Загрузка...I
Для того чтобы одолеть революцию и возродить Россию, необходимо очистить души — во-первых, от революционности, а во-вторых, от черносотенства.
От черносотенства?.. Но разве за этим словом скрывается какая-нибудь реальность? Разве теперь, после революции, после массового отрезвления и поправения, можно говорить о «черносотенстве»? Разве нс оказалось (спросит иной, ожесточенно и безмерно правеющим обыватель), что «правые» во всем были правы?
Нет, этого совсем не оказалось. Справа допускались великие упущения и поддерживались совершенно больные уклоны, на радость и на укрепление революционном ле визны. И слово «черносотенство» не только не обессмыслено, но обозначает по-прежнему одну из причин революции в прошлом и одну из величайших опасностей в будущем. И это необходимо понять и продумать до конца.
Черносотенство есть противогосударственная, корыстная правизна в политике.
Это совсем не означает, что всякая правизна есть черносотенство; только пристрастная, инсинуирующая полемика левой печати может изображать дело так, что все правые суть люди своекорыстные, холопы и жадники. Можно не ценить демократию и отрицать парламентаризм — совсем не из классовой, или групповой, или личной корысти, а из любви к родине, именно ради всенародного, общеклассового, национального интереса; и вся благородная правая публицистика в России именно так всегда и ставила этот вопрос. Дело обстоит совсем не так, что всякий «недемократ» есть тем самым «черносотенец», но так, что всякий, предпочитающий свою корысть благу государства и родины и проводящий ее на политически-правых путях — есть черносотенец именно постольку, поскольку он это делает. Вопрос решается совсем не политической правизной, а ее программным наполнением; не тем государственным строем, который человек считает необходимым, или лучшим, а тем интересом, ради которого он его отстаивает и одобряет. Словом, это вопрос цели, а не средства, вопрос политического содержания, а не политической формы.
Правая политика может быть черносотенной, но может и не быть черносотенной; и при этом она не должна быть и не смеет быть черносотенной.
Государство и государственная власть суть учреждения не классовые, а всенародные; их задача в созидании общего блага, а не личного, не частного и не классового. Люди могут расходиться в понимании общего блага, но не смеют ставить чью бы то ни было частную корысть выше интереса родины. И если они это делают, то они разрушают государство и родину, безразлично — делают это правые или левые.
Если корыстная политика справа есть черносотенство, то корыстная политика слева есть большевизм, это явления политически однородные, ядовитые и разрушительные; и притом обе эти склонности могут укрываться и в оттенках.
Если черносотенец служит личному интересу, то он карьерист; но черносотенному карьеризму соответствует слева — революционный и большевистский карьеризм. Если черносотенцы служат групповому интересу, то они создают власть правой клики; понятно, что правлению черносотенной клики соответствует слева правление революционной и большевистской клики. И точно так же классовой диктатуре справа соответствует классовая диктатура слева. И в этом смысле можно было бы сказать, что большевики суть «черносотенцы слева», а черносотенцы суть «большевики справа».