Загрузка...
Когда мы ведем поиск в неверном направлении, то естественно, не находим, того, что ищем. Худшим итогом неверных поисков — в данном случае поисков причин вместо следствий — является произвольный, случайный характер результата. Такой произвол ничем не ограничен. «Интерпретации» получаются какие угодно. В итоге — множество противоречивых теорий и отсутствие единой точки зрения. Заведомо ясно, что постоянный конфликт теорий государства сам по себе доказывает, что проблема поставлена неправильно. Дело в том, как мы уже отмечали, что основные факты политической деятельности, как бы сложны они ни были, как бы сильно они ни варьировались в зависимости от места и времени, — лежат на поверхности. Это факты человеческого поведения, доступные наблюдению. Наличие множества противоречащих друг другу теорий — обстоятельство обескураживающее с точки зрения самих этих теорий — становится легко объяснимым, как только мы поймем, что все эти теории, несмотря на их взаимные разногласия, коренятся в одной общей ошибке. Суть проблемы они видят в поиске причинных факторов, а не следствий из них.
Руководствуясь подобным подходом и постулатом, некоторые теоретики приходят к выводу, что каузальность относится к метафизическому nisus природы; и тогда государство объясняют в терминах «сущности» человека, реализующей себя в качестве цели совершенного Общества. Другие, движимые иными предубеждениями и пристрастиями, находят искомое авторство государства в божественной воле, воспроизводящей посредством падшего человечества образ божественного порядка и справедливости, насколько позволяет этот испорченный материал. Третьи находят искомый источник во встрече индивидуальных воль, носители которых объединяются и создают государство на основе договора и принятия на себя обязательств во взаимной лояльности. Четвертые находят его в автономной и трансцендентной воле, воплощенной во всех людях как универсальное начало их единичного существования, — воле, чья внутренняя сущность диктует создание внешних условий, в которых воля может обнаружить свою свободу. Есть и такие, кто обнаруживает этот источник в том факте, что сознание и разум суть или атрибут реальности, или сама реальность, и рассматривают различие и многообразие сознаний, индивидуальностей как иллюзию, присущую чувственности, как простую видимость в отличие от монистической реальности разума. Поскольку столь различные точки зрения проистекает из общей для них всех ошибки, то все они стоят друг друга, и ни одна из них не лучше другой; какая из них будет принята — это зависит от случайных привходящих обстоятельств, связанных с образованием, темпераментом, классовыми интересами, главнейшими событиями века. Разум при этом вступает в игру только для обоснования принятой точки зрения, а не для анализа последствий человеческого поведения и выработки соответствующих политических представлений. Давно известно, что прогресс натурфилософии всегда следовал за интеллектуальной революцией. Это выражалось в отказе от поисков первопричин и особых сил, в переходе к анализу того, что и как реально происходит. Политической философии еще предстоит со всей серьезностью и глубиной усвоить это урок.
Неспособность понять, что суть проблемы в тщательном и всестороннем учете и изучении последствий человеческой деятельности (включая небрежность и бездеятельность), а также в выработке мер и средств контроля за этими последствиями, — не сводится лишь к выдвижению соперничающих и несовместимых теорий. Эта неспособность приводит также к извращению взглядов тех, кому до некоторой степени удалось приблизиться к истине. Мы утверждали, что всякий сознательный выбор и план в конечном счете есть дело конкретных людей. Из этого наблюдения делались совершенно ложные выводы. Те, кто все еще мыслит в терминах каузальных сил, делают на основании указанного факта тот вывод, что государство и общество — суть фикции, под маской которых скрываются частные стремления к власти и высокому положению. Не только государство, но и само общество тем самым рассыпается в бессвязную совокупность разрозненных желаний и воль. Согласно такой логике государство понимается исключительно как орудие угнетения, порождаемой произволом власти. Оно держится на обмане и объединяет силь! отдельных людей в одну массовую силу, которой индивид не способен сопротивляться; такое объединение есть вынужденная, отчаянная мера, поскольку единственной альтернативой ей может быть лишь война всех против всех, делающая жизнь безнадежной и беспощадно-жестокой. Таким образом, государство предстает либо монстром, которого нужно уничтожить, либо Левиафаном, которого нужно заботливо лелеять. Короче говоря, под влиянием исходной ошибки, будто проблема государства связана с поиском каузальных факторов, возникает индивидуализм в качестве одного из философских «измов».
Но притом, что данная доктрина ложна, она все-таки строится на некоторой фактической основе. Желания, выборы и цели коренятся в конкретных единичных индивидах. Поведение, в котором проявляются пристрастия, стремления и принятые решения — это поведение все тех же индивидов. Но только леностью мысли можно объяснить наш вывод о том, что коль скоро мышление и решение индивидуальны по своей форме, то и по своему предметному содержанию они тоже суть нечто сугубо личностное. Даже если «сознание» является всецело частным явлением, как то полагает индивидуалистическая традиция в философии и психологии, все же верно и то, что сознание — это всегда сознание объекта, а не самого сознания. Ассоциация — в смысле соединяющей связи и сочетания — является «законом» всего сущего, насколько оно нам известно. Действуют отдельные сущности, но они действуют совместно. Нам неизвестно ничего такого, что пребывало бы в полной изоляции. Все в единстве с чем-то другим. Это «в единстве» такого рода, что поведение действующего изменяется благодаря взаимосвязи с другими действующими. Есть такие деревья, которые могут расти только в лесу. Воспроизведение вида зависит от жизнедеятельности насекомых, благодаря которым происходит оплодотворение. История жизни каждой отдельной клетки обусловливается ее связями с тем, как ведут себя все остальные клетки. Поведение электронов, атомов и молекул — все это примеры, демонстрирующие вездесущность принципа взаимосвязанности всего и вся.
В самом факте подобного единения, заключающегося в согласованном функционировании отдельных элементов, нет ничего загадочного. Нет смысла задаваться вопросом о том, каким путем пришли к единению отдельно взятые предметы. Единение — это способ бытия всех и каждого. Если в этом факте и есть что-либо, нуждающееся в дальнейшем уяснении, то это вопрос о том, почему наша вселенная именно такова, какова она есть. Данной загадки нам не разгадать, не выходя за пределы самой этой вселенной. Но стоит обратиться за разгадкой к внешнему источнику, как тут же найдется какой-нибудь не блещущий оригинальностью логик, который заметит, что объяснить что-либо происходящее в рамках данного универсума способен лишь тот, кто так или иначе с этим универсумом связан. Таким образом, мы вновь вернемся к исходному пункту нашего рассуждения: к факту взаимосвязанности всего и вся как некой изначальной данности.
Вместе с тем, что касается взаимосвязанности людей, то здесь существует и разумная постановка вопроса — таковой является не проблема возникновения взаимосвязей между отдельными людьми или отдельными существами, а вопрос о том, в чем заключается специфика человеческих взаимоотношений, столь рознящая человеческое сообщество от скопления электронов, группы деревьев в лесу, роя насекомых, отары овец или созвездия небесных тел. Стоит задуматься над этим различием, как перед нами во всей очевидности возникает тот факт, что последствия совместной деятельности обретают новое значение, коль скоро они становятся объектом наблюдения. Ибо внимание к результатам взаимосвязанных усилий заставляет людей размышлять над самой этой взаимосвязанностью, привлекает к ней их интерес. И каждый из людей начинает действовать, сообразуясь с существующими связями — с тем, что он о них знает. При этом индивид, так же как и прежде, остается субъектом мышления, желаний и целеполагания, но содержание его мышления [желаний и целеполагания] является следствием того, как реагируют он на мышление [желания и целеполагание] других, и того, как другие реагируют на его мышление [желания и целеполагание].
Всякое человеческое существо появляется на свет младенцем, последнему же присуща незрелость, беспомощность, зависимость от других. И то, что многие из этих несамостоятельных существ достигают зрелости, является свидетельством той или иной степени заботы о каждом из них, присмотра за ними со стороны окружающих. Зрелые, более приспособленные существа сознают, как влияет их деятельность на поступки молодых людей. Они не то чтобы сотрудничают с этими молодыми людьми — скорее, между ними и молодым поколением имеет место то особое единение, которое свидетельствует о заинтересованности старших в оказании определенного воздействия на жизнь и развитие молодых людей.
Обеспечение физического выживания молодого поколения представляет собой лишь одну из сторон тех интересов, которые определяют собой последствия совместной жизнедеятельности людей. Столь же сильно старшее поколение заинтересовано и в том, чтобы обучить еще не повзрослевших индивидов определенному, привычному образу мышления, чувствования и поведения. Не последним в этом смысле является стремление научить молодежь самостоятельно сообразовывать собственные суждения, целеполагание и выбор с тем, что подсказывает им совместная деятельность членов сообщества и последствия таковой деятельности. На деле заинтересованность в этом слишком часто выливается в попытки заставить молодежь полностью копировать убеждения и устремления взрослых. Уже одно это показывает, что хотя способность думать, желать и решать дана единичным существам, то, о чем эти существа думают и чего желают — то есть само содержание их убеждений и намерений — подсказывается жизнью в сообществе. Таким образом, человек существует в обществе не только de facto: самим складом собственных идей, чувств и всего своего сознательного поведения он формируется как социальное животное. Все то, во что он верит, на что надеется, к чему стремится, есть результат единения и взаимодействия с другими. Единственное, что способно привнести неясность и загадочность в факт воздействия сообщества на желания и действия индивида — это усилия отыскать некие особые, исконные силы, ответственные за возникновение общества, будь то инстинкты, волеизъявления, практический разум (личный, либо имманентный, универсальный) или же какая-то внутренняя, метафизическая, социальная сущность или природа. Все эти понятия не способны ничего прояснить, так как сами они обладают еще большей загадочностью, чем те факты, которые они призваны интерпретировать. Созвездие планет составило бы сообщество в случае, если бы каждая из планет сознавала свою связь с поведением других членов созвездия и могла пользоваться этим знанием для управления собственным поведением.