ВЛИЯНИЕ ПЕРЕДОВОЙ РУССКОЙ ОБЩЕСТВЕННОЙ МЫСЛИ НА ФОРМИРОВАНИЕ МИРОВОЗЗРЕНИЯ Т. Г. ШЕВЧЕНКО

1 Звезда2 Звезды3 Звезды4 Звезды5 Звезд (Пока оценок нет)
Загрузка...

В середине XIX в. выдающееся и ведущее место в развитии освободительного движения и передовой общественной мысли России принадлежит революционным демократам — Белинскому, Герцену, Чернышевскому, Добролюбову, отражавшим интересы революционного крепостного крестьянства, возглавлявшим борьбу против самодержавия и крепостничества. Они оказали громадное влияние на освободительное движение и на формирование передовой общественной мысли Украины.

Это историческое значение передовой русской общественной мысли отмечали лучшие, передовые деятели украинской культуры. Например, писатель-революционер И. Я. Франко, продолжавший традиции Шевченко и в своем развитии поднявшийся выше его, говорил: «…Народ московский создал великое государство, к которому так или иначе обращаются взоры всей Славянщины… Народ московский создал духовную, литературную, научную жизнь, которая также тысячными потоками беспрестанно влияет и на Украину…» (Иван Франко. Твори в двадцяти томах т. XVI. Кшз, 1956, стр. 139.).

Выяснение организационных, личных связей Шевченко с русскими революционными демократами представляет большие трудности, ввиду запрещения царской цензурой в свое время даже упоминать в прессе имя Шевченко, направленного в 1847 г. в ссылку, и имя Чернышевского, после расправы над ним, и имя Михайлова, и многих других. Все же советские исследователи проделали немалую работу, на основании которой можно сделать серьезные положительные выводы. Важнее, конечно, установить общность идейно-политических воззрений. Для этого теперь имеются вполне достаточные основания в связи с опубликованием более или менее полных собраний сочинений русских революционных демократов и Шевченко, многих архивных материалов.

Точно известно, что Шевченко читал журнал «Отечественные Записки», идейно возглавляемый Белинским. Это, в частности, видно из письма к нему Репниной от 9 декабря 1845 г., при котором она направляла два номера этого журнала. Основные идеи Белинского, которые он развивал в 40-х годах, то направление философского материализма и революционного демократизма, начало которому в истории русской передовой мысли положил Белинский, осмысливание значения и пропаганда метода критического реализма в литературе — все это, без сомнения, было школой для Шевченко.

Идеи о взаимоотношении между жизнью и поэзией, признание первичности жизни в борьбе с теорией «чистого искусства», подлинное понимание народности литературы, борьба за ее высокую идейность, утверждение того, что поэт, писатель имеет своей задачей не просто отображать конкретную жизнь, а активно вмешиваться в нее, влиять на ее развитие — все эти идеи, систематически развиваемые Белинским, находят свое полное и верное выражение в произведениях Шевченко. Этим следует объяснить то обстоятельство, что оценки Белинским творчества Пушкина, Лермонтова, Гоголя в основе своей совпадают с точкой зрения Шевченко.

Как уже было сказано, Белинский написал положительные рецензии на «Кобзаря» Шевченко. Но надо сказать и другое: у Белинского были и ошибки в его отношении к украинскому языку, к Шевченко, как украинскому поэту. Как видно из рецензий на такие произведения украинской литературы, как сборник «Снш, украшський новор!чник», сборник «Ласiвка» (1841), поэма «Гайдамаки» (1842), и из письма к П. В. Анненкову в декабре 1847 г., Белинский не понял всего значения языка формирующейся тогда украинской нации, роли и значения Шевченко, как национального украинского революционного поэта (В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений, т. XII, стр, 440.).

Выяснение причин этого отвлекло бы нас далеко в сторону от главного вопроса; важно подчеркнуть, что и в названных выше рецензиях Белинский с большим уважением относится к украинскому народному творчеству и к украинскому народу вообще. В рецензии на «Снш» он прямо говорит о том, что «стоит… чести» учиться украинскому языку для изучения «памятников народной малороссийской поэзии». То же самое в рецензии на «Ласт1вку» Белинский отмечает, что «памятники народной поэзии (украинской.— М. Н.) драгоценны, и сохранение их похвально». В этой же рецензии он писал: «Малороссия — страна поэтическая и оригинальная в высшей степени. Малороссияне одарены неподражаемым юмором; в жизни их простого народа так много человеческого, благородного… Прибавьте к этому азиатское рыцарство, известное под именем удалого казачества; вспомните тревожную жизнь Малороссии, ее борьбу с католическою Польшею и басурманским Крымом и Турцией,— и вы согласитесь, что трудно найти более обильного источника поэзии, как малороссийская жизнь» (В.Г. Белинский. Полное собрание сочинений, т. V, стр. 177.).

Белинский приветствовал выход в свет книги «История Малороссии» (Николая Маркевича), как выражение стремления к дружбе украинского и русского народов. «Народы начинают сознавать,— писал он,— что они — члены великого семейства человечества, и начинают братски делиться друг с другом духовными сокровищами своей национальности». Белинский особо подчеркивал важнейшее историческое значение воссоединения Украины с Россией, очень высоко оценивал деятельность знаменитого борца за это воссоединение Богдана Хмельницкого. «Слившись навеки с единокровной ей Россией,— писал он,— Малороссия отворила к себе дверь цивилизации, просвещению, искусству, науке… Вместе с Россией ей предстоит теперь великая будущность…» (В.Г. Белинский. Полное собрание сочинений, т. VII, стр. 45, 63, 64-65.).

Как и все русские революционные демократы, Белинский понимал, что «великая будущность» народов лежит на пути революционного свержения социального и национального гнета, что свободное развитие украинской нации, ее национальной культуры в интересах трудящихся возможно только при условии дружбы, свободного объединения с русским народом.

Что касается рецензии Белинского на «Гайдамаки», то в ней имеется одна очень важная мысль: он осуждает внимание Шевченко по преимуществу к прошлой истории украинского народа. Этим самым Белинский как бы подсказывает Шевченко мысль о необходимости переключиться с исторической тематики непосредственно на борьбу с язвами в современной жизни и, стало быть, сделать свою позицию политически более актуальной.

Рецензия на «Гайдамаки» написана в 1842 г., а 1843 г., как было уже отмечено, является для творчества Шевченко переломным в том смысле, что с исторической тематики в 1844— 45 гг. он переходит на злободневную тематику, направленную непосредственно против крепостничества и царизма.

Шевченко был лично знаком с Белинским. Как рассказывает в своих воспоминаниях редактор «Художественной газеты» А. Н. Струговщиков, у него на вечере 27 апреля 1840 г. вместе с другими литераторами, художниками и актерами были В. Г. Белинский и Т. Г. Шевченко («Русская старина», 1874, апрель, стр. 701—702.). Это не было случайной встречей. Струговщиков отмечает, что это был «наш кружок», который собирался систематически. Как видно из воспоминаний И. И. Панаева, Шевченко мог встречаться с Белинским также на вечерах у украинского писателя Гребёнки (См. И. И. Панаев. Литературные воспоминания. 1950, стр. 103. 105, 256.).

В творчестве Шевченко нет прямых сведений о том, читал ли он в 40-х годах произведения Герцена. Но не может быть никакого сомнения в том, что многое, если не все, что было опубликовано тогда Герценом в прессе, Шевченко читал и не мог не читать. В журнале «Отечественные записки», который, как было уже сказано, Шевченко читал, печатались такие знаменитые работы Герцена, как «Дилетантизм в науке» и «Письма об изучении природы». Не мог также Шевченко не читать и такого художественного произведения Герцена, как «Кто виноват?», напечатанного в «Отечественных записках» в 1845—1846 гг. То внимание, которое уделяет Шевченко Герцену в 50-х годах по возвращении из ссылки, убеждает нас, что Шевченко и в 40-х годах был знаком с творчеством Герцена.

Вырвавшись из солдатской неволи, еще в дороге Шевченко живо интересуется общественно-политической деятельностью Герцена и отзывается о нем с величайшим уважением. При всякой возможности, пользуясь помощью своих друзей и знакомых, Шевченко старается получить о Герцене те или иные сведения, прочитать его произведения, появлявшиеся тогда в России нелегально, пытается наладить с ним общение. В скором времени ему удается прочитать брошюру Герцена «Крещёная собственность», познакомиться с его литературным и общественно-политическим сборником «Полярная Звезда», в котором, кроме произведений Герцена и Огарева, печатались также запрещенные цензурой стихи К. Ф. Рылеева, А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова; Тарасу Шевченко удается прочитать «Колокол» Герцена, сборники «Голоса из России» (первые — два или три).

Еще будучи в Нижнем Новгороде, Шевченко записывает у себя в дневнике 11 октября 1857 г.:

«Поработавши, отправился я обедать к Н. К. Якоби. Вместо десерта он угостил меня брошюрой Искандера лондонского второго издания «Крещёная собственность». Сердечное, задушевное человеческое слово! Да осенит тебя свет истины и сила истинного бога, апостол наш, наш одинокий изгнанник!».

В этой брошюре, впервые опубликованной в 1853 г. и вышедшей в 1857 г. вторым изданием, Герцен писал: «…пока помещик не уморил с голоду или не убил физически своего крепостного человека, он прав перед законом и ограничен только одним топором мужика. Им, вероятно, и разрубится запутанный узел помещичьей власти» (А. И. Герце н. Собрание сочинений в тридцати томах, т. XII, стр. 104.).

Несколько позднее, 1-го октября 1858 г., в «Колоколе» Герцена было напечатано обращение к крепостным крестьянам, в котором говорилось: «Слышите ли вы, бедняки, нелепы ваши надежды на меня,— говорит вам царь. На кого же надеяться теперь? На помещиков? Никак,— они заодно с царем, й царь явно держит их сторону. На себя только надейтесь, на крепость рук своих: заостряйте топоры — да за дело…» (А. И. Герцен. Полное собрание сочинений и нисем, т. IX. Пб., 1919, стр. 592.).

В таком же духе 22 ноября того же года в стихотворении «Я на здоровье не в обиде» Шевченко призывал крестьянство не ждать свободы от царя, а самим точить топоры и готовиться добывать себе волю. Называя Герцена: «апостол наш», Шевченко тем самым признавал ведущую роль русских общественных деятелей в общей борьбе народов царской России.

В декабре 1857 г. в Нижний Новгород приехал из Москвы Воронцов и привез для Н. К. Якоби портрет Герцена, нарисованный свинцовым карандашом. Будучи опять у Якоби, Шевченко увидел этот портрет и скопировал его в своем дневнике, снова называя Герцена: «наш изгнанник, апостол», «святой человек». Будучи у своего знакомого Граиди, Шевченко читал «Полярную Звезду» Герцена за 1856 г. и сделал свою знаменитую цитированную в разделе о декабристах запись в дневнике, полную благоговения перед декабристами и ненависти к русскому царю. У своего знакомого Брылкина Шевченко достал и читал сборник Герцена «Голоса из России» (лондонское издание) 6-го февраля 1858 г. в Нижнем Новгороде на квартире у своей знакомой Шевченко впервые увидел четыре номера «Колокола» Герцена, привезенные вернувшимся из заграницы русским поэтом Шумахером. Борьба Герцена против издевательства деспотической царской власти и за освобождение крестьян от крепостной зависимости естественно вызывала у Шевченко восторженное отношение к Герцену. «Я в первый раз сегодня увидел газету,— записал он в дневнике,— и с благоговением облобызал».

Находясь затем проездом в Москве, Шевченко снова читает № 3 «Полярной Звезды» Герцена.

В дневнике 15 марта 1858 г. он отмечает, как важное событие, тот факт, что сын знаменитого русского актера М. Щепкина подарил ему два фотографических портрета А. И. Герцена.

При удобном случае Тарас Григорьевич старается засвидетельствовать лично перед Герценом свое величайшее уважение к нему. Когда его знакомый Н. Я. Макаров собирался ехать за границу, Шевченко в апреле 1860 г. направил Герцену письмецо следующего содержания:

«Посылаю вам экземпляр «Кобзаря», на всякий случай без надписи. Передайте его Александру] Ивановичу] (Герцену.— М. Н.) с моим благоговейным поклоном».

Всякая связь с Герценом, как с политическим эмигрантом, преследовалась по царскому закону как политическое преступление. Чтобы избежать полицейского преследования, Шевченко, из предосторожности, не сделал своей надписи на «Кобзаре», тем более потому, что и сам он находился под неослабным полицейским надзором. Герцен был очень высокого мнения о поэзии Шевченко. С появлением в свет «Кобзаря» он связывал начало нового направления в литературе Украины и считал, что оно сопутствовало выступлению в литературе Белинского (А. И. Герцен. Полное собрание сочинений и писем, т. XVI. СПб;, 1920, стр. 185.).

Стасов, по воспоминаниям художника Ге, передает следующий интересный отзыв Герцена о поэзии Шевченко. «Будучи у меня,— говорил Ге,— он попросил однажды: «Дайте что-нибудь русское почитать».— «Что же вам дать?—спросил я.— Вот Шевченко, перевод Гербеля.— «Дайте»,— отвечал он и взял. Возвращая, он сказал: «Боже, что за прелесть, так и повеяло нетронутой степью, это — ширь, это — свобода!» (А. И. Герцен. Полное собрание сочинений и писем, т. XIX. Пб., 1922, стр. 207.).

Как .видно из воспоминаний Е. Ф. Юнге, Герцен дал еще более яркую и четкую оценку общественного значения творчества Шевченко «Он тем велик,— сказал Герцен,— что он совершенно народный писатель, как наш Кольцов; он имеет гораздо большее значение, чем Кольцов, так как Шевченко также политический деятель и является борцом за свободу» (Е. Ф. Юнге, Воспоминания (1843—1860 гг.), изд. «Сфинкс» (год не указан), стр. 355.).

Восторженно отзываясь о Герцене и его заграничной деятельности, направленной против крепостничества, Шевченко все же не идеализировал Герцена, так как уже имел прочно сложившуюся позицию революционного демократа. Со свойственной ему проницательностью он видел и слабые стороны Герцена — его либеральные колебания. Это становится понятным из одной записи Шевченко в дневнике в октябре 1857 года. Будучи в Нижнем Новгороде, проездом из ссылки, Шевченко получил сведения, «что будто бы в Москве между молодежью ходит письмо Костомарова, адресованное на имя государя, письмо, исполненное всякой истины, и вообще пространное и разумнее,— отмечает Шевченко,— письма Герцена, адресованного тому же лицу» (подчеркнуто нами.— М.Н.).

Не может быть никакого сомнения, что речь идет об освобождении крестьян от крепостной зависимости. Оставляя вопрос открытым — было ли такое «письмо Костомарова» (Шевченко говорит понаслышке),— все же следует отметить, что в это время Костомаров был настроен явно по-либеральному. Для нас важно подчеркнуть другое: Шевченко был недоволен письмом Герцена к царю. Несомненно, речь идет о тех письмах Герцена либерального характера, о которых Ленин писал в статье «Памяти Герцена», называя их «слащавыми», и заявляя, что их «нельзя теперь читать без отвращения». Стало быть, еще в октябре 1857 г., до приезда в Петербург и до своего знакомства с Чернышевским, Шевченко подметил либеральные настроения у Герцена и осудил их.

Это обстоятельство, кроме всего прочего, свидетельствует о том, что, отмечая большое влияние на Шевченко русской передовой общественной мысли, нельзя этот вопрос решать упрощенно. Шевченко, безусловно, проявлял самостоятельность в своих взглядах и критическое отношение к воззрениям других деятелей, притом и в тех случаях, когда высказывал восторженные отзывы о них, как мы это видим на примере отношения к Герцену.

Когда Шевченко возвратился из ссылки, главой передовой русской общественности и властителем ее дум был Чернышевский, возглавлявший журнал «Современник». Шевчерко вскоре знакомится с Чернышевским и встречается с ним у Костомарова. Об этих встречах Костомаров сообщает в своей автобиографии («Русская мысль», 1885, июнь, стр. 33.). Тарас Григорьевич бывал также на даче у Чернышевского. В альбоме жены Чернышевского — Ольги Сократовны он оставил зарисовку их маленького сына верхом на коне. В семье Чернышевских сохранились, кроме того, сделанные Шевченко зарисовки лиц каких-го двух дедов, каких-то трех крестьянских лиц, а также зарисовка овцы.

Журнал «Современник» очень живо интересовался украинской литературой. Наперекор официальным правительственным и реакционным славянофильским кругам, видевшим в развитии украинского языка и литературы «сепаратизм», стремление Украины отделиться от России, Чернышевский ратует за преподавание грамоты украинскому народу на родном языке, за издание популярной украинской литературы для широких народных масс. Он приветствовал выход в свет первого номера журнала «Основа», в котором печатались произведения Т. Г. Шевченко и Марка Вовчка.

Чернышевский выступал против украинских националистов, за дружбу трудящихся всех наций в их борьбе против эксплуататоров. В подтверждение своей правоты он ссылался на авторитет Шевченко. Характерен такой эпизод. Газета галицийских националистов «Слово» выступила с рядом статей, в которых высказывались верноподданнические чувства австро-венгерскому императору, пропагандировалось единение всех украинцев этой империи, независимо от их классовой принадлежности, и вражда ко всем полякам. В № 7 «Современника» за 1861 г, в статье под названием «Национальная бестактность» Чернышевский раскритиковал украинских националистов. Великий русский революционер и мыслитель в очень теплых выражениях отзывался об украинском народе:

«…Малороссы — одно из племен наиболее симпатичных,— говорил он.— Очаровательное соединение наивности и тонкости ума, мягкость нравов в семейной жизни, поэтическая задумчивость характера непреклонно настойчивого, красота, изящество вкуса, поэтические обычаи — все соединяется в этом народе, чтобы очаровать вас, так что иноплеменник становится малорусским патриотом, если хоть сколько-нибудь поживет в Малороссии».

Чернышевский разоблачал холуйское пресмыкательство националистов Галиции перед австрийской короной. Как можно говорить о единстве украинского народа, аргументирует Чернышевский, если украинские националисты Галиции связывают свою судьбу с Австрийской империей, а значит не хотят национального единства украинцев. Выступая против «теории» единого потока нации и проводя классовый принцип, Чернышевский заявлял:

разве немало в Галиции богатейших панов-украинцев и разве украинскому селянину лучше живется под владычеством украинского пана-помещика, нежели польского? И в подтверждение своих слов он ссылается на Шевченко, «имя которого драгоценно каждому малороссу…» «Впрочем,— метко иронизирует Чернышевский,— львовское «Слово», быть может, не признает Шевченко своим человеком: ведь он — не русин и в Львовском «Слове» наверное не стал бы писать».

Так в борьбе против украинских буржуазных националистов Чернышевский считал Шевченко своим соратником.

Интересно также отметить, что говоря о тяжелой жизни крепостного крестьянина, Чернышевский применяет ироническое высказывание Тараса Шевченко из его поэмы «Кавказ»: «Они благоденствуют, по совершенно верному выражению своего любимого поэта Шевченко». Это свидетельствует, в частности, о том, что Чернышевский был знаком с революционной поэзией Шевченко, распространенной тогда подпольно, в рукописной форме, и пытался ее использовать в подцензурной печати. Но царская цензура вычеркнула эти строки из статьи Чернышевского.

В своей рецензии на № 1 журнала «Основа» Чернышевский раскрывает ограниченность идейного содержания творчества украинских писателей, предшественников Шевченко — Квитки-Основьяненко, Гулак-Артемовского и, собственно говоря, выступает против теории единого потока в литературе. «Малороссы естественно должны были восхищаться сочинениями первых малороссийских писателей»,— замечает Чернышевский. Но мы теперь видим, продолжает он, «посредственность дарований», а главное то, что: «Это были люди патриархальные… просто неумевшие различать в своем родном быте дурных сторон от хороших и возводили в идеал такие вещи, от которых уже отворачивался сам украинский народ…».

Иначе говоря, Чернышевский видел их классовую ограниченность: их идеалы не выходили из рамок феодально-крепостнического строя. Названным писателям Чернышевский противопоставляет Шевченко. Но с тех пор, говорит он далее, времена сильно изменились, «малорусская литература получила уже такое развитие, что даже могла бы обойтись и без нашего великорусского одобрения, если б могли мы не иметь к ней сочувствия… имея теперь такого поэта, как Шевченко, малорусская литература также не нуждается ни в чьей благосклонности…» (Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений, т. VII, М., 1950, стр. 934—936.).

С именем Шевченко Чернышевский связывал таким образом новый этап в развитии украинской общественной мысли. Он считал, что украинская литература в лице Шевченко завоевала себе почетное место среди мировой литературы.

О дружбе Чернышевского и Шевченко и совместной общественной деятельности их свидетельствует также и такой, по содержанию не столь существенный, но характерный факт. Подавая в октябре 1859 г. заявление за своей подписью в правительственный орган о разрешении организовать «Общество для воспомоществования нуждающимся литераторам и ученым», Чернышевский среди пяти членов учредителей на первом месте назвал Т. Г. Шевченко (Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений, т. XIV, М., 1949, стр. 383.).

Передовые представители русской общественности, в том числе и Чернышевский, горячо помогали Тарасу Шевченко выкупить из крепостной неволи его двух братьев и сестру с их семьями. На двух заседаниях «Комитета общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым» (21 марта и 13 сентября 1860 г.), который взял на себя эту заботу, присутствовал Н.Г. Чернышевский. Когда владелец родных Шевченко помещик Флиорковский отказался освободить их с наделом земли, журнал «Современник» опубликовал переписку с Флиорковским и осудил его действия ( «Современник», 1860, август, стр. 319—322.).

В мартовском номере «Современника» за 1860 г. Добролюбов опубликовал большую статью-рецензию на «Кобзаря» Шевченко. Автор отмечает, что, вернувшись из ссылки, Шевченко «остался верен своим первоначальным идеям, верен своей Украине». Особо подчеркивается глубокая связь поэзии Шевченко с народным творчеством. «Он поэт совершенно народный,— продолжает Добролюбов,— такой, какого мы не можем указать у себя. Даже Кольцов нейдет с ним в сравнение, потому что иногда отдаляется от народа… Он вышел из народа, жил с народом, и не только мыслью, но и обстоятельствами жизни был с ним крепко и кровно связан» («Современник», 1860, №3, стр. 100, 105.).

Журнал «Современник» перепечатал известную автобиографию Шевченко, написанную им для журнала «Народное чтение». В журнале за 1860 год были помещены рецензии Добролюбова на «Кобзаря» Шевченко, на украинский альманах «Хату», на произведения украинской народной писательницы Марка Вовчка, с которой Шевченко находился в дружественных отношениях: была там помещена также автобиография Шевченко и переведенная Плещеевым на русский язык поэма Шевченко «Работница». В заметках и статьях Панаева также упоминалось имя Шевченко.

Как это видно из письма Тараса Шевченко его «названному брату» Варфоломею от 18/11 1860 г., Тарас послал ему «Современник».

Все это свидетельствует о том, что журнал Чернышевского и Добролюбова «Современник» всячески содействовал развитию украинской передовой литературы, во главе которой стоял Тарас Шевченко, еще шире популяризовал славное имя украинского поэта-борца. И с другой стороны,— о том, что идейно-политическое направление журнала «Современник» Шевченко считал своим, родным, и был непосредственно связан с его руководством.

Еще в ссылке, Тарасу Шевченко удалось читать журнал «Современник» «…Если ты не читал,— пишет Шевченко Б. Залесскому 10 июня 1855 г.,— то прочитай прекрасную статью Хотинского и Писаревского о фотографии в «Современнике» за 1852 г., не помню какой №».

Можно полагать, что еще в ссылке Шевченко был знаком с этим журналом и за другие годы, более поздние, когда там уже начал выступать Чернышевский.

О том, с каким вниманием и уважением Чернышевский, Добролюбов и Герцен относились к идейно-политическому направлению Шевченко, можно судить по той заботе, какую они проявили к идейной «дочке» Шевченко, украинской писательнице Марку Вовчку (Мария Маркович), которая, в свою очередь, была в тесном общении с ними и находилась под их идейным влиянием. В 50-х гг. Марко Вовчок печатала свои произведения в: «Современнике», а в 60-х гг.— в «Отечественных Записках», когда им руководили Некрасов, Салтыков-Щедрин и в них сотрудничал Писарев.

Сподвижник Чернышевского по журналу «Современник» и вообще по его революционной демократической деятельности — русский поэт гнева и печали Некрасов по духу своего творчества близок к Тарасу Шевченко. В процессе общественной деятельности, в кругу общих знакомых Некрасов и Шевченко неоднократно встречались. Об этом мы читаем, например, в дневнике Никитенко, который пишет, что среди сорока человек, бывших 10 марта 1859 г. на вечере, были Некрасов и Шевченко (А. В. Никитенко. Заметки и дневник, т. II. СПб., 1893, стр. 40.).

В дневнике Тараса Шевченко имеется единственное отрицательное высказывание о Некрасове: «Некрасов не только не поэт, но даже стихотворец аляповатый». Эта оценка находится в противоречии с действительным положением идейно-политической общности творчества обоих поэтов и с художественным достоинством поэзии Некрасова. Чем она объясняется, точно установить пока не представляется возможным. Надо полагать, что это не относится к общей оценке творчества Некрасова. Будучи в основном революционным демократом, Некрасов, по выражению Ленина, иногда «грешил нотками либерального угодничества» (В. И. Ленин. Сочинения, т. 18, стр. 287.). Возможно, что непримиримый революционер Шевченко и высказал такое свое мнение по отношению к каким-либо отдельным подобного рода выступлениям Некрасова (Наша точка зрения по этому вопросу совпадает с мнением И. Айзенштока, высказанным им в комментариях к 5 тому собрания сочинений Шевченко, 1956, стр. 539—540.).

Характерно, что Некрасов и Шевченко признавались тогда поэтами, очень близкими друг другу. «Мы, люди шестидесятых годов,— писал Репин,— любили их обоих — и Шевченко, и Некрасова. И на стене своей комнаты вешали их портреты рядом. Для нас они были вроде как бы братья-близнецы» («Правда» 5 марта 1939 г.). Это и нашло свое отражение в художественном творчестве Репина. На известной его картине «Не ждали» в квартире революционера висят портреты обоих поэтов. В предисловии к произведению «Повести в повести» Чернышевский указывает, что пишет для тех же читателей, для которых писали, в частности, Шевченко и Некрасов. Ставя их имена рядом, он подчеркивал тем самым их идейную близость и одновременно свою с ними. В своих «Заметках о Некрасове» Чернышевский называл его «певцом народного горя».

Сам Некрасов с величайшим уважением и любовью относился к украинскому поэту. В стихотворении «На смерть Т. Г. Шевченко» Некрасов писал о нем: «Русской земли человек замечательный».

«Вся «школа» Чернышевского любила Тараса Григорьевича и признавала его своим близким, родным. Шевченко отвечал полной взаимностью. Это, в частности, относится к единомышленникам Чернышевского — русским поэтам М. Л. Михайлову и братьям Василию и Николаю Курочкиным. Н. Курочкин перевел на русский язык ряд стихотворений Шевченко. Он участвовал, вместе с другими русскими поэтами, в переводе «Кобзаря» Шевченко на русский язык под редакцией Гербеля. В одной из своих записок в начале 1860 г. Н. Курочкин писал Шевченко: «Что это значит, Тарасенька, о тебе ни слуху, ни духу?… А между тем я не знаю, по нраву ли тебе мои переводы: к «Музе» и к «Доле?…» Доставь же мне еще что-нибудь из твоих заветных стихотворений. Всей душой любящий тебя Курочкин».

Шевченко оказывал влияние на творчество русских революционных демократов. Так, М. Михайлов, находясь в Петропавловской крепости, писал в стихотворении «О сердце скорбное народа»:

Не жди, чтоб счастье и свобода

К тебе сошли из царских рук.

Это и по духу и по образам совпадает с одним из куплетов стихотворения Шевченко «Я на здоровье не в обиде»:

…………Добра не жди,

Не жди свободы невеселой —

Она заснула: царь Никола

Заставил спать.

Как видно из статьи А. В. Недзвидского, Шевченко встречался с М. Михайловым ( См. Н. В. Недзвідський. Нові матеріали про звязки Шевченка з російскими революційними демократами (в кн. «Збірник праць «Третьої наукової Шевченковскої конференції». Київ, 1955).).

Чернышевский и Шевченко по решающим политическим вопросам того времени стояли в основном на одной и той же позиции. Оба они осуждали антинародный характер подготовляемой тогда крестьянской реформы, разоблачали либералов, как приспешников самодержавия, призывали крестьянство не верить в «доброту» царя и самим готовиться добывать себе волю при помощи топора. Оба они пропагандировали дружбу народов всех национальностей, указывая настоящего и общего врага трудящихся — царя и помещиков. Будучи атеистами, они разоблачали духовный гнет религии, церкви. Чернышевский и Шевченко занимали одну и ту же позицию в области эстетики. Властитель дум передовой русской общественности, Н. Г. Чернышевский оказывал благотворное влияние на идейно-политические воззрения вернувшегося из ссылки Шевченко.

Среди русских людей, оказавших прогрессивное влияние на формирование воззрений Шевченко, следует отметить также виднейшего художника К. П. Брюллова, учителя живописи Шевченко, сыгравшего решающую роль в освобождении поэта из крепостной неволи. Речь идет не только о влиянии Брюллова как художника. Дело в том, что по своим общественно-политическим воззрениям Брюллов был прогрессивным человеком своего времени. Он резко осуждал крепостничество и с ненавистью относился к помещикам-крепостникам. Крепостное право Брюллов называл «вандализмом», а помещиков «феодалами-собачниками». «Это самая крупная свинья в торжковских туфлях!» — передает Шевченко слова Брюллова по адресу помещика Энгельгардта, с которым велись переговоры о выкупе талантливого художника из крепостной неволи. Желая отметить демократизм Брюллова, Шевченко в повести «Художник» называет его «истинным социалистом». Он восторженно отзывался о Брюллове, видя в нем «незабвенного», «истинно необыкновенного человека», «истинного художника».

Круг друзей и знакомых Шевченко среди русской интеллигенции — художников, актеров был весьма обширен. Но в числе многочисленных друзей следует особо отметить его самого старого, любимого, незабвенного друга, вышедшего, подобно Шевченко, из крепостных — актера М. С. Щепкина, основателя русского реалистического сценического искусства. Он был большим поклонником поэтического таланта Тараса Шевченко. Щепкин был знаком лично с Гоголем, с Герценом, которому дал сюжет для его «Сороки-воровки», близко сошелся с Лермонтовым, имел общение с Грибоедовым, оставался близким другом Белинского до самой его смерти. В 30—40-х годах Щепкин вообще был своим человеком в передовом кругу русской интеллигенции. Отчасти благодаря ему Шевченко приобрел многочисленные знакомства.

Впервые со Щепкиным Шевченко познакомился в феврале 1844 г., когда проездом на Украину был в Москве, прожил у него целую неделю и навсегда подружился. С ним Шевченко переписывался, будучи в ссылке, присылал ему свои стихи и русские повести с целью посодействовать напечатанию их. Когда, возвращаясь из ссылки, Шевченко по распоряжению жандармерии принужден был надолго задержаться в Нижнем Новгороде, Щепкин, несмотря на свой семидесятилетний возраст, не побоялся в мороз и вьюгу проехать четыреста верст на перекладных из Москвы в Нижний Новгород, чтобы повидаться со своим дорогим другом, не побоялся навлечь на себя подозрение царской жандармерии, неустанно следившей за политическим ссыльным украинским поэтом. Щепкин и материально помогал Шевченко. Свою знаменитую поэму «Неофиты» Тарас Шевченко посвятил М. С. Щепкину и подарил ему автопортрет.

Артист Щепкин выступал активным популяризатором поэзии Шевченко. Недаром в письме к Шевченко 20 января 1858 г., боясь антиправительственного содержания поэмы «Неофиты», либерал П. Кулиш советовал Шевченко не передавать поэму Щепкину, «потому что он с ней всюду будет носиться».

Поэт ценил Щепкина не только как великого артиста, мастера реалистического сценического искусства, но и как искреннего, незабвенного, благородного друга.

В тесной дружбе Шевченко был также с русским художником Львом Жемчужниковым, который помогал украинскохму поэту-борцу материально.

Исследованиями последнего времени установлено также, что Шевченко неоднократно встречался и вел дружеские беседы по творческим вопросам с выдающимся русским критиком В. В. Стасовым («Т. Г. Шевченко и В. В. Стасов». «Рад. Украща», 11 марта 1952 г.).

Если в среде единомышленников Чернышевского Тараса Шевченко признавали своим близким, родным, то иначе к нему •относилась либеральствующая интеллигенция. Иначе чувствовал себя там и Шевченко. С известным русским писателем И. С. Тургеневым, например, Шевченко познакомился вскоре же после возвращения из ссылки в Петербург и неоднократно с ним встречался в кругу общих знакомых. Тургенев принимал активное участие в том, чтобы помочь Шевченко освободить его родных из крепостной зависимости. Но на всех их взаимо отношениях лежала печать различия идейно-политических воззрений. В своих воспоминаниях о Шевченко, помещенных в виде приложения к пражскому изданию «Кобзаря» 1876 г., Тургенев писал: «талант его привлекал нас своей оригинальностью и силой…». «Он держал себя осторожно, почти никогда не высказывался вполне; все словно стороной пробирался… Вообще это была натура страстная, необузданная, сдавленная, но не сломленная судьбою, простолюдин, поэт и патриот» (См. Т. Г. Шевченко. Кобзарь. У Празi, 1876, стр. III—VI.).

Там же воспоминания о Шевченко поместил русский поэт Я. П. Полонский, с которым Шевченко неоднократно встречался у графини А. И. Толстой, жены вице-президента Академии художеств. «Он был человек в высшей степени бесхитростный,— говорит Полонский,— запальчиво откровенный и даже бесстрашный в том смысле слова, что неумеренные речи его частенько заставляли других бояться за него, или затыкать уши и убегать». «Крепостное право… ненавидел он всеми силами души своей». «Не знаю,— продолжает Полонский,— каковы были его политические убеждения; думаю только, что были они настолько же непрактичны, насколько благородны» (См. Там же, стр. X, XII.).

Полонский был противником революционно-демократического направления в литературе, Салтыков-Щедрин в 70-х годах XIX в. в своей рецензии на сборник произведений Полонского «Снопы» писал: «Зачем же вы, втаптывая в грязь целое общественное направление, ропщите, жалуетесь на каких-то врагов…» (Н. Щедрин (М. Е. Салтыков). Полное собрание сочинений, т, VIII, стр. 425.).

Либерально настроенные слои русской и украинской интеллигенции приветствовали Шевченко как выходца из крепостных, почитали его поэтический талант, сочувственно относились к нему, как к страстному борцу против крепостнического рабства,— и в то же время или упрекали его в том, что он держался слишком «осторожно», не высказывал всех своих политических убеждений, или же, наоборот, ставили ему в вину то, что он произносил такие «неумеренные речи», от которых приходилось со страха убегать. Они осуждали его страстную революционность.

В связи с обострением в стране классовой борьбы в конце 50-х, в особенности в 60-х гг., либералы еще сильнее стали выражать свое недовольство революционным демократизмом, относиться к нему открыто враждебно. Так, когда был арестован. Чернышевский, подлый либерал Кавелин оправдывал действия царского правительства. И. С. Тургенев занял недоброжелательное отношение к направлению Чернышевского и стал писать

Александру II Вешателю письма с излиянием своих верноподданнических чувств. Этот процесс в одинаковой мере происходил и в среде украинской либеральной интеллигенции. Н. Костомаров, например, порывает с Чернышевским и открыто, в прессе, выступает противником идейно-политического направления Чернышевского и Шевченко. Кулиш резко шарахается вправо, покончив с восхвалением таланта Шевченко. И ранее он делал это лицемерно, теперь же открыто обливает поэта грязью.

Украинские буржуазные националисты утверждали, что Шевченко не любил русского народа, пренебрежительно относился к русской культуре, к русскому языку. В действительности же это они сами сеяли рознь и вражду между русским и украинским народами. Ненависть угнетенных масс украинского народа к русскому царю, к русским помещикам, к русским чийовникам и дворянам-офицерам они пытались изооразить как ненависть ко всему русскому. Это они клеветнически приписывали и Шевченко. Но подлинные убеждения и деятельность Шевченко свидетельствуют о противоположном.

Шевченко пропагандировал дружбу украинского и русского народов, дружбу всех народов царской России в совместной борьбе против палача-царя и злодейского гнёта помещиков-крепостников всех национальностей. Шевченко, как было показано, с глубоким уважением и любовью относился к русской культуре, упорно и непрерывно изучал ее. Он настойчиво изучал русский язык, причем с той целью, чтобы непосредственно включиться в литературное творчество на русском языке совместно с русскими писателями.

До нас дошло девять из двадцати русских повестей Шевченко, причем и они впервые были опубликованы лет через двадцать после смерти писателя. Виноваты в этом украинские националисты, которые еще при жизни Шевченко распространяли сведения о том, что повести эти, якобы, не представляют никакой ценности и что, будто бы, сам Шевченко был очень невысокого мнения о них. И то, и другое является очередной клеветой. Подлинная причина заключается все в той же исходной позиции украинских националистов, которые не могли простить Тарасу Шевченко его творчества на русском языке и считали эти его выступления чуть ли не изменой Украине.

Идейным вдохновителем всей компании, выступившей против русских повестей Шевченко, и наиболее рьяным хулителем их был Кулиш. Из его писем Тарасу Шевченко видно, что он прибегал ко всяким способам морального и материального воздействия, чтобы убедить Шевченко в порочности его русских повестей и не допустить их до печатания. Он даже высказывал желание купить все повести для того, чтобы сжечь их. В одном из писем Кулиша к Шевченко прорвалась такая фраза: «Может быть скажешь, что я московщины не люблю, поэтому и хулю». Не случайно Кулиш возбудил этот вопрос. Шевченко, видимо, и раньше обвинял Кулиша в том, что он не любит, ненавидит культуру русского народа. Такое отношение Кулиша к русской литературе заметил еще Добролюбов, он писал об этом в «Современнике» за 1860 год в рецензии на «Хату» П. Кулиша (Н.А. Добролюбов. Полное собрание сочинений, т. V, стр. 504 —505.).

Но то, чего не смог сделать Кулиш — сжечь повести, частично выполнил Костомаров, скрывший от народа повести Шевченко. Костомаров вовсе не прав, когда в письме к М. И. Семевскому в декабре 1879 г. утверждал, что Шевченко не решался печатать свои русские повести «по скромности» и по недостаточному знанию русского языка, так как злая «судьба» поставила его, дескать, в такое положение, что он не имел возможности «расширить умственный свой горизонт». Костомаров этим просто хочет замазать следы своего литературного преступления— двадцатилетнего укрывательства повестей Шевченко. Поэтому-то он и запутался в противоречиях. Он говорит о всех повестях, что они «похожи на драгоценные камни в уродливой оправе». А в отношении повести «Несчастный» и «оправу» признает прекрасной. Перечисляя положительные стороны ее и с художественной стороны, он заявляет, что «все это дало бы этой повести почетное место между лучшими произведениями наших беллетристов, если бы она была напечатана».

Сохранившиеся повести впервые были опубликованы только в начале 80-х годов XIX столетия, после смерти Костомарова.

История с повестями это — один из эпизодов истории борьбы двух культур, борьбы, которая принимала то более или менее скрытый, то открыто враждебный характер.

Напрасны были все попытки украинских буржуазных националистов оторвать Шевченко от культуры великого русского народа.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *