проезжая пароходом по Волге мимо исторических мест, связанных с именем Степана Разина, Шевченко отмечает в своем дневнике: «Волжские ловцы и вообще простой народ верит, что Стенька Разин живет до сих пор в одном из приволжских ущелий близ своего бугра…».
Из беседы с лоцманом Шевченко узнает о том, что думает народ о Разине. Он сделал вывод о живучести в народе революционных традиций. Относясь к полученным сведениям одобрительно, поэт записывает у себя в дневнике о том, что Разин не был разбойником (V, 114—115).
Свое отношение к народному творчеству Шевченко выразил, в предисловии к предполагаемому в 1847 г. изданию «Кобзаря». В нем он критикует просветительски настроенных писателей-дворян, которые смотрят на народ свысока, стоят от него далеко и поэтому не могут понять его стремлений и чаяний. «…Э, нет, братики, почитайте вы думы, песни,—писал он,— послушайте как они (мужики.— М. Н.) поют, как они говорят между собою, шапок не снимая, или на дружеском пиру, как они вспоминают старину и как они плачут, как будто на самом деле в турецкой неволе или у польского магнатства цепи волочат…» (Тарас Шевченко. ПЗТ, т. I, стр. 375.).
В рецензии на «Кобзаря» Добролюбов писал: «Он близок к народной песне, а известно, что в песне вылилась вся прошедшая судьба, весь настоящий характер Украины; песня и дума составляют там народную святыню, лучшее достояние украинской жизни. В них горит любовь к родине, блещет слава прошедших подвигов… У Шевченко мы находим все элементы украинской народной песни» (Н. А. Добролюбов. Собрание сочинений в трех томах, т. III. Гослитиздат, 1952, стр. 540.).
Изучением народного творчества занимались и другие украинские писатели, например, Котляревский, Квитка-Основьяненко, Гребёнка, но только Шевченко поднял этот вопрос на принципиальную высоту. Без изучения народных дум, песен, сказаний, воспоминаний, словом, всего идейного наследия народа, нельзя быть народным поэтом, писателем, народным борцом,— такова точка зрения Тараса Шевченко.
Если мы учтем, что это было в эпоху крепостничества, когда народ был почти поголовно неграмотным, когда украинская литература только еще начинала зарождаться и оформляться, когда вместо церковной, непонятной для народа схоластики в народ только еще начало пробиваться живое украинское литературное слово, то мы поймем все историческое значение идей великого поэта и мыслителя.
Шевченко был чрезвычайно высокого мнения об украинском фольклоре. Кто-то, рассказывает он, сравнил наши исторические думы «с рапсодиями Хиосского слепца, праотца эпической поэзии» — Гомера. Такое сравнение вначале показалось поэту смешным, но затем, сопоставив украинские думы, например, «Иван Коновченко», «Савва Чалый», «Алексей Попович пирятинский» и другие с эпопеями Гомера, Шевченко пришел к выводу, что украинские исторические думы-эпопеи «так возвышенно-просты и прекрасны», что если бы воскрес «слепец Хиосский», да послушал бы хоть одну из них, то он разбил бы свою лиру «и поступил в михоноши к самому бедному нашему лирнику…».
Народная поэзия и поэзия Тараса Шевченко местами так тесно переплетаются, что трудно проследить, где кончается одно и начинается другое. Но это переплетение не следует, однако, понимать чисто механически. Шевченко не выступает в роли простого подражателя. Опираясь на богатое идейное наследие народа, он творчески перерабатывает его.