Загрузка...Еще тогда, когда Августин был с манихеями, его занимало зло в мире. Чем оно объясняется? Почему мир не только добр? Манихеи оперировали двумя мировыми причинами, злой и доброй (О прир. блага, 43). Но платоники и христиане, будучи монистами, верили, что у мира был только один источник. Бог никогда не делал зла, писал Августин манихею Гонорату, Бог никогда не раскаивался в своих поступках. Его царство не есть часть этого мира. Он никогда никого не обманывал (О пользе веры, 36).
Именно потому, что мир есть творение Божие, он не только зло (О прир. блага, 3). Всем вещам Бог дал цель, облик и порядок. В известной степени творение испорчено непослушанием. Но если бы не было добра, мы бы даже не знали, что зло — это зло. В тварном мире нет ошибок, но в нем есть недостатки. Так и ложное мышление — это мышление, которому недостает реальности. Истина существует въяве, тогда как ложь знаменует собой отсутствие того, что должно было бы существовать.
Только платоники понимали, что Бог — это «высшее благо», summum bonum (О граде Бож. VIII, 10; Письма, 118, 13; О прир. блага, 1). Платон дал Августину понятие о философии, которая ищет Бога (О граде Бож. VIII, 8). «Все стремится к единству» (О порядке II, 18): omnia in unum ten-dunt. Так ставится проблема о возможной ответственности центральной власти за зло в мире. Существует только один порядок, один режим, но иногда может создаваться впечатление, что некоторые события направляются извне. Волей Бога (О прир. блага, 43).
Мировой порядок имел духовное свойство, и оно сверху осеняло и материальную, и нематериальную действительность. То есть, вечный порядок ослабевал по пути к материи. Поэтому вечный порядок не так ощутим в материальном, как в нематериальном. Кроме того, прекрасный порядок, чтобы быть прекрасным, должен иметь противоречия. Обезьяна тоже может быть красивой в своем роде, говорит Августин (О прир. блага, 15). Если бы все было добром в равной степени, порядка вообще не существовало бы. Для того чтобы был порядок, должны существовать различия; Поэтому для представления о прекрасном порядке необходимо то, что не является безусловно хорошим. Зло — предпосылка великолепия и созидания мира (О порядке, 1,7). Августин часто использует такой образ: вселенная, подобно песне, требует ритма и контрастов (О муз. VI, 11; Письма, 138,5). Противоречия и различия — предпосылка гармонии (О граде Бож. XI, 18).
И, наконец, существует зло как недостаток добра. Зло не имеет собственной причины, оно является именно тем, чему не хватает ясных и четких причин. Подобная слепота — недостаток способности видеть или глупость, которой недостает знаний. Желать зла — все равно, что стремиться к ничто (О своб. реш. II, 20). Ничто обязательно существует на низших степенях действительности (О своб. реш. Ill, 9). Материя — зло в том смысле, что она не имеет формы и потому «почти ничто»: prope nihil или penitus nihil (Исп. XII, 3 и 6). Будучи бесформенным, nihil не требует познания. Ибо нельзя познать то, что не существует. В той степени, в какой что-то существует, оно добро (О граде Бож. XII, 2). Все существует только потому, что существуешь Ты, говорит Августин Богу (Исп. XI,5). Все, что создано, преходяще, потому что создано «из ничего»: exnihilo (О прир. блага, 10). Все, что происходит из ничего, может опять превратиться в ничто. Сам по себе грех — это отсутствие в воле любви к Богу (О граде Бож. XII, 7-8).
В поздних сочинениях для объяснения этого положения приводятся грехопадение и первородный грех. Гордыня, желание быть подобным Богу, становится ядром любого человеческого зла. Только после того, как Августин стал епископом, у него появилось представление о Чистилище и Аде. А в первое время после принятия крещения он вместо них говорит о Судном Дне. Но и Судный День в первую очередь — это «символ» (manifestatio) внутреннего опыта. Только в трактате «О граде Божием», книга XX, мы находим ортодоксальный, исчерпывающий и стоящий в центре рассказ о Судном Дне.
Многие замечали, что в своих ранних произведениях Августин на удивление мало говорит о Судном Дне. А то, что он говорит о суде, аде, чистилище и небесах, это то, что впоследствии вошло в церковное учение (О христ. учен. (, 38) Пытаясь разрешить большинство проблем, Августин прежде всего обращается к сотворению мира. Более 1700 раз он ссылается на историю сотворения мира, рассказанную в Книге Бытия и в Прологе Иоанна. Но на последний суд, каким его описывает Матфей в гл. 25, Августин ссылается всего около 360 раз. Кроме того, в своих сочинениях он пять раз подробно пересказывает Книгу Бытия.
В произведениях Августина эсхатологический элемент учения Церкви более приглушен и подан более академично, чем у большинства его предшественников. Он решает проблемы Церкви, которая, по замыслу, пребудет на земле еще долго. Призывает своих верующих серьезно относиться к земным узам (О христ. учен. II, 101). И постоянно предупреждает против бегства от мира, пытаясь сформулировать многосторонние задачи верующих в этом мире (О граде Бож. XV, 21). Когда военачальник Бонифаций хотел отказаться от военной жизни и стать монахом, Августин сказал, что редкий военачальник-христианин нужнее, чем еще один монах среди многих монахов! (Письма, 185).