Загрузка...Тема «собственного» (вплоть до оформления «собственного» как концепта) прямым образом была затронута в работах Ж. Деррида 60-х гг., таких как «Голос и феномен» (См.: Деррида Ж. Голос и феномен. СПб., 1999.), «О грамматологии» (См.: Деррида Ж. О грамматологии. М., 2000.), «Насилие и метафизика» (См.: Деррида Ж. Насилие и метафизика (эссе о мысли Эммануэля Левинаса) / / Деррида Ж. Письмо и различие. С. 99-196.) и др. Речь в них, однако, идет о том, что в качестве скрытого мотива эта тема традиционно присутствует в текстах философов, что и позволяет ей оформиться, стать зримой в ходе деконструкции Жаком Деррида отдельных приемов и уловок мышления Э. Гуссерля, К. Леви-Стросса, Ж.-Ж. Руссо, Э. Левинаса.
Заметим, в качестве наиболее общего и предварительного утверждения, что интерес к теме «собственного» возникает у Ж. Деррида в контексте решения вопроса о возможности преодоления метафизики в мышлении. Мотив преодоления (Überwindung) метафизики и ограничения ее рамками определенной эпохи и характеризующего ее способа мыслить последовательно проводился М. Хайдеггером во многих его работах, начиная с «Бытия и времени» (В качестве примеров позднейшего (после «Бытия и времени») обращения к этой теме см.: Хайдеггер М. Изречение Анаксимандра // Хайдеггер М. Разговор на проселочной дороге. М., 1991. С. 28-68; Он же. Преодоление метафизики // Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления. М., 1993. С. 177-192; Он же. Введение к: «Что такое метафизика?» // Там же. С. 27-36; Хайдеггер М. Послесловие к: «Что такое метафизика?» // Там же. С. 36-41.; Он же. Учение Платона об истине // Там же. С. 345-361; Он же. Тезис Канта о бытии // Там же. С. 361-381 и др.). Поскольку у Э. Гуссерля речь также идет о «преодолении метафизики» (в значении освобождения феноменологического анализа от неконтролируемых презумпций), что позволяет говорить о наследовании М. Хайдеггером основного интереса феноменологии Э. Гуссерля, то задачей Ж. Деррида в работе «Голос и феномен» становится не столько контроль за соблюдением феноменологией своих исходных намерений, сколько возобновление самой проблемы возможности преодоления. «Предметом нашего исследования, — отмечает Ж. Деррида во «Введении» к этой работе, — будет не то, могло ли некоторое метафизическое наследство тут или там ограничивать бдительность феноменолога, но действительно ли феноменологическая форма этой бдительности больше не контролируется со стороны самой метафизики?» (Деррида Ж. Голос и феномен. С. 13.).
В известном смысле Деррида здесь лишь воспроизводит сомнения Хайдеггера, полагавшего, что гуссерлевская критика остается продолжением метафизики. При этом сам Хайдеггер отнюдь не становится для Деррида в свою очередь предметом подобных же сомнений (Действительно, «рассматривая эти проблемы (начальную точку, найденную в предпонимании смысла слова, привилегию вопроса «что есть?..», отношение между языком и бытием или истиной, принадлежность к классической онтологии и т.д.), лишь при поверхностном прочтении можно сделать заключение, что сами его [М. Хайдеггера. — А.Д.] тексты попадают под его собственные возражения. Мы, напротив, думаем, что никому еще так хорошо не удавалось избегать их» {Деррида Ж. Голос и феномен. С. 40, текст сноски).). Ж. Деррида, разоблачитель метафизики присутствия, частый критик Э. Гуссерля, не может, однако, упрекнуть и М. Хайдеггера в том же, в чем постоянно упрекает Гуссерля, а именно, в отождествлении легитимирующего первоначала в мышлении (некоторой исходной точки в обосновании) с моментом полноты присутствия настоящего. Ж. Деррида уделяет много внимания колебаниям гуссерлевской аргументации, не могущей изменить своему «метафизическому» мотиву подчинения ретенциональных и протенциональных переживаний форме «живого восприятия». И только при поверхностной аналогии хайдеггеровское Dasein может быть истолковано как момент полноты наличия, подобно форме «живого настоящего» или «самопрезентации сознания» у Э. Гуссерля. Напротив, здесь, в рамках критики «метафизики наличия», Деррида вполне солидарен с Хайдеггером, и сама его деконструкция текстов Гуссерля возможна лишь на фоне хайдеггеровской интерпретации европейской метафизики как «философии сознания», истолковывающей бытие в форме представляющего и представленного себе (и в такой форме наличного) сущего. Важный комментарий на этот счет содержится в «Различании»: «Точно так же, как категория субъекта не может и никогда не могла мыслиться без отсылки к присутствию как упокейменону или как усии и т.д., так и субъект как сознание никогда не мог заявить о себе иначе, нежели как о самоприсутствии. Тем самым привилегия, дарованная сознанию, означает привилегию, дарованную присутствию настоящего; и даже если описывать трансцендентальную временность сознания с той же глубиной, с какой это делал Гуссерль, возможность синтеза и непрестанного собирания следов даруется именно «живому настоящему»… Эта привилегия есть эфир метафизики, стихия нашей мысли, какою она в языке метафизики схвачена» (Деррида Ж. Различение // Деррида Ж. Письмо и различие. С. 391.).
В ряде мест Ж. Деррида открыто признает близость характера производимой им работы тому делу, которое М. Хайдеггер мог бы называть своим. Так, определяя природу, смысловые особенности, границы применимости и пределы мыслимости вводимого им понятия «differance», Деррида замечает, что «между различением как выжиданием-овременением, которое нельзя более мыслить внутри горизонта присутствующего, и тем, что М. Хайдеггер говорит в «Бытии и времени» об овременении как трансцендентальном горизонте вопроса о бытии, который нужно освободить от традиционной метафизической доминации со стороны присутствующего и настоящего, имеется тесная связь, даже если она и не исчерпывающа и не безусловно необходима» (Деррида Ж. Различание. С. 384.). Ж. Деррида также в связи с именем М. Хайдеггера и производимой им в «Бытии и времени» работой признает необходимость «утверждать присутствие», но лишь в роли «определенности» и «следствия», действующих «внутри системы, которая является уже не системой присутствия, но системой различания» (Деррида Ж. Различание. С. 391.). Это именно та «система», в которой М. Хайдеггеру, по признанию Ж. Деррида, так хорошо удавалось удерживаться и противоречий с которой ему удавалось избегать как никому другому. — Но «это, конечно, не значит, что впоследствии их можно избегать» (Деррида Ж. Голос и феномен. С. 40 текст сноски.), — добавляет Ж. Деррида.
Так что же это за необеспеченное место, которое достается Ж. Деррида, та позиция, которая после М. Хайдеггера не обязательно наследует успеху его письма? В более общем виде это вопрос о том, какое место необходимо «оставляет» (здесь это не активная форма и не выражение какого-либо намерения) М. Хайдеггер философии, которая не является хайдеггеровской, но которая, именно как философия, должна себя мыслить связанной с ней одной историей, формой истории-философии.
Итак, хайдеггеровское письмо, согласно Ж. Деррида, безупречно с точки зрения соответствия его собственным намерениям — намерениям «избежания». Но, очевидно, некоторая «негарантированность» хайдеггеровского успеха заставляет Ж. Деррида возобновить ряд проблем, которые он не всегда называет «хайдеггеровскими». Не является ли эта параллельная хайдеггеровской работа свидетельством скрытого спора с «безупречной» онтологией М. Хайдеггера? Спора относительно возможности ее продолжения и радикализации (Примером того, как Ж. Деррида зачастую доводилось «наследовать» хайдеггеровским темам и встречаться с затруднением различения своего собственного интереса, служит следующее примечание к тесту «Голоса и феномена»: «Уже, кажется, очевидно, что, хотя мы и обращаемся в решительных местах к хайдеггерианским мотивам, мы главным образом предпочитаем поднимать вопрос, касающийся отношений между logos и phone и касающийся притворной нередуцируемости определенных словесных единств (единства слова «бытие» или других «фундаментальных слов»), утверждения, в то время как хайдеггеровская мысль не всегда поднимала те же вопросы в качестве метафизики присутствия». (Деррида Ж. Голос и феномен. СПб.: Алетейя, 1999. С. 99.) Мы останавливаемся на работах «раннего» Деррида, периода его активной деконструкции гуссерлевской феноменологии (60-е гг.) и не рассматриваем его позднейшие работы, прямо посвященные М. Хайдеггеру («De I/Esprit», «Geschlecht I, И»), где его позиция была выражена более полно и прямо, но на совершенно ином материале.). Необходимо, вслед за Деррида, поставить вопрос об этой возможности, в настоящем случае — дерридеанской.
Еще раз отметим, что линия наследования Ж. Деррида хайдеггеровскому интересу преодоления метафизики открыто декларируется самим Деррида и хорошо известна исследователям (Д.А. Силичев приводит наиболее крайний взгляд на характер этой зависимости, воспроизводя реплику Л. Ферри и А. Рено: «Деррида — это Хайдеггер плюс стиль Дерриды» (Силичев Д.А. Ж. Деррида: деконструкция, или философия в стиле постмодерн // Философские науки. 1992. Nc 2. С. 108).), однако точки размежевания между Деррида и Хайдеггером все еще могут быть подвергнуты различной интерпретации и уточнению. Так, например, И.П. Ильин достаточно коротко представляет этот момент как нежелание Деррида следовать хайдеггеровскому «стремлению найти путь к «истине бытия»» (Ильин И.П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М., 1996. С. 18.). По словам Н.С. Автономовой, маркирующей это различие в терминах семиотики, М. Хайдеггер «не свободен от логоцентризма», поскольку все еще предполагает усматривать автономное означаемое до всякого означающего: «Хайдеггер взывает к голосу бытия, но признает этот голос беззвучным, бессловесным, а-фоничным» (Автономова Н.С. Деррида и грамматология // Деррида Ж. О грамматологии. М., 2000. С. 34.). Тем самым в отношении метафизики наличия позиция Хайдеггера остается двусмысленной: с одной стороны (все еще в духе метафизики), он оставляет за бытием его собственный «голос», но,
с другой стороны, и не позволяет ему прозвучать (присутствовать) в каком-либо знаке языка. В связи с этим Н.С. Автономова и говорит о «компромиссе» Хайдеггера: «Он пишет слово «бытие», перечеркивая его крестом… И тогда оказывается, что смысл бытия — не трансцендентальное означаемое, а некий след» (Автономова H. С. Деррида и грамматология // Деррида Ж. О грамматологии. М., 2000. С. 34.).
Но насколько «бескомпромиссным» в этом смысле является Ж. Деррида, вводящий неографизм «differance»? С целью более полно продемонстрировать характер расхождения его позиции с хайдеггеровской мы и задействуем понятие «собственного», которое обычно не привлекает к себе специального внимания исследователей (Так, австрийский исследователь П. Энгельманн, отмечая, что Деррида сам, «в прояснение своей дистанции по отношению к Хайдеггеру», подчеркивает свое неприятие понятия «собственное» у Хайдеггера, предпочитает все же сделать акцент на другом предмете их расхождения — понятии «первоначала» (истока, Ursprung) (Engelmann P. Dekonstruktion als Wissenschaftskritik: Heidegger und Derrida // Zeitkritik nach Heidegger. Essen, 1989. S. 52). Так же и Н.С. Автономова в обширном введении к тексту «О грамматологии» (см.: Автономова H. С. Деррида и грамматология // Деррида Ж. О грамматологии. С. 7-107), приводя перечень наиболее значимых для этого текста Ж. Деррида тем и понятий, отмечает лишь семантические особенности ряда «propre», «propriété», «proprement», оттенки значения, возможно, ускользающие при переводе. А.В. Гараджа в обзоре «Критика метафизики в неоструктурализме» также лишь констатирует: «Иерархизация пары освоение/отсвоение [т.е. Егeignis/ Enteignis— хайдеггеровских понятий с основой «eigene» («собственное»).— А.Д.] с присуждением первенства освоению — вот то, что Деррида не принимает в хайдеггерианстве. Сюда же примыкают все его рассуждения об имени собственном…» [Гараджа А.В. Критика метафизики в неоструктурализме: (По работам Ж. Дерриды 80-х гг.): Науч.-аналит. обзор / АН СССР. ИНИОН. Отд. филос. наук. М., 1989. С. 18).).