Цель рода человеческого

Чтобы разрешить проблему цели, Данте очень искусно воспользовался подлинно аристотелевским и томистским принципом: если человек — общественное животное, то потому, что городская жизнь (la vie de la скё), позволяющая организовать сотрудничество, совершенно необходима для его полного развития. Данте тем усерднее искал своей отправной точки, что св. Фома, особенно настаивавший на необходимости объединения интеллектуальных ресурсов отдельных людей, заключил из этого, что лучший политический режим — это правление одного человека. Тем не менее св. Фома был настолько далек от мысли об абсолютной монархии, что закончил свое рассуждение следующими словами: «Из вышесказанного вытекает, что царь есть тот, кто управляет множеством народа одного города или провинции в целях общего блага. Посему и сказал Соломон в Екк 5:8: «Universae terrae rex imperat servienti»». Даже если слова «universa terra» св. Фома не относит ко всей территории государства или провинции, то в этом отрывке он думает, прежде всего, о совместной работе умов; и это подтверждает контекст, где говорится о необходимости предоставить людям материальный комфорт, в котором они нуждаются. Данте идет значительно дальше этих «necessaria vitae» , которые, по крайней мере, в его время, не требовали совместного применения сложных современных технических приемов, основанных в свою очередь на универсальности наук. Чтобы найти требование универсальности у Аристотеля, Данте должен был обратиться к человеческому интеллекту.

В действительности, универсальное общечеловеческое сообщество появляется как необходимость, если оно По своей сущности требуется для достижения человеком его конечной цели. А человек отличается от всех прочих существ тем, что он наделен разумом, т.е. дискурсивной способностью, позволяющей усваивать новые интеллигибельные знания на основе понимания (intellection) изначальных принципов познания. Человек обладает интеллектом, называемым «возможным», который есть способность последовательно усваивать интеллигибельные знания благодаря свету действующего интеллекта. Другими словами, человек не есть ни чистый действующий интеллект, каковыми являются ангелы, ни носитель простого животного чувствования, каковыми являются звери. Но он отличается от зверя этим своим возможным интеллектом, который возводит его на уровень рационального познания, и отличается от ангела тем же самым возможным интеллектом, без которого он не был бы способен к рациональному познанию. Если можно сказать, что возможный интеллект возвышает человека над животным и делает его ниже ангела, то именно он отличает человека как разумное животное и определяет его как отдельный вид между неразумными животными и ангельскими Интеллигенциями.

Допустив это, представим себе человеческих индивидов, каждый из которых наделен своим возможным интеллектом. Каждый из них попытается приобрести определенный объем знаний, пользуясь способностями своего разума, но то, что он сумеет приобрести из интеллигибельных познаний, составляет лишь ничтожную часть всего интеллигибельного знания, доступного человечеству как виду. Ни один индивид, ни одна отдельная группа людей не может актуализировать это тотальное знание одновременно. Претендовать на это имеет право только весь человеческий род как единое целое, но он может рассчитывать на успех только при условии, что существует как универсальное сообщество, наделенное собственным бытием некоего особого рода, которое осуществляет свою специфическую деятельность: «propria operatio humanae universitatis, ad quam ipsa universitas hominum in tanta multitudine ordinatur». Специфическая цель этой деятельности человеческого рода, взятого как целое, заключается в том, чтобы ни один индивид, ни одна семья, ни одна община, ни один город, ни одно государство не могли ее достигнуть, ибо речь идет о такого рода деятельности, что в каждый момент своего существования, благодаря множеству образующих его индивидуальных интеллектов, человеческий род постоянно актуализирует тотальную силу возможного интеллекта: «proprium opus humani generis totaliter accepti, est actuare semper totam potentiam intellectus possibilis».

В XIV в. доминиканец Гвидо Вернани (Vemani) пытался обвинить Данте в поддержке в данном случае положений аверроизма. Даже если он ошибался, нужно признать, что многое наводит на эту мысль, и я не уверен, что Вернани не обнаружил подлинную проницательность в этом тонком вопросе. Прежде всего, сам Данте ввел его в заблуждение, открыто сославшись на авторитет Аверроэса: «Et huic sententiae concordat Averrois in Commento super hiis quae de Anima». Понятая буквально, эта фраза означает, что Данте в этом пункте согласен с доктриной о единстве возможного интеллекта, т.е. с доктриной, которая допускает только единственный возможный интеллект для всего человеческого рода, как и учил Аверроэс в комментарии к трактату Аристотеля «О душе». <…>

Впрочем, нужно пойти дальше. Данте не цитировал бы Аверроэса в поддержку своих утверждений, если бы не думал в тот момент именно о нем и если бы идея, которую он тогда разъяснял, не была каким-то образом связана с аверроистской доктриной возможного интеллекта. Действительно, она связана с ней так четко, что не видно ничего другого, что могло бы подсказать подобную мысль. Аверроэс понимал возможный интеллект как единое существо, интеллектуальную субстанцию, отделенную от любого тела — короче, то, что в христианстве именуется ангелом; и он учил, что для отдельного человека познавать значит просто участвовать в том или ином знании этого интеллекта. Понимаемый таким образом, возможный интеллект Аверроэса предлагал для Данте своего рода индивидуальный человеческий род, единство которого было бы навсегда осуществлено конкретно, и который бы в каждый момент своего непрерывного существования актуализировал всю совокупность доступного человеку познания. Если познание — цель человека, то можно сказать, что в этом отделенном возможном интеллекте род человеческий вечно и постоянно обладал бы своею целью. Следовательно, чтобы создать собственное учение, Данте видоизменил тезис Аверроэса, объявив человеческий род, т.е. сообщество индивидов, существующих на земле в каждый момент времени, эквивалентом единого возможного интеллекта Аверроэса. И если он ссылался на Аверроэса, то потому, что нашел в аверроизме исходную точку, но это не означает, что он ее придерживался и далее.

Отметим, что в действительности утверждения Аверроэса и Данте принципиально различны. Аверроэс, для того чтобы полностью актуализировать возможный интеллект, предполагал некое существо; Данте, чтобы добиться того же результата, нужно было общество, то самое универсальное сообщество всех индивидуальных возможных интеллектов, что и составляет человеческий род. Если бы Данте в этом пункте принял аверроизм, его учение не имело бы даже права на существование, поскольку -с универсальным сообществом или без него — цель человечества была бы навечно достигнута в постоянстве отделенного возможного интеллекта. Когда Данте говорит об актуализации интеллектуальных возможностей всего человечества — «potentia totius humanitatis», то эти возможности предоставляет совокупность всех людей вообще: «universitas hominum» [совокупность людей] — вот как это следует понимать. Итак, речь у Данте идет о «multitudo», о множестве индивидов, которых универсальное человеческое общество сделает способными добиться своей цели, внушив ему необходимость единства; это единство представляет собой сущность отделенного возможного интеллекта Аверроэса, но человечество Данте им еще не обладает и достигнет его, лишь приняв объединительную гегемонию Императора.

Следовательно, совершенно невозможно утверждать, как это не раз делалось, что Данте здесь присоединяется к доктрине Аверроэса. Но остается верным, что Данте преобразует ее, причем с блистательной и поистине творческой оригинальностью. Он, в отличие от Аверроэса, не рассуждает подобно метафизику, который воспринимает единство как основанное на самой структуре вселенной; он рассуждает как социально-политический реформатор, как глашатай общества, которое нужно построить и которое он рассматривает как мирской двойник универсального религиозного общества, т.е. Церкви. Посредством такого человеческого общества человечество сможет достигнуть своей собственной цели. Данте утверждает это в самом начале своего произведения. Он выдвигает эту фундаментальную идею как ключ, открывающий его смысл: «Из того, что было разъяснено, становится очевидным, с помощью чего род человеческий лучше, или, точнее, лучше всего другого достигает того, что ему надлежит делать. А следовательно, было найдено и наиболее подходящее средство, которое приводит к тому, с чем все наши дела сообразуются, как со своею последнею целью, -всеобщий мир, полагаемый в качестве исходного принципа всех последующих рассуждений’. Вот что Данте считает своим исходным пунктом. Не будет универсального человеческого общества — не будет мира; не будет мира — и человек лишится возможности максимально развивать свою способность к познанию истины и, следовательно, возможности достигнуть своей цели. Вот точка отсчета, вот исходная очевидность, к которой сводится и на которой основывается все то, что он доказывает в «Монархии». Его философия становится, в сущности, философией реформатора: «Итак, поскольку предлагаемая здесь материя есть материя политическая, больше того, поскольку она является источником и началом правильных государственных устройств, а все политическое находится в нашей власти, очевидно, что предлагаемая материя предназначена не для созерцания, прежде всего, а для действия».

Так что было бы ошибкой, как часто случается в отношении Данте, приписывать ему философскую позицию, которую он преодолел и которой воспользовался, чтобы превзойди ее, и говорить, будто она была его собственной позицией. Разумеется, Данте чем-то обязан философии Аверроэса. Он действительно обязан ей идеей, и идеей замечательной, о единстве человеческого рода, в котором все человечество в каждый момент времени достигало своей цели; а она заключается в полном обладании интеллектуальным знанием, на которое способен человек. Но не следует возвращаться отсюда к тому, что эта идея предполагала у Аверроэса; следует лучше прислушаться к тому, что посредством нее возвещает Данте: создать общество ради мира, которого еще нет, для того чтобы достичь цели, которой человечество еще не достигло, ибо прежде чем идти к ней, человечество должно существовать. Данте солидарен с упоминаемыми им авторитетами только в той мере, в какой они подсказывают, готовят или подтверждают его собственное учение о наилучшем средстве достигнуть всеобщего мира, без которого род человеческий не сможет прийти к своей цели.